— Дави их, Поль! Дави!
Вспышка этой ненависти смутила шофера, и он оглянулся, но, встретив блеск ее глаз, дал ход вперед.
Крики ярости и возмущения. Но стосильный паккард ломал живую преграду, проносясь через толпу, подпрыгивая над упавшими под колеса людьми.
Несколько камней разбили стекла автомобиля и оцарапали шоферу лицо.
Поль с упоением вел машину, дав полный ход, чтобы пробиться через гущу толпы. С проклятиями толпа раздавалась в стороны.
Послышались выстрелы.
Из первого этажа тучами летела бумага, мелькали ломы и топоры, выхваченные из-под пальто, а эти люди крошили ящики столов и шкафов.
— Мы проехали, мадам, — застопорив машину у другого конца здания, почтительно проговорил Поль.
— Беги к телефону, вызови мужа, пусть распорядится о помощи.
— Мадам, неужели вы не понимаете?
— Что понимать? Скорее, Поль! Надо спасти этих людей.
— Мадам, простите, но ведь это организовано.
— Кем?
— Быть может, и вашим мужем.
Аннабель выпрямилась и гневно взглянула на шофера.
— Потрудитесь исполнить приказание. Я жду.
— Слушаюсь.
И шофер выскочил из автомобиля.
Разгром продолжался.
Она видела, с каким трудом толпа пробиралась в дом, и понимала, что это из полпредства дают неожиданный и упорный отпор.
Аннабель смотрела на окна и в одном с восхищением увидела человека, энергично защищавшегося дубовой ножкой от напиравшей на него толпы.
Потом головокружительный скачок из окна.
Не помня себя, Аннабель очутилась рядом с ним и почти на руках втянула его в автомобиль.
К ним бежала исступленная толпа погромщиков.
Перегнувшись через место шофера, она схватилась за руль, но сильные руки отдернули ее назад.
— Пустите меня, мисс, я сам.
И спасенный ею человек, с трудом волоча видимо вывихнутую ногу, влез на место шофера и дал ход назад.
Это было неожиданно. Аннабель, опрокинувшись на подушки, снова почувствовала, как под колесами авто хрустнули кости нападавших. Это было мгновение. Автомобиль рванулся вперед, пронесся до угла улицы, повернулся и медленно подъехал к прежнему месту.
— Откуда у вас такой чистый английский язык? — невольно спросила Аннабель.
— Я англичанин, мисс.
— Разве англичане тоже большевики?
Новый шофер невольно улыбнулся, повернувшись к ней, но в этот момент подбежавший офицер, уже сбросивший с себя штатское пальто, нанес ему по голове сильный удар палкой.
— Назад! Стой!
Раздался повелительный голос, и занесенная над головой Аннабель палка замерла, помедлила и опустилась.
— Проезжайте, мадам, вам здесь не место.
Аннабель едва сдерживалась от всего виденного, горло схватывали спазмы, к глазам подступали истерические слезы, и, почти падая в обморок, она услышала:
— Идиоты! Это жена мистера Флаугольда.
Глава XI
ЧИСТАЯ РАБОТА
Энгер, услышав шум врывающейся в полпредство толпы, усмехнулся, и не будь он сейчас секретарем, он бы научил соблюдать вежливость и уважение к международному праву, но, увы, он один из представителей Союза, и он не может, не смеет ничего предпринять самостоятельно, так как каждое слово, жест, даже защита могут быть истолкованы в этом «культурном» государстве как оскорбление и нападение.
Взял телефонную трубку.
— Алло! Да. Попросите генерального секретаря республики. Это вы? На полпредство СССР произведено нападение. Прошу немедленно выслать защиту. Что? Вы еще будете выяснять? Это незачем. Говорит секретарь полпредства. Торопитесь с высылкой защиты.
И со своей обычной улыбкой Энгер повесил трубку и снова вызвал телеграф.
— Примите телеграмму-молнию. Что? Телеграф занят? Можно только обыкновенную? Спасибо, не надо.
Швырнув бесполезную трубку телефона, Энгер возмущенно вскочил и бросился к дверям кабинета.
Дверь открылась, и в кабинет ворвалась группа людей.
— Еще один.
— Бей, пока не ушел.
И толпа угрожающе надвинулась на Энгера.
— Дорогу! — крикнул Энгер, делая шаг вперед.
