в фондах ОР ИМЛИ и ГМИРЛИ им. В. И. Даля.
История поступления в Музей Есенина еще одной фотографии тела С. А. Есенина, лежащего на прозекторском столе, которая была сделана Н. А. Щербаковым, восстанавливается по письму В. С. Чернявского С. А. Толстой-Есениной (24 декабря 1926):
Он <К. А. Соколов[144]> очень охотно собрал все, что мог… Его жена, Любовь Федоровна Милеева, огорчена тем, что присылает пока немного, 27-го она сможет кое-что дослать. Рисунок камня, где любил сидеть Сережа, надо бы попросить ее скопировать для музея.
Фотография (посмертная) в единственном отпечатке принадлежит Соколову. Он вынул ее из рамы и страшно ею дорожит (негатив тоже у него). Ему хотелось бы знать, надолго ли нужно все, что он прислал[145].
Тот экземпляр этой фотографии, о котором идет речь в письме, в настоящее время хранится в ГМИРЛИ им. В. И. Даля (ГЛМ КП 35797). На ней отсутствует штамп «Музей Есенина», что свидетельствует о том, что данный экземпляр этой фотографии «Музеем Есенина» не покупался. В то же время другие экземпляры этой фотографии, хранящиеся в ОР ИМЛИ, имеют штамп «Музей Есенина». Однако источник их поступления в него не установлен.
Е. В. Кочнева. Посмертные реликвии С. А. Есенина в Пушкинском Доме
В Литературном музее и Рукописном отделе Пушкинского Дома хранится ряд изобразительных материалов и документов, связанных с трагической гибелью и увековечением памяти Сергея Есенина.
Посмертная маска Сергея Есенина.
Снята в Ленинграде 29 декабря 1925 г.
Автор: скульптор И. С. Золотаревский.
Гипс вощеный. 28 × 16 × 21.
Приобретена через антикварно-букинистический магазин в 1954 г.
© ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН
Слепок правой руки Сергея Есенина. Снят в Ленинграде 29 декабря 1925 г.
Автор: скульптор И. С. Золотаревский.
Гипс вощеный, гипс тонированный. 14 × 21 (основание).
Приобретен через антикварно-букинистический магазин в 1954 г.
© ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН
В первую очередь это посмертная маска и слепок правой руки поэта[146], снятые скульптором И. С. Золотаревским[147] вечером 29 декабря 1925 года в помещении Ленинградского отделения Союза писателей (Фонтанка, 50) во время гражданской панихиды.
Обстоятельства создания посмертной маски Есенина подробно описаны в воспоминаниях П. Н. Лукницкого[148]: «Ок<оло> 7 часов явился скульптор (Золотаревский?) со своими мастерами[149]. Гроб перенесли во 2-ю комнату. Поставили на стол. Публику просили остаться в 1-й комнате. Во 2-й тем не менее скопилось много — все свои.
Низенький, коренастый, безволосый мастер[150], в переднике, засучил рукава и занялся своим делом. Улыбался очень весело и болтал со своим помощником[151]. Беззастенчиво потыкал пальцем в лицо, примеряясь к нему.
Соф<ья> Андр<еевна Толстая-Есенина>[152] с виду — спокойна (Шкапская[153] потом говорила, что она — оцепенела). Когда энергичным движением руки мастер бросил на лицо Есенина мягкую, расползающуюся массу гипса — Соф<ья> Андр<еевна> заплакала. На несколько секунд, может быть… Потом опять была выдержанной и внешне спокойной. Тихонов[154] — белый, сидел в другом углу на стуле — отдельно от всех. Какой-то интервьюер схватил его за рукав: „Несколько слов, товарищ Тихонов… Несколько слов…“ Тихонов устало отмахнулся от него рукой.
Было тихо. Только в соседней комнате (в 3-й) гудел разговор нетерпеливых оркестрантов… Один из них штудировал маленькую летучку — извещение о гражданской панихиде и о прово-дах тела Есенина, которое разбрасывалось по городу газетчиками.
Публика прибывала. Стояли уже на лестнице. Пришел Ионов[155], давал распоряжения. Я пошел отыскивать ножницы. Соф<ья> Андр<еевна> отрезала прядь волос — всегда пышно взлохмаченных, а сегодня гладко зачесанных назад[156].
Маски сняты. Гроб перенесли опять в большую комнату. Хотели отправляться на вокзал — но исчезла колесница. Тихонов и кто-то еще побежали в бюро похоронных процессий за другой.
Фотограф (Булла[157]) раздвинул треножник, направил аппарат на гроб. Все отодвинулись. По другую сторону гроба встали Ионов, Садофьев[158], еще несколько человек. Вызвали из толпы Клюева[159] и Эрлиха[160]. Они неохотно прошли туда же и встали в поле зрения аппарата. Вызвали еще нескольких[161].
Кто-то сзади усиленно толкал меня, стараясь протиснуться к гробу, чтобы быть сфотографированным. Кто-то посторонний[162]. Мне не понравилось это. Я не дал дороги.
Фотограф заговорил о Есенине: „Ведь это мой старый приятель… Мы вместе на военной службе были“. Поднял факел. Вспыхнул магний[163].
Колесница стояла внизу. Стали собираться в путь. Браун[164], Рождественский[165], я, поднесли крышку гроба и держали ее, пока друзья Есенина прощались с ним.
Клюев склонился над телом и долго шептал и целовал его. Кто-то еще подходил. Крышка опущена. Мы вынесли гроб[166]. Вторично заиграл оркестр.
Погода теплая. Мокрый снег ворочается под ногами. Темно. Шли по Невскому. Прохожие останавливались: „Кого хоронят?“ — „Поэта Есенина“. Присоединялись.
Когда отошли от Союза, было человек 200–300. К вокзалу пришло человек 500»[167].
Согласно учетным документам, посмертная маска и слепок руки были приобретены в коллекцию музея через антикварно-букинистический магазин 1 июля 1954 года[168].
В качестве автора обоих произведений указан скульптор И. С. Золотаревский. Довольно крупная в сравнении с другими музейными приобретениями этого периода сумма покупки — 2000 руб., а также тот факт, что слепки были приобретены через антикварный магазин без указания имени владельца, позволяют предположить, что им был сам скульптор. Практика продажи в музеи историко-художественных реликвий через антикварные магазины широко распространилась в постреволюционную эпоху: связано это было, во-первых, с юридическим оформлением покупки, во-вторых, с нежеланием владельцев афишировать факт продажи.
Дополнительным подтверждением того, что маска и слепок руки происходят из собрания Золотаревского, служат поступившие вместе с ними — с целью подтверждения их авторства — два письма вдовы поэта, С. А. Толстой: к И. С. Золотаревскому и писателю Г. Р. Колобову[169]. В Книге поступлений Литературного музея указано, что письма были приобретены в качестве научных паспортов к слепкам[170].
Письмо С. А. Толстой-Есениной к Г. Р. Колобову написано менее чем через месяц после гибели Есенина — 23 января 1926 года:
«Москва, Остоженка,
Померанцев пер., д. 3, кв. 8
23 января 1926 г.
Милый Колобов,
Простите за такое обращение — я не знаю Вашего отчества.
И простите, что беспокою Вас просьбой, — передайте прилагаемую фотографию <И. С.> Золотаревскому, скульптору, кот<орый> снимал маску Сергея. Скажите ему, что мне очень совестно, что я до сих пор не исполнила его просьбы. Я совсем, совсем забыла и мне напомнили Устиновы[171].
Как поживаете Вы и Ваша жена? Я