Вскоре я вышел из душноватого вагона под ласковое голубое небо, среди которого стояло золотистое солнце. За городской стеной я спросил благообразную пожилую женщину, как мне попасть на нужную мне улицу, и был уверенно направлен. К сожалению, в другую сторону. Только к вечеру на каменных ногах я подошел к дому Мафусала. Я узнал дом по золоченому арбалету над воротами. Я постучал в калитку, но никто не вышел на мой стук. Тогда я поднял с земли булыжник и постучал им по железной скобе…
Проснулся я поздно. Солнечный диск уже высоко взлетел в небо, и, когда я вышел на деревянное крыльцо террасы, то обжег пятку о накалившуюся шляпку гвоздя. Зеленый дворик, огражденный каменной стеной с цветущим плющом, пересекали дорожки, вдоль которых росли постриженные кусты. На перекрестке стоял беломраморный бюст Мафусала. Из окна первого этажа напротив доносился разговор на повышенных тонах.
— Нет! Я сказала, нет! — настаивал недовольный женский голос. — Там, где их обучают, там они и живут. Вот и устраивай его — и пусть и учится там, и живет!
Мафусал что-то тихо говорил жене. Вышел он немного сердитый. На перекрестке остановился у своего бюста и рукой смахнул с него пыль. Тут дед заметил меня и догадался, что я слышал его разговор с женой и растерянно улыбнулся.
— Вы не переживайте, — попытался подбодрить я Мафусала, — наверное, будет лучше, если я буду жить при храме. Я и сам хотел просить вас…
Мафусал смущенно потрепал мои волосы на макушке.
До завтрака мы беседовали в отведенной для меня комнате.
— Она сегодня раздражена… ерунда, все уладится! Она — неплохая женщина. Дом хорошо содержит… ну и… поговорим о тебе. Я немного знаком с епископом. Сейчас возрождают все культы. Нравы падают. К старшим никакого почтения. Мой бюст выкинули из галереи героев и бросили прямо на улице. Между прочим, работа скульптора Нира! Но — не об этом! Люди уже перемешались и хорохориться тем, что ты сифит или каинит, давно считается правилом дурного тона… Как ты похож на моего отца, Ной! Как похож!.. Вылитый Енох! И по внешности ты — типичный сифит и кому как не тебе служить Богу! Но перед тем, как познакомить тебя с епископом, я считаю своим долгом рассказать тебе кое о чем… В школе вам, конечно, ничего не рассказывали, что мой отец Енох участвовал в совместном богослужении с каинитами?
— Нам вообще ничего не говорили о нем, будто его и не было!
— Да-а, — протянул Мафусал, — об этом можно только сожалеть. — Он вкладывал в свои слова еще какой-то смысл, который я не улавливал, и я не переспрашивал, потому что дед думал о своем. А потом он стал рассказывать о совместном богослужении у заброшенной штольни. Я слушал внимательно, потому что впервые слушал эту историю из уст очевидца.
— …и надо же такому случиться, что в тот момент, когда Енох поднялся на помост и начал читать молитвы, вода прорвалась из недр скалы и смыла идолов каинитов. Понимаешь, веками копилась там, чтобы прорваться в самый неподходящий момент! Прорвалась и сорвала грандиозную задумку Тувалкаина духовно объединить сифитов и каинитов. Потом многое напридумывали, мы же, сифиты, из самых лучших побуждений и напридумывали! Та же Манефа, моя боголюбивая тетка. Она записывала чуть ли не каждое слово отца и всегда смотрела ему в рот в ожидании новых изречений. Это она придумала, что идолы разлились водой по молитвам Еноха. Сам посуди, откуда в идолах могло взяться столько воды, что она затопила все ущелье? А, по Манефе, это Божье чудо якобы указывает нам, сифитам, на то, что совместная молитва с каинитами — чуть ли не предательство Бога. Женский разум слаб, он смиряется и обожествляет то, что кажется непостижимым. Манефа воспринимала наставления Еноха особенно трепетно и ненавязчиво, но требовала такого же почитания и от других. Да, Енох-сифит — великий человек, а в жизни великого человека все исполнено смысла, но Манефа искала его там, где его не было. Понятно, никто не хотел печалить ее словом, и ее сестринская любовь породила множество легенд.
— Где же тогда Енох?
