— Ной.
— Ной? — И как-то хитро коротко взглянул на меня. — О чем ты хочешь расспросить меня?
— Хотелось бы…
— Но сперва запомни! На этом месте, где ты сейчас сидишь, — перебил меня Иавал, — сидели люди — не тебе чета. И я им говорил: встань и уйди! И они вставали и уходили. Тебе этого не говорю. Ты должен ценить это. — После его неучтивых слов полагалось встать и уйти, но Иавал заговорил о том, ради чего я проделал такой длинный путь. Правда, заговорил с кислым неодобрением. — Ты ищешь книгу Еноха?
Я с надеждой кивнул.
— А откуда тебе известно о ее существовании?
— В том-то все и дело, что ничего неизвестно. Так, школьный товарищ рассказывал. Но иногда я вижу ее во сне.
— Во сне? Это интересно! — Один глаз Иавала был грустным, а другой — уже веселым.
— Отец учил меня не доверять снам и не истолковывать их. Мать предупреждала, что падшие ангелы являются в сновидениях в образе ангелов света и прельщают нас. Даже после пробуждения бесы наполняют наше падшее естество радостью. Но есть сны, говорила мать, которые, разбудив нас, будят и нашу совесть.
— И все же?
— Мне снятся облака с угрюмыми подбрюшьями, густыми и мрачными, как само уныние. Мое место в ковчеге относительно безопасно, но сам ковчег бросает по поверхности воды, бушующей и грохочущей. Оглушенный, я сижу на сухом полу, вцепившись пальцами в бревна. Страх мешает мне прильнуть к длинной и узкой щели, которая глядит на воду. Растерянность — даже на мордах зверей, которые окружают меня. А буря с новой яростью набрасывается на нас, и мы падаем вниз, в водную хлябь, и кажется, мы никогда не подымимся из нее. Но нас снова подбрасывает вверх, и на миг ковчег повисает в пустоте. В щель виден новый вал, высотой со скалу, возле которой стоит наш дом. И тут я спасительно вспоминаю о книге Еноха и только с ней связываю освобождение от водного плена, ибо волна-скала опрокидывает нас. И я, наступая на мелких юрких тварей, пробираюсь в самое нутро ковчега. Я пробираюсь к книге. Драгоценные камни на ее окладе тускло освещают нутро ковчега. Книга! Только из нее я узнаю, как утихомирить воду… И сон отлетает, унося с собой разбушевавшиеся воды.
— Нет никакой книги Еноха! Нет и никогда не было! — Иавал махнул рукой. — Глупость тебе внушили, оболгнули, зря обнадежили. Поверь моему слову… Как, ты говоришь, тебя зовут?
— Ной!
— Поверь моему слову, Ной, ты — легковерный человек! — Было в тоне Иавала нечто такое, чему верилось, какая-то правдивая нотка. Я чуть было не заплакал. — Книги Еноха вообще нет в материальном мире. Если где он и писал, так это в пакибытие, а каким образом он формализовал там информацию — тайна!
— Неужели на земле он не оставил ни строчки? Столько людей ссылаются на его книгу.
Иавал опять отмахнулся.
— Чепуха! Смирись с этим. Я мог бы тебе наплести в три короба, но я не делаю этого, потому что я — самый добрый каинит на свете.
— Я слышал, что вы сами писали о возвращении Еноха от ангелов.
— Надо же!.. — Но за ухмылкой патриарха каинитов я уловил некоторое удовлетворение. — Надо же, на земле еще кто-то помнит, что Иавал-скотовод писал книги… Постой, как ты говоришь, тебя зовут? — Я почувствовал, что он помнит мое имя, но ему хотелось, чтобы я повторил его еще раз.
— Ной.
— У Еноха была сестра…
— Манефа! Я вырос у нее на руках! Когда я родился, она уже вернулась из ссылки.
— Она могла записывать за братом, и ее записи, вполне возможно, посчитали за книгу Еноха.
— Но Манефа пропала без вести.
— Еще бы, — не удивился Иавал. — Если тебе нужна эта книга, то поищи ее у себя дома! Может, твои предки ее припрятали. Может, для тебя! Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, есть легенда сифитов, точнее пророчество Еноха, что человек по имени Ной со своим семейством спасется в потопе. Но я не чувствую себя тем самым Ноем.
— А вдруг? — Глаза Иавала подобрели, точно ему и взаправду захотелось, чтобы Ной, который сидел перед ним, был тем самым Ноем. — Мне, будущему утопленнику, будет приятно, если ты кому-нибудь расскажешь обо мне в послепотопном мире… Интересно, что ты возьмешь с собой. Не животных же ты будешь спасать? Хотя можно понять вашего Бога: в Его очах зверушки могут иметь большую ценность, чем опустившиеся люди. Взять хотя бы женщин… Через одну расстреливать надо! Ни одна зверюга в мире не сравнится в жестокости со строптивой бабой. Лучше жить со змеей или со львом, чем со злоязычной женщиной. Животные более милосердны. Впрочем, есть и добродетельные женщины… Наверное, есть. Но их просто не видно. Поверь, Ной, иногда мне очень хочется, чтобы ваш Бог на самом деле смыл все это человеческое дерьмо с лица земли! — Иавал налил себе пшеничного вина и выпил. — А, может, и не будет никакого потопа. А, может, затопит, но не всех?.. Кстати, ты похож на него!