Но толпа захохотала, и перед его лицом мелькнули револьверы. Сильным ударом Энгер опрокинул первого подскочившего, но в то же время несколько рукояток опустилось на его голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пошатнулся. В висках шум. В глазах падающие стены. Но, еще имея силы, он рванулся вперед и слабеющими пальцами вцепился в горло одного из нападавших. Новые удары по голове, и, разжав пальцы, Энгер тяжело рухнул на пол.
Выхватив топоры и маленькие ломы, толпа устремилась громить кабинет. Затрещало дерево под их ударами, зазвенели разбиваемые стекла, и скоро из окна кабинета снежной метелью вылетели разорванные бумаги.
Граф Строганов весело пробежал разгромленные комнаты полпредства, насвистывая песню: «Еще польски не сгинела, поки мы жиемы». Напевая этот мотив, он не чувствовал интересного парадокса в этих когда-то знаменитых словах любимой национальной песенки.
Да, теперь республики, приютившие эмигрантов, не умрут, пока принимают их, рыцарей подлости, рыцарей насилия и произвола, готовых по первому требованию бросить свои силы на что угодно.
Да, пока они живут, республике Капсостар нечего опасаться гибели.
Граф Строганов весело вбежал в кабинет секретаря, подошел к лежащему окровавленному Энгеру и наклонился над ним. Все лицо Энгера было залито кровью, и он тяжело дышал.
— Готов, — сказал Строганов.
— Чистая работа, — весело закричал другой офицер. — Мы не даром получили деньги.
— Молчи!
— Где граф? Скорей! — вбежал, запыхавшись от бега, какой-то бывший гусар; карманы его чакчир отдувались от напиханных туда предметов.
— В чем дело, барон?
— Сюда скачут жандармы.
— Это не страшно, — засмеялся граф Строганов, — они ведь еще нам помогут.
— Но эти жандармы высланы по требованию не президента, а мистера Флаугольда.
— Что? Мистера Флаугольда? Это хуже. Живо по домам! Живо! Прекратить все.
Граф Строганов оглянулся. Его взгляд упал на тяжело дышавшего Энгера, и его сразу осенила мысль.
— Помогите мне, мы им приготовим организатора погрома.
Офицеры бросились раздевать Энгера.
Через несколько минут Энгер лежал, одетый в офицерскую тужурку, с документами на имя графа Михаила Строганова. Граф, одетый в его штатское платье, весело захохотал, смотря на вбежавших в кабинет его соратников, угрожающе бросившихся к нему.
— Что? Не узнали? Ну, господа офицеры, домой! Живо!
И было время. Когда последний из налетчиков заворачивал за угол, к полпредству тяжело подскакал эскадрон жандармов.
Защищать было некого и нечего. Им только пришлось констатировать разгром и арестовать одного из погромщиков, раненного в голову.
Арестованным был Энгер. Он не мог протестовать, так как был без сознания. А протестовать тогда, когда его скроют стены тюрьмы врагов Союза, будет по крайней мере безрезультатно.
Часа через два все газеты призывали к немедленной ликвидации эмигрантщины, мешающей жить в добрососедских отношениях с Союзом, и требовали примерного суда над организаторами погрома.
Энгер, переодетый офицером, лежал, не приходя в сознание, в самой отдаленной камере тюремного замка, вызывая к себе сострадание капитана Хода, начальника тюрьмы.
Если бы не строжайшие приказы начальства, он бы постарался ему устроить побег, а теперь, с горечью вздыхая, думал о том, что храбрый граф должен пойти в жертву для успокоения большевиков. Он не знал, что у него лежал большевик; об этом знали только несколько человек, в том числе и полковник Ферльбот.
Спасшиеся от разгрома сотрудники полпредства приводили в порядок оставшиеся бумаги и готовились к отъезду в Союз. Они были подавлены убийством нескольких своих друзей, товарищей по работе, а главное — бесследным исчезновением Энгера и Джона Фильбанка.
Джон Фильбанк, случайно спасенный Аннабель, скрылся у одного из друзей и в настоящее время, переодетый рабочим, работал над окончанием железобетонного утюга у Зеркального озера. Узнав через друзей последние новости и, главное, об исчезновении Энгера, он решил остаться, чтобы найти своего друга. Он не мог бросить Энгера на произвол судьбы. Он любил этого человека с железной волей и не мог забыть тех минут, когда был им спасен от смерти.