— Я, Ной, не верю, что отец был у ангелов, хотя у заброшенной штольни, после богослужения было нечто такое… непонятное человеческому сознанию. Ущелье уже затопило водой, была паника и страшная неразбериха. За всем этим мы наблюдали с Манефой сверху, с гребня скалы. И вдруг почувствовали чье-то присутствие рядом. И мой пес почувствовал его, перестал рычать на мечущихся в панике каинитов, перестал скалить клыки, а завилял хвостом и с любопытством щенка стал разглядывать пространство перед собой. Я спросил у Манефы: «Что это?» Она уже светилась радостью, будто увидела ангелов. Правда, сказала: «Не знаю». А мой серьезный пес радостно поскуливал и махал хвостом, бегая вокруг чего-то невидимого. Как шел Енох по сегменту солнечного света, я не видел. И на пастбище, где он читал свою последнюю проповедь, я не видел, как его забирали ангелы. То ли облако спустилось на пастбище, то ли туман, но такой, какой сразу не рассеивается солнцем, а блестит, как снег на вершинах. А когда этот туман рассеялся, Еноха уже не было с нами, и все стали говорить, что Еноха взяли ангелы… К чему я об этом? Не надо забывать: и железную дорогу, и арбалеты, и наконечники для стрел, — все это привнесли в нашу жизнь каиниты. И они не кичатся этим. Говорят, что достижения эти принадлежат всему человечеству, хотя, справедливости ради надо сказать, что перечисленные мною достижения — заслуга одного человека, Тувалкаина. События у заброшенной штольни (точнее, невольная льстивая полуправда о моем отце Енохе) бросают тень на гений Тувалкаина. А нам надо искать не то, что разъединяет, а то, что объединяет племена человеческие… Слуга!
Слугу пришлось звать не один раз, а, когда тот соизволил явиться, Мафусал сказал ему:
— Узнай, когда принимает епископ! — Приказал таким тоном, будто ожидал от слуги отказа. — Да не забудь зайти в сад и сорвать хороших цветов для епископа.
— Вы что-нибудь знаете о книге Еноха? — спросил я, когда слуга удалился.
— Вероятно, она существует, — услышал я радостные для себя слова. — Говорят разное, но я видел несколько листов своими глазами. Говорят, их нашли бродячие клоунессы. Каким образом книга лишилась нескольких листов, я не знаю. Ты их тоже сможешь прочитать, Ной.
— Где? — с радостью спросил я.
— В книжном хранилище, — запросто ответил Мафусал, — я свожу тебя туда. Хранитель — мой хороший приятель… Я познакомлю тебя с ним. Если ты собираешься учиться в нашем городе, это знакомство лишним не будет.
— Если я спрошу у хранителя про книгу Еноха, я не подведу вас?
— Нет, имя отца уже разрешено, но тебе надо знать, что хранитель должен докладывать о твоем выборе текстов… Между прочим, Манефа всегда твердила, что никакой книги Еноха со знаниями пророческого будущего и пророческого прошлого не существует, что он призывал писать на бесплотных скрижалях души, и все такое! Он в самом деле говорил нечто подобное, но эти его слова никак не исключают того, что он мог оставить книгу. Тем более сам учил нас письменному слову. Правда, его письменность была основана на знаках каинитов, но Енох ввел несколько букв, обозначающих гласные звуки, до чего каиниты не додумались. Иавал-скотовод — вот кто может рассказать тебе о книге Еноха. Он писал об отце. Правда, говорят, Иавал крепко пьет…
Вернулся слуга с букетом цветов. Покладистость слуги насторожила Мафусала. Он поменял местами несколько цветов в букете:
— Иди! Стой! Выверни карманы!
— Дык!.. Зачем? — Слуга погрузился в уныние. Он не стал выворачивать карманы. Он протянул на ладони золотой боб.
— Ты украл у меня золотой боб!
— Один цветок я вырвал с корнем… Господин, надо быть дураком, чтобы не положить находку в карман.
— И ты, конечно, поленился подкопать землю рядом?
— Подкопал, но ничего больше не нашел. — Слуга раздраженно и с вызовом вывернул карманы. Мафусал приказал слуге открыть рот и осмотрел его. — Ступай! — И когда отпустил слугу, сказал мне, кивнув в сторону двери: — Мошенник! Только и норовит украсть из моей земли золото. — Голос Мафусала стал помягче, но еще чувствовалось раздражение. — А земля у меня замечательная: сама порождает золотые бобы.
Вскоре слуга вернулся с известием, что епископа нет в городе.
— Отнеси восковую табличку хранителю и пусть напишет ответ, когда мы сможем посетить его.
— Господин, вы смотрите на меня так, будто я украл у вас еще один золотой боб.
— Тебе нет доверия…
8
Мы зашли в один из домов и спустились в помещение, похожее на склеп. Освещалось оно лампадами, стоящими на треножниках, и лампадами, подвешенными на цепочках к потолку. На низких каменных столах лежали книги, свитки пергаментов на ясеневых скалках, стопки папирусов с бирками, восковые таблички для письма. Хранилище оглашалось сверлящим звуком сверчков. На каменных стенах были выбиты мудрые изречения. Хранилище казалось загадочным, и его хранитель казался человеком загадочным. Он был сухощав и сутул. На кончике его острого насмешливого носа сидели очки, но внимательные голубые глаза смотрели поверх оправы. На хранителе мешковато сидел хитон белого цвета.