— На кого?
— На Еноха… Нет, на этого… Он в пургу заблудился… Сиф! Ты, Ной, похож на Сифа! Одно лицо, только он был в летах, а ты молод. А я смотрю: что-то мне твое лицо знакомо! О чем еще ты хочешь спросить меня, Ной?
— Может быть, это только слухи, что вы можете из ничего создать ягненка или птицу и съесть их на ужин.
— Могу! Мог… Сам бросил этим заниматься. Запомни, юноша, из ничего может творить только ваш сифитский Бог, если он, конечно, есть. А таким, как я, нужна хотя бы маленькая частичка того, что я создаю. Это не так просто, Ной! Самое сложное в начале: надо проникнуть в то, что недоступно осязанию, чему еще нет названия и запомнить до мельчайших деталей эти тысячи разноцветных змеек. Последовательность цветов без духов невозможно запомнить. Сам понимаешь, слишком много усилий ради ужина. Проще выкормить стадо.
— Но… вы никогда не задумывались о создании человека?
— Думал… Поэтому и бросил это дело. Как бы тебе объяснить? Если созданного барашка вовремя не съесть, он начинает разлагаться. Ну и представь. Если создать человека… Пусть этим занимаются те, кто украл у меня духов! Сволочи и дерьмо — расстрелять! Запил я как-то, просыпаюсь, а духов нет. И, похоже, Ной, у тех, кто у меня украл духов, кое-что получается.
— Что вы имеете в виду?
— А то имею в виду, что трупов с характерными надрезами находить стали меньше. — И подмигнул мне: — Ступай, Ной, а то скоро начнет темнеть. А это — тебе! — И он протянул обрывок пергамента. — Я не люблю ходить в должниках — будем считать, что ты его у меня купил. И совсем необязательно верить тому, что я там написал. Смысл моего послания весьма туманен и говорит скорее о возможности некоторых событий, нежели о их данности.
Когда я отошел от его шатра на приличное расстояние, Иавал крикнул мне:
— Не пей вина, Ной!
10
Я шел по реке долго, пока не увидел холмистое, поросшее лесом заречье, а за ним — скалистые горы, где некогда спасался Енох и где он впервые в духе был взят ангелами на небо. Лес то подбегал к реке, то отступал в горы. У берега начиналась немыслимая глубина, а я не умел плавать и пошел вдоль реки в поисках брода.
На ветреном речном обрыве я встретил двух паломниц, которые тоже шли к пещере Еноха. Они знали место брода. Мои новые спутницы имели при себе небольшие, удобоносимые глиняные горшки с плетеными ручками.
— Вы священник? — спросила одна, что была моложе.
— Еще нет, — польщенный, ответил я.
Та, что постарше, была ослепительно красива. Проходя реку вброд, она подняла подол платья намного выше, чем требовалось. Журчание воды сказало мне: «Бойся эту женщину, Ной!» Я смутился, и моему смущению улыбнулись. Пройдя реку, сели на отдых возле огромного валуна, испещренного знаками старой письменности каинитов. Та, что была моложе, стала пересказывать историю, выбитую на камне:
— Ангелы прельстились красотой дочерей человеческих и спустились с небес, чтобы познать их…
Та, что постарше, прервала ее:
— Иавал-скотовод — сочинитель бессмыслиц — придумал эту историю, а скульптор Нир выбил ее на камне. Енох-сифит напугал скотовода потопом, и тот решил увековечить свое творение в камне. Правда, камень, как вы видите, и до потопа дал трещину… Ангелы никогда не спускались к дочерям человеческим и не совокуплялись с ними. Просто сифиты, которые когда-то называли себя сынами Божьими, соблазнились каинитянками и спустились в их шатры. А про ангелов — это легенда.
Чуткая листва деревьев шепнула мне: «Бойся эту женщину, Ной!»
Когда мы осматривали пещеру, в которой спасался Енох, молодая спутница, деловито насупившись, говорила, не умолкая:
— Все предметы, которые хранятся здесь, хотя и принадлежат миру падшему, но все равно как бы просвечены верой Еноха. — И она дотрагивалась до всякой вещицы и призывала дотрагиваться и меня. Ее голос отражался от свода пещеры и, казалось, говорят камни: — Подпитывайтесь, подпитывайтесь… — А пожилая красивая женщина казнила свою спутницу презрительным взглядом.