Щука пришла, на сто процентов, с ям, и такая тактика Тихарька ей была только на пользу. На дне она была как у себя дома, а вот на поверхности, да ещё против солнца Тень (а именно так звали щуку) чувствовала себя совсем неуверенно.
Она вообще не любила это Солнце, считала его лишним предметом в этом мире и не испытывала к нему никаких чувств вообще, а уж, тем паче, положительных. Зимой и ночью, когда Солнца не было, она чувствовала себя куда как хорошо и гораздо комфортнее, чем сейчас при нём.
– Тяжёл сегодня почему-то, – подумалось Тихарьку, и тут же он вспомнил, что пять минут назад съел двух здоровых червяков, которые и заставляли его сейчас делать всё в два раза медленнее.
– А вот был бы вегетарианцем, остался бы жив, – сказал кто-то изнутри Тихарьку.
– Кто ты? – спросил изумлённый Тихарёк, уже понимая, что от Щуки ему не уйти.
– Кто, кто… дед Пехто! – раздалось опять где-то у него внутри, – зачем червячка заморил? Вот сейчас и придётся отвечать, – последнее, что услышал прожорливый окунь, перед тем щучья пасть проглотила его, практически, даже не задев своими остро заточенными зубищами.
Глава 20
Гиров очнулся мгновенно. Сознание подсказывало ему, что он на рыбалке. Однако, оглядевшись по сторонам, он сразу всё вспомнил. Никакой рыбалки не было. Он лежал на больничной койке, почему-то привязанный к кровати. Руки от этого жутко ныли.
Саня попытался развязаться, но не тут то было. Просить, чтобы тебя развязали, было бесполезно. Раз связали, значит, за буйного приняли.
Руки болели нестерпимо, и он стал потихоньку раскручиваться. Это требовало времени и терпения. На ум опять почему-то пришла рыбалка, в том незабываемом для него семьдесят третьем году, когда он в тринадцать лет пошёл на таёжное озеро вместе с дядей и чудом остался жив, отделавшись, как говаривал дядька, лёгким испугом.
– Ехал грека через реку, видит грека в реке рак, – стал бубнить про себя Гиров, пытаясь не затянуться до конца и понимая, что тогда его дело труба.
В этот момент в комнату вошел какой-то долговязый, носатый парень с козлиной бородкой и, сев на соседнюю кровать, и ни слова не говоря, стал внимательно наблюдать за ним.
Это был Вовочка Пуговкин, отца которого тоже звали Владимиром, отчего в палатах все его называли просто – ВВП.
– Помочь, Второй? – немного понаблюдав, как Гиров выпутывается, дружелюбно спросил ВВП.
– Почему Второй? – не понял Гиров.
– А кто ж ты Первый что ли, – ухмыльнулся Вовочка. Первый здесь – Я!
– А ты кто такой? – спросил Саня, начиная свирепеть. Верёвки никак не поддавались.
– Я то? Президент, – выпучив глаза и пристально смотря на Штирлица, глухо сказал ВВП. – Не ожидал такой встречи с Первым?
– Ну, давай, президент, присоединяйся, похоже, я сам не осилю эти силки.
– Ага, меня потом тоже тогда привяжут, если узнают, что я тебе помог.
– Не узнают.
– Узнают, – твёрдо сказал ВВП и кивнул на рыжего больного на кровати напротив, – Чубайс заложит.
В это время верёвка на левой руке поддалась.
– Сам справлюсь, – подумал Гиров и решил больше не отвлекаться на разговоры с ВВП.
Психи тоже не стали докучать его своими вопросами, а втихаря заключили между собой пари на вечерний кефир – сможет или не сможет выпутаться.
Верёвки врезались в тело все больше и больше. Руки совсем онемели, из-за чего начинало сводить судорогами все тело, хотелось ругаться матом, но Гиров говорил себе: – молчи и терпи. Помнишь, какая боль была от самоловки, которую ты намотал по глупости на руку, когда на Мелком пытался вытащить щуку, попавшую на неё? Ведь тогда же молчал? Вот и сейчас молчи!
– Интересно, сколько уже лежу в этих верёвках, – подумалось ему. – Похоже, часа три-четыре, уж, больно тело онемело.
На самом деле шёл уже восьмой час, как семи здоровым санитарам и помогавшим им больным, жившим в «Черной дыре» на привилегированных правах, по указанию Главврача удалось скрутить Гирова.
В «Чёрной дыре» это вообще всегда практиковалось: всех вновь прибывших, а особенно свеженьких привязывать к кроватям. Это называлось ласковым словом «пеленать». И этому никто не противился, за что все и имели не очень тугие повязки. Но этот, почему-то, воспротивился…
Наконец, верёвки поддались и тело, обретя долгожданную свободу, нежно заныло.
– Кайф, – подумалось Гирову.
