Страй с детьми от участия в жеребьевке на участок городской земли решили не принимать участие. Это не обсуждалось, но девушка знала, что поселиться в городе после свадьбы было желанием Элии, которая там выросла, а муж ей не стал возражать. Теперь же у него не было желания возвращаться.
С гибелью Дейда Страй взял на себя долг предписывавший ему оставаться жить с родителями, чтобы о них заботиться. Его детям тоже было полезнее находиться в спокойном мирке дома, который они хорошо знали, чем продолжать жизнь в том месте, где они потеряли маму.
Дома Кара и Ялма не раз обсуждали, что Сатия и Нерит были благодарны сыну за решение остаться с ними. Своих внуков они окружили заботой и вниманием, стараясь компенсировать и потерянную мать, и постоянно занятого на работе и городских работах и поисках отца.
Как и положено, с первым лучом солнца нового дня тела погибших предали огню, после полудня того же дня урны с их прахом уже несли к месту последнего их упокоения. Скорбную процессию из поселка возглавляли родные, несущие прах умерших.
Длинная процессия людей в траурных одеждах, сопровождаемая звуками рыданий и прощальных песен, вышла из поселка и направилась через Ржавые скалы в это уединенное место. Предполагалось предать земле больше двух десятков погибших. Такие церемонии происходили каждый час. Навстречу им встретилась предыдущая процессия, возвращавшаяся с погостов.
Кастия вместе с родителями, братьями, сестрой и их семьями шла среди скорбящих людей. Не было с ними лишь Ариты и двух пожилых родственниц, которые остались дома с детьми. Сына Левии тоже оставили с ними, потому что его матери предстояло отнести в склеп семьи прах своего мужа.
Во главе процессии, ее середине и замыкающими шли многочисленные группы женщин, возглавляемые "запевалами", которые и издавали полагающиеся ситуации звуки. Кто-то из них рыдал, завывал, причитал и стонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Другие пели положенные по обычаю песни, создавая необходимую атмосферу.
Периодически выключаясь из окружающей ее ситуации, Кастия каждый раз вздрагивала, когда одна из запевал начинала новый этап скорби.
— На кого же вы нас покинули?! — завыл чей-то голос, и ему вторили профессионалки и погруженные в отчаяние люди.
Кастия снова вздрогнула. Когда умерла бабушка, ее не брали на прощание. Считалось, что детям нечего делать на таких церемониях. И лишь сейчас она поняла и согласилась с этим, даже порадовавшись об этом. Потеря близкого родственника — тяжкое испытание для взрослого, а для детей — вдвойне. Особенно, в такой атмосфере безудержного отчаяния и скорби.
Издавна считалось, что правильно, а точнее наиболее надрывно и правдоподобно оплаканные мертвые души быстрее найдут в новый мир дорогу, чем неоплаканные. Для островитян, не имевших родственников, поселковые и городские советы даже выделяли средства для найма плакальщиц и плакальщиков. Тем, у кого были родные, они и оплачивали эту необходимость.
На нынешнюю процессию считалось обоснованным нанять не менее полусотни профессиональных рыдальщиц. Вот они и старались, отрабатывая полученный аванс. Закутанные в темные одежды с головы до ног, они на ходу стенали, плакали, заламывали руки и голосили, разжигая было успокоившихся родных и близких умерших и сподвигая их на очередные истерики.
Профессионалки для наивысшего эффекта нередко падали на колени, вздевали к небесам руки и молили Богов о прощении. В этой атмосфере любые чувства становились острее.
Испытывая неимоверное желание заткнуть уши и зажмуриться, Кастия, глядя перед собой, медленно двигалась по пыльной рыжей дороге, запачкавшей ее платье и накидку почти до колен. Глядя, как неестественно прямо держит спину закутанная в траурные одежды с головы до ног Левия, с обоих сторон поддерживаемая женами братьев Дейда и Террина, девушка внутренне сжималась и безостановочно шептала мольбы Богам о здравии мужа.
— Пусть он только будет живым. И верни его ко мне, — этими словами она, как всегда, заканчивала каждую свою мысленную речь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Под руку со скорбно ссутулившимся Страем шла Сатия, едва переставлявшая ноги и поддерживаемая с другой стороны мужем. За эти дни Кастия с ними виделась всего пару раз мельком. Они смотрели друг на друга, но не решались заговорить. Пока среди найденных тел никто не узнал Террина, у них всех была надежда. И говорить об этом все суеверно боялись. Чтобы не спугнуть. Вдруг он все же жив.
