Ким подумал, что старец снова попытается превратиться в тигра, и решил больше не мешать ему. Но Чумон, как всегда, поступил непредсказуемо. Он поднес ко рту ладони и испустил могучий раскатистый рев, от которого сердце Кима провалилось в желудок. Горы притихли, словно вымерли — казалось, все окрестные звери и птицы перестали дышать от ужаса.
— Теперь мы подождем. И если тигр сейчас в долине, а не ушел куда-нибудь в южный Чирисан, то он обязательно отзо…
Его слова потонули в ответном реве — он, словно эхо, вернулся сразу со всех сторон, повторяясь и усиливаясь. И тут же среди сосновых стволов пугающе близко мелькнуло ярко-рыжее тело. Поразительно, как огромный зверь ухитрялся так незаметно передвигаться, прячась за скудными можжевеловыми кустиками и желтеющей листвой подлеска.
— Похоже, хозяин Иголки уже давно следил за нами, — шепнул Чумон оторопевшему ученику, глядя, как тигр выходит перед ними на тропу. Хозяин Каменной Иголки двигался плавно и лениво. Казалось, мышцы перетекают под его полосатой шкурой. Тигр остановился перед ними шагах в десяти и уставился на старца золотыми глазами. Чумон сложил ладони у груди и церемонно ему поклонился, как равный — равному.
— Приветствую тебя, бессмертный дух, — сказал он.
В его голосе не было и намека на страх.
Ким, глядя, как постукивает по земле кончик тигриного хвоста, тоже отвесил духу Иголки поклон. Говорить ничего не стал. «Чумон это затеял, пусть сам и выкручивается», — подумал он.
— Позволь выразить почтение тебе и твоей семье, — продолжал Чумон. — Надеюсь, твоя прекрасная супруга и добродетельная дочь пребывают в добром здравии…
Тигр всё так же смотрел на скитника круглыми глазами, только подергивал хвостом. Ким начал беспокоиться. Неожиданно пришел ответ, но совсем не оттуда, откуда его ожидали.
— У добродетельной дочери все чудесно, — раздался мелодичный голос, и рядом с тигром на тропе возникла Мисук. — Она гуляла по лесу, услышала перебранку — и сразу угадала, кого здесь встретит.
— В самом деле, этот юнец бывает просто невыносимым, — приветствуя ее поклоном, сказал Чумон. — Строптив, упрям…
— Я, вообще-то, имела в виду одного склочного сварливого скитника, — возразила Мисук. — Рада вас видеть, почтенный Чумон… И тебя, Ким. Не часто вы радуете нас своими посещениями.
— То же самое мне всё время повторяют в монастыре…
От волнения Ким даже не обратил внимания, что Мисук и Чумон разговаривают так, будто знают друг друга сто лет. В то мгновение, когда фея появилась на тропинке — выскользнула из-за кустов? возникла из воздуха? — весь мир для него исчез, осталась только она. С той последней встречи у ночного костра дочка горной ведьмы явно стала еще прекраснее, чем прежде. И никаких встрепанных волос или крестьянских обносков: на этот раз она была одето тщательно и нарядно. Видно было, что готовилась принимать гостей: брови подведены, щеки нарумянены, сложная прическа украшена синими перьями зимородка. Платье из текучего шелка вышито пышными золотыми хризантемами, в руках веер, глаза насмешливые.
— Отец, преподобный Чумон… и ты, Ким, — сказала Мисук, — мама просила всех поторопиться. Еда уже на столе.
Конечно, не на столе, а на покатом травянистом берегу своего пруда ведьма Ямэн устроила на удивление роскошный обед. Ким диву давался, откуда у нее все это взялось — и столовая утварь, и скатерти, и полотенца; не то прятали в пещере, не то доставили из самого Юлима. Мяса, конечно, не было, а всё остальное — чем только богаты осенние горные леса. Множество видов грибов и ягод, пряные травы и дикий рис… И всё это — в десятках изысканных сочетаний. «Шли на охоту, а попали на семейную трапезу», — думал Ким, стараясь не особенно жадно накидываться на пищу. Он отвык от вкусной обильной еды и с удовольствием смел бы всё, до чего мог дотянуться, но его останавливал взгляд Мисук. Фея в изящной позе устроилась на траве, изображая томную аристократку, которая впервые в жизни выбралась на природу — видно было, что развлекается от души. Старица Ямэн тоже принарядилась. Причесала седые космы, заколола их зубчатым гребнем, обрядила свои мощи в тяжелое парчовое платье. Облокотившись на дремлющего тигра-супруга, она оживленно болтала с Чумоном.
— … и с каждым днем все больше и больше. В одном вашем монастыре за сотню монахов перевалило, а гости? А паломники? Зачем монахи построили подъемник? Раньше человек глянет на монастырскую тропу — и десять раз подумает, стоим ли ему сюда лезть, а теперь — сел в бадейку, и тебя тащат вверх на веревке! Скоро в долине станет мало места — и придется уходить. Мы с мужем для здешних жителей как бельмо на глазу, я-то знаю. В пропасть путник сорвался, попал под лавину — так непременно либо тигр виноват, либо ведьма заворожила. Нет, скоро выкурят нас отсюда…
— Ну, ваш супруг такого не допустит, не так ли? — возразил Чумон, задумчиво посматривая на тяжелую морду спящего тигра.
— А что он может сделать? Сожрать пару-тройку самых назойливых гостей? Вот тогда сам увидишь — за нас примутся по-настоящему. К тому же съеденный монах плохо скажется на его духовном совершенствовании.
Тигр зевнул во всю пасть и снова погрузился в сон. Чумон одобрительно посмотрел на его усы и придвинулся еще чуть-чуть ближе.
— Но монахи — это еще полбеды! — продолжала жаловаться бабка. — Гораздо хуже мерзавцы-охотники!
— Да что ты говоришь! — посочувствовал Чумон. — Негодяи!
— Когда я последний раз гоняла отсюда этих звероловов, один из них потерял список. Ты бы видел его! Все тело моего драгоценного супруга было у них поделено заранее. Мясо, потроха, само собой, а также отдельно: тигриные кости, — старуха принялась загибать пальцы, — когти, усы, глаза, хвост, печень, и даже — при девице неловко сказать что!
— Да, эта часть туши справедливо славится как великолепное укрепляющее средство, — с ученым видом покивал Чумон. — Также помогает от бесплодия и…
Смутившись, он умолк, покосился на тигра, но тот не обратил на его слова никакого внимания.
— А сколько от них беспокойства, от этих охотников! — сокрушалась бабка. — В прошлом году в долину пробралась целая шайка. Вырыли на тропе ловчую яму, прикрыли ветками… Потом туда провалились двое монахов, а кого обвинили? Конечно, меня!
Ямэн возмущенно фыркнула и принялась разливать брусничный чай.
Из-за спины Кима едва заметно повеяло духами. Его руки коснулись легкие пальцы, и тихий голос прошептал:
— Пусть себе болтают. Пошли отсюда…
Мисук увела Кима довольно далеко вверх по ручью, как будто нарочно стараясь уйти подальше от ведьминой заводи. Ким едва поспевал за ней. Выйдя на прогалину, она неожиданно она отпустила его руку и повернулась к нему лицом. Куда делась томная аристократка? Перед Кимом снова стояла прежняя неукротимая Мисук. Тигриные глаза дерзко смотрели на него в упор.