– Кайф, да? – сказал грозно ВВП. – А я из-за тебя должен кефиром расплачиваться.
– И злобно зыркая на Штирлица, он резко выскочил из палаты.
– Не прошло и двух минут, как в палату ввалилась целая гурьба персонала и, ни слова не говоря, опять навалилась на Гирова.
– Вы что, суки, совсем обнаглели! – побагровев, заревел он голосом затравленного зверя.
– Вы кого вяжете? Полковника Советской армии? Да я вас размажу…
Двое сразу отлетели в сторону и уже больше не приближались к кровати, но оставшихся было вполне достаточно, чтобы сделать свое гнусное дело.
В этот раз сознание уже не покидало Штирлица и он все происходящее наблюдал воочию. Как только его плотно взяли со всех сторон, подошел главный и вонзил в руку иглу.
– Теперь три дня не то что не развяжется, а даже языком не сможет ворочать, – грубо выругался он.
– А? Или ты всё же помог ему? Я к тебе обращаюсь, президент хренов? – глядя на ВВП, прорычал он.
– Клянусь Путиным – нет, – запричитал Вовочка, – Я на нём даже кефир потерял, вон Чубайсу отдавать вечером придётся, – ткнул он пальцем в сторону рыжего больного.
Следующих трёх дней Гиров вразумительно не помнил. Перед глазами носилась одна и та же картина: как его вместе с плотиком таскает по озеру огромная щука, а он, даже, не может никого позвать на помощь, потому, что язык онемел от страха. После этого начался его очередной – восьмой (или уже девятый) по счёту кошмарный сон.
И в это же самое время (хотя Земляне всегда считали, да и сейчас продолжают считать, что события, происходящие с ними в разном возрасте, не могут происходить одновременно) он уже вёл неравную борьбу – не на живот, а на смерть.
Тогда, да и сейчас тоже, он ещё не знал, что всё это – звенья одной цепи.
Глава 21
Солнце клонилось к закату. Шёл уже второй час, как огромная Щука таскала Санька по всему озеру, не останавливаясь ни на минуту.
Подхватил он её, когда уже смотал удочки и выгребал своим единственным веслом в направлении избушки.
– Бойся ходить на ямы, – звенело у него в ушах предупреждение Бороды. – Там такая тварь водится, что если встретишь, получится настоящий бой с Тенью.
Тенью мужики прозвали огромную щуку, обитавшую на ямах Мелкого с давних времён.
К слову сказать, к ямам Санёк и близко не подплывал. Когда до берега оставалось всего лишь каких-нибудь метров сорок-пятьдесят, он, вдруг, заметил, как самоловка напротив мыска медленно стала сползать.
– На травянку не похоже, та сразу вскачь идёт. Развязалась, – подумал пацан, и нехотя поехал к жерди. – Надо поправить – непорядок, на ночь оставлять не взведённую самоловку, не правильно это.
Саня привык, что б на озере у него все было правильно. Бечева медленно уходила от жерди, но не в берег к кустам, а почему-то в сторону ям.
– Совсем окунек на солнце перегрелся, – подумал Санёк. – Прёт в противоположную сторону и хоть бы что. Ещё подцепит на глубине корягу, потом не наныряешься. Обрезать придётся, а якорь жаль.
На всех самоловках в этот раз у них были настоящие латунные якорьки, которые дядька привёз из последней поездки в Архангельск, где он продавал связанные за зиму сети по очень даже хорошей цене и запасался патронами, порохом и особенно картечью, которой всегда была нехватка в этих местах.
До кола (места, где была самоловка) оставалось метра полтора, как, вдруг, движение бечевы прекратилось.
– Ну, всё, куда-то приплыл, – подумал парень с сожалением, пытаясь зацепить веслом верёвку. На противоположном конце что-то тихо булькнуло.
– Похоже, все же съели, – мелькнула у него мысль и он начал наматывать верёвку на руку, сняв для удобства самоловку с шеста. Как только до якорька, по подсчётам Санька, осталось метров пять-шесть он почувствовал какое-то странное напряжение бечевы. Снасть пошла с натягом. Было такое ощущение, что он всё же тянет какую-то корягу.
Медленно-медленно он начал выбирать на себя бечеву. Уж очень не хотелось ему сейчас нырять за якорем. Снасть поддалась и медленно стала подниматься со дна.
– Блин, чёртов окунёк. Похоже, отменную корягу тащу.
При этих словах кепка, которая и так еле держалась на чубастом лбу паренька, резко поднялась вверх вместе с волосами. На него из воды смотрела щучья башка! Никак не меньше чем голова трёхгодовалого быка Арсения из соседней деревни, только вытянутая и приплюснутая с двух сторон.
– Ну что? Поиграем? – сказала щука. – Кто кого, как думаешь? Кто не спрятался, я не виновата! – И с этими словами она показалась Саньку вся.