Глаза заволокло мутной пеленой, а уши заложило. Кастия вздрогнула, внезапно снова, как в тот день, оказавшись в мутной зеленоватой воде. Та была ужасно, до тошноты, теплой и сильно воняла гнилью. Вокруг нее плавали длинные зеленовато-желтые ленты водорослей и какие-то огромные черные жуки.
Из толщи воды прямо к испуганно озиравшейся и теряющей последний воздух Кастии со дна поднималось человеческое тело. Мертвое, как она поняла, видя безжизненно раскиданные конечности и беззащитно откинувшуюся голову с шапкой черных волос. "Мужчина?" — с ужасом подумала она, наблюдая, как тело разворачивается. Она со страхом понимала, что вот-вот ей станет видно его лицо.
— Только не он, — прошептала она, — Только не он.
Совсем рядом с лицом Кастии кто-то фыркнул, и в следующий миг множество капель воды обрушились на ее лицо. Она вскинулась и испуганно заозиралась, вырванная из небытия и не понимая, что произошло. Мария, нахмурившись, заглянула в ее лицо.
— Кастия, ты как? — встревоженно спросила она, — Ты так побледнела…
— Тебе дать успокоительного? — тут же с другой стороны поинтересовалась Кара, — Как ты себя чувствуешь?
С усилием девушка покачала головой.
— Нет, не надо успокоительное, — хрипло ответила она, — Мне мама давала. Я в порядке…
— Да уж, — скептически фыркнула Кара, а Мария сказала:
— Кастия, давай все-таки, а? Выглядишь ты… краше, чем…, - она осеклась.
Кастия покачала отрицательно головой, вытерла рукой капли со своей щеки и вздохнула, оборачиваясь в поисках матери. Ялма и Хаид нашлись рядом с Сатией и Неритом.
Мать Террина раскачивалась из стороны в сторону в такт похоронным песням. Покрасневшие глаза и бледное лицо, залитое слезами. Сегодня она окончательно лишилась одного из сыновей и девушки, которую любила как дочь. Старшей невестки, которая была ей близка и так давно вошла в семью.
Нерит обхватил жену руками и поддерживал, каждый раз при выкрике очередной запевалы, оборачиваясь на источник шума.
Девушка отстраненно вспомнила о тех отнюдь не веселых песнях, что распевали, возможно, те же женщины в день ее свадьбы и подумала, что между тем днем и сегодня есть огромная разница. "Умереть" для своей семьи при переходе в семью мужа и быть мертвым вообще — несравнимые величины. Те песни действительно воспринимались издевательством. Ведь "умершая" как дочь может еще не раз увидеться со своими родными, а вот ушедшие навсегда — никогда не вернутся к тем, кто любит их.
Левия и Страй, как и многие другие поставили свои урны на отведенные им места на ритуальном камне и для прощания с миром открыли закрывавшие их крышки. У обоих дрожали руки. Страй был одного цвета с белыми глиняными урнами, тогда как лицо Левии покраснело и распухло от слез.
Плакальщицы зашлись в скорбном крике, оповещая об апогее церемонии. Кастия неприязненно и раздраженно поджала губы, жалея, что нельзя заткнуть уши и вспоминая их аналогичное поведение, когда она, обутая в выкупленные закрытые сандалии своим женихом, шагнула за порог родительского дома. Казалось, что с тех пор прошла вечность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она до сих пор ощущала, как теплые пальцы ласково обхватили ее руку. Не видя ничего из-за ослепившего ее солнца даже сквозь свадебный покров, девушка знала, что Террин улыбается ей.
— Я люблю тебя, — шепнул он тогда, на краткий миг привлекая ее к себе прежде, чем они рука об руку пошли по дорожке от дома ее родителей к повозке за забором, чтобы направиться в Храм.
Тогда плач и скорбные завывания ознаменовали для нее начало новой жизни, сейчас, тяжелым бременем упав на плечи присутствовавших, — завершили жизненный ход Дейда, Элии и других знакомых ей посельчан.