Последние дни Джон обследовал тщательно кабаки, подвальчики, притоны, надеясь найти хоть одного белогвардейца.
Он почти отчаялся и в душе проклинал Флаугодьда, выславшего их из республики.
Превратившись в молодого англичанина-туриста, Джон направился в самый отдаленный район, над которым господствовала мрачная средневековая тюрьма. Он не рассчитывал уже ни на что, но надо было перед разработкой другого плана поисков закончить обход всех вертепов.
Сел в угол, против эстрады с кривляющимися танцовщицами и, потребовав себе соды-виски, наблюдал за столиками, медленно прихлебывая освежающий напиток.
Кругом все было так же, как и везде. Такие же апаши и кокотки, спившиеся старые клерки, мидинетки, рыцари карманов и легкой наживы, — все это было привычно, буднично.
Джон со скукой оглянулся и, взяв бутылку, стал наполнять бокал, но услышал неожиданно русское ругательство, и бутылка звякнула о стекло бокала.
У окна стоял в вызывающей позе апаш, удерживая от нападения на себя нескольких клерков. Все в нем было обычцо, но Джон с радостью увидел галифе с малиновым кантом.
— К чертовой матери, кляксы, назад, я говорю, — и снова раздалось хлесткое русское ругательство.
На подмогу клеркам подоспело еще два, и они угрожающе двинулись на русского. Не теряя ни минуты, Джон бросился между ними и офицером. Его появление несколько охладило пыл клерков. С ругательствами они вернулись на свое место.
— Кто вас звал? Я бы и без (вас справился с ними.
— Я не сомневаюсь в вашей храбрости, сэр, но стоит ли здесь проявлять доблесть, когда по всему видно, что вы имели боевые подвиги, господин…
— Капитан, — дополнил офицер. — Черт побери, вы славный парень.
— Сядем ко мне, капитан. Что вы пьете?
— Кроме воды — все.
Офицер грузно опустился на стул и, уставившись пьяными глазами на бутылку виски, долго раздумывал.
— Это виски, — и щелкнул пальцами по горлышку бутылки.
— Да. Разрешите налить?
— Нет, я сам, — и, взяв с соседнего столика пустой бокал, наполнил его прямо из бутылки.
— Содовую, капитан?.. Так не…
— Пью все, кроме воды, — был довольный ответ, и в мгновенье жидкость цвета расплавленного топаза булькнула в горле капитана.
— Ничего, как вас там, ничего. И медведя пил, и ерша.
— О, yes, — почтительно произнес Джон.
Почтительный англичанин начинал нравиться капитану. В общем он когда-то ненавидел и англичан за их холодное презрение к русскому белому офицерству, и французов, и греков, но воля судьбы — он теперь был бы рад и снисходительному жесту румынского офицера, быть может, того самого, которого он бил когда-то на ясском вокзале, отправляясь на румынский фронт.
— Ну, — вызывающе подмигнул капитан.
— О, yes, — почтительно проговорил Джон, теряясь и не зная, как приступить к расспросу о разгроме полпредства этого безусловного участника погрома.
К их столику подсел стройный молодой человек; вызывающая поза, некоторое ухарство не гармонировали с его выражением глаз, смотревших куда-то вглубь себя.
— Вот и я, синьоры, угощайте; я не останусь в долгу: я могу спеть.
— Ол-райт, прошу.
— Тоже певец нашелся.
— Капитан, я тоже гость. Благодарю, сэр! — и он выпил залпом сода-виски из бокала капитана.
— К черту церемонии! — закричал капитан, увидев, что Джон с интересом повернулся к новому собеседнику.
Это был Хозе. Он опустился, но, несмотря на постоянное посещение низкопробных кабаков, в нем осталось еще некоторое непринужденное изящество и благородство манер.
— К черту твои песни, Хозе. Послушайте…
— О, yes, — повернулся к нему Джон.
— Не слушайте его, — перебил Хозе, — я сначала спою, а потом он пусть хоть до утра рассказывает о своих подвигах, которых не было.
— Хозе, ты забыл?
— Во всех кабаках знают тебя, как в плен полки брал, как…
— Хозе!..
— Господа, будем пить, я вовсе не намерен требовать платы за угощение.
