— Ну, кажется, все в порядке, — проговорил он, обращаясь к улыбавшемуся Тзень-Фу-Синю.
— Будет все шибко хорошо, вот только автомобиль надо взять, — проговорил Тзень-Фу-Синь, подталкивая Тома.
— Ну что же. Бери, только надо его перекрасить.
— За этим дело не станет.
И Тзень-Фу-Синь, оглянувшись на Катю и Джона, весело разговаривавших, пошел к автомобилю.
Глава XIII
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРИНЯТО
В глубине просторной комнаты, утопавшей в коврах, заглушавших не только шаги, но и вообще каждое громкое слово, перед громадным окном, задернутым тяжелой портьерой, в мягком кресле сидел тот, перед кем склонялась вся республика.
Этим некоронованным королем, держащим в своих руках — а вернее, в ящиках своих несгораемых сейфов — судьбу и жизнь всей республики, был мистер Флаугольд.
Он не был похож ни на Флаупольда, любящего хорошо покушать и посмотреть голых танцовщиц, ни на корректного и представительного Флаугольда, мужа Аннабель. Здесь был другой. Бледное лицо было сурово, и еще рельефнее на этом лице выделялись морщины воли и непреклонной решимости.
Он молча сидел и, казалось, не смотрел на стол, покрытый зеленым сукном, около которого усаживался президент республики Капсостар, маленький тучный человек, напоминавший своей фигурой добродушного пивовара из Мюнхена.
Президент робко поглядывал на мистера Флаугольда и томительно решал вопрос, для чего, к чему это тайное заседание, что ему может грозить лично и чем он мог вызвать неудовольствие владыки.
«А все эта военщина. Вот не ожидал, что какой-то разгром полпредства может вызвать неудовольствие». И он неодобрительно косился на генерала Хортиса, затянутого в мундир и казавшегося каменным идолом.
Полковник Ферльбот раскладывал бумаги, и его руки немного дрожали. Он боялся за себя, за свою судьбу, за свое жалованье.
«Как-никак, а я ведь был главным организатором», — проносилось в его уме.
Казалось, в комнате не было больше никого, но это только казалось, так как в глубине, на диване за креслом мистера Флаугольда, сидело трое.
Сбоку сидел невозмутимо корректный Арчибальд Клукс и, методически обтачивая ногти маленьким напильником, думал о своем докладе мистеру Флаугольду, который сразу поставил его на вершину власти республики.
Рядом с Клуксом сидел довольно рослый и крепкий человек в свободно падающем черном сюртуке. На бледном фанатичном лице, черными кругами закрывая глаза, синели стекла очков. Он был невозмутим, и только иногда бледные пальцы хватались за пуговицы сюртука.
Немного далее, откинувшись на диван, казалось, дремал старик. Он был тощ, на длинной желтоватой шее, замкнутой белоснежным кольцом воротника, дремала сжатая с боков голова, гладкий пробор делил поровну редкие седые волосы и упирался в крутой лоб. Глаза под гладко расчесанными бровями были полузакрыты, а немного горбатый нос чуть свешивался над сомкнутыми крепко губами.
Это был знаменитый профессор Ульсус Ван Рогге, известнейший психиатр, проделывавший над своими больными ряд чудовищных опытов. Это вызвало в свое время грандиозный скандал, и было странно, что этот маньяк был другом мистера Флаугольда, человека с широким размахом.
Человек, сидевший между Клуксом и профессором, был совершенно неизвестен Арчибальду.
Президент поднялся и робко посмотрел на Флаугольда.
— Итак, с вашего разрешения, мистер Флаугольд, заседание можно считать открытым.
Флаугольд кивнул головой.
— На повестке дня… — начал президент, но не кончил, поперхнувшись первым пунктом, так как увидел легкое движение руки Флаугольда.
— На повестке дня доклад профессора Ульсуса Ван Рогге, — твердо отчеканил Флаугольд. — Господин профессор, прошу.
Профессор встал и, вынув из кармана очки, методически вытер их кусочком замши, и только тогда, когда водрузил их на место, он подошел к столу президента. Не глядя на подставленный полковником Ферльботом стул, сел и откашлялся.