Джон стукнул ложкой по бокалу и подбежавшему официанту коротко приказал получить заказ. Капитан закатил глаза и театрально поднял руку к сердцу. Хозе мучительно покраснел и встал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Простите, мне надо идти, сэр.
— Ни за что, я уйду тогда вместе с вами.
— Сиди, Хозе. Посмей уйти — я с тобой поговорю, — и капитан, для крепости схватив Хозе за руку, продолжал давать заказ официанту. Окончив, он повернулся к Джону: — Вы мне нравитесь. Хозе, как думаешь, рассказать мне ему о моем последнем приключении?
— О полпредстве?
— Ну, конечно.
Джон, стараясь сделать непринужденный вид, чуть-чуть побледнел, ожидая ответ Хозе. Равнодушный вид ему дорого стоил, а Хозе, как на грех, не торопился с ответом.
— Да, пожалуй. Но лучше расскажи о графе.
Джон с досадой оглянулся на соседний столик.
— Держу пари, черт подери, что никто не знает, какой граф запрятан в тюрьму, даже и ты, Хозе, этого не знаешь.
Джон обернулся и встретился с внимательными глазами Хозе, которые приглашали слушать.
— Все думают, что в тюрьме сидит граф Строганов, а не знают того, что, тысяча чертей, вместо него сидит большевик.
У Джона упало сердце. Поиски пришли к концу. И вместо возбуждения, вместо радостного восторга Джон ощутил усталость, бесконечную усталость. Эта реакция, неожиданная для него, помогла ему сохранить невозмутимый вид.
— Very good, — пробормотал он.
— Да что там говорить, когда я его стукнул по черепу…
У Джона сверкнули глаза, и он вдруг почувствовал на своем колене предупреждающий легкий толчок, и снова его глаза встретились с глазами Хозе. Он приглашал молчать и указывал на дверь глазами.
Джон понял. Едва сдерживаясь от желания отлупить бравого капитана, небрежно бросил на стол несколько бумажек.
— Я должен спешить.
Капитан не возражал против его ухода, тем более, что его глаза были прикованы к бумажкам, и он едва сдерживался от желания их схватить.
— Я с вами, сэр, — сказал, поднимаясь, Хозе.
На улице Хозе, схватив за руку Джона, прошептал;
— Я вас сразу узнал, вы помните Тома?
Джону ясно вспомнилась комната, в которой он очутился после своего спасения, и в Хозе он узнал того человека, который за ним ухаживал.
— Я вас тоже узнаю.
— Ну и хорошо, все в порядке. Капитан, наконец, сказал имя графа. Теперь дело в шляпе. Я сделаю все. Этот мнимый граф сидит в этом замке, — и Хозе указал на массивную громадину, нависшую над улицей.
— Располагайте мной, как угодно, Хозе.
— У меня гениальный план. Он родился сразу. Я его проведу: ваш товарищ сидит у капитана Хода, а этот капитан обожает белогвардейцев. Вы знаете всю историю? Я доскажу.
И Хозе быстро рассказал Джону о всем происшествии с Энгером.
— Какая наглость! — пробормотал Джон.
— Я не жалею о том, что я ушел от Тома. Все-таки и здесь, мне кажется, я смогу оказаться полезным вам. Видите? Кое-что я уже узнал.
— Но если это правда…
— Не надо горячиться.
Джон шел и чувствовал, как снова энергия наполнила сердце, и чувствовал, что: радость вот-вот вырвется наружу, но, сдерживая себя, он шел, холодно, равнодушно слушая план Хозе.
Глава III
ПРОЕКТЫ, МЕЧТЫ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
В своем кабинете, за большим столом, Арчибальд Клукс углубился в изучение десятидневных сводок Бюро охраны внутреннего порядка.
Он сопоставлял их с донесениями местных комитетов человеческого спасения и вычерчивал «графику движения революционных организаций». Эта графика была придумана им самим, и Клукс, никому не доверяя, составлял ее.
— Я велел никого не принимать, — резко сказал он появившемуся в дверях адъютанту.
— Мистер Флаугольд.
Флаугольд вошел в кабинет, не дожидаясь разрешения, как человек, которому не могут отказать в приеме. Арчибальд Клукс вскочил и почтительно пошел к нему навстречу.
— Не беспокойтесь, Арчибальд, я на минутку, а вы все за работой?