— Мне заявили, что почтеннейшие джентльмены горят нетерпением заслушать мой доклад о законченном мною изобретении, которое призвано успокоить умы, которое способно привести к одному знаменателю психику самых разнообразных индивидуумов. Десятки лет я добивался результатов, сначала хирургическим вмешательством в психику человека, но это не давало желаемого эффекта и было крайне неудобно для постановки опытов в большом размере. Последние годы, извлеченный из мрака забвения мистером Флаугольдом, при его неограниченной помощи, я пользовался другим способом. Я перешел к действию лучей на отдельные участки мозга. Результаты превзошли ожидания. Лучи гаммы К, изобретенные мной и усовершенствованные моим ассистентом Корнелиусом Кроком (жест в сторону дивана, на соседа Арчибальда Клукса), удобны, действие их на участок мозга не превышает нескольких минут. Но, быть может, джентльмены, вам не совсем понятно мое изобретение, вы не видите тех перспектив, которые можно извлечь из моего изобретения. Быть может, это так, но гениальность этого изобретения сразу понял мистер Флаугольд, не остановившийся ни перед какими затратами для производства необходимых аппаратов и для постройки необходимых зданий. Джентльмены, мое изобретение — это психическая стерилизация людей, это нивелирование умов, уничтожение у человека воли, уничтожение чувства протеста.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Это гениально! — вскричал Арчибальд Клукс. — Этим можно перевернуть весь мир.
— Вы правы, молодой человек. Этим можно перевернуть весь мир, построив его так, как это необходимо для нас, правящего класса, создав из миллионов людей послушных, преданных и исполнительных рабочих.
Президент кончиком языка облизал губы. Сколько он ни старался понять речь профессора, он ничего не понял.
— Джентльмены, мы стоим на грани безоблачного будущего, когда наши страны не будут более раздираться ни волнениями, ни стачками, ни забастовками, когда индустрия будет процветать, и наши страны, а в частности эта республика Капсостар, достигнут невероятного могущества. Джентльмены, близится новая эра, золотая эра человечества. Но для достижения этого необходимо напряжение всех сил нашей страны. Все должны думать только об этом и делать только то, что потребует грядущий день. Руководить всей работой будет Комитет человеческого спасения, а я буду только работать в открываемом завтра Карантине Забвения.
Президент силился осознать роль профессора, но понял только одно, что, видимо, к его функциям добавятся еще несколько, и, невольно вздохнув, сказал:
— Что это за Карантин Забвения?
— Это та лаборатория, — недовольно скосив глаза, продолжал профессор, — в которой в грандиозном масштабе будут производиться опыты лишения воли рабочих. Первые опыты, джентльмены, оправдали себя, и с завтрашнего дня можно приступить к единственному в мире опыту пропуска всей рабочей силы республики Капсостар через лабораторию Карантина Забвения. Джентльмены, вся рабочая масса будет обезличена, и это обеспечит нам полное спокойствие внутри страны и даст возможность подготовить кадры людей для неизбежной войны за уничтожение большевизма.
Это было понятно всем, и президент яростно зааплодировал.
Профессор, вынув из кармана бархатную шапочку, надвинул ее на голову и пошел к своему месту, по дороге снимая очки.
Заговорил Флаугольд:
— Я не буду говорить о последнем происшествии, о последнем конфликте с СССР, но еще раз подчеркиваю вам, что я запрещаю без моего ведома предпринимать какие-либо шаги. Вы могли сорвать гениальное дело, выполняемое мной, если не уничтожить его совсем, надолго затормозить проведение в жизнь психической стерилизации. Отныне ни одного шага, ни одного распоряжения без моего ведома. Все докладывать мне через секретаря Комитета человеческого спасения, капитана Арчибальда Клукса. Принять все меры к удовлетворению требований Советского Союза, чтобы не вызвать преждевременной и гибельной войны. Джентльмены, надеюсь, я ясно сказал?
И Флаугольд суровым взглядом обвел лица присутствующих.