— Я спросил, как прошли твои занятия.
— Какие занятия? — не понял Фрэнк.
— Мои уроки верховой езды для детей, — пояснила Джейн.
— Вы… учите детей? — удивился он.
Она лукаво взглянула на Фрэнка.
— А чем, по-вашему, я занимаюсь?
— Ну, я думал, просто катаетесь верхом, развлекаетесь…
Фрэнк говорил искренне, он считал, что дочь такого богатого человека, как Мартин Ренкли, вполне может позволить себе вести беззаботный образ жизни и часами скакать на лошади.
— Я пытался заставить ее бросить это опасное занятие, она могла бы работать в моей фирме, но…
— Папа, пожалуйста, хватит этих разговоров, — раздраженно бросила Джейн.
Фрэнк понял, что этот вопрос был предметом давнего спора.
— Мне нравится учить детей.
— Ну что же, твои благотворительные занятия…
— Это не благотворительные занятия, — обиженно буркнула Джейн.
— Но за свой довольно тяжелый труд ты получаешь нищенские деньги, родная.
— Я работаю не ради денег. Я делаю это потому… что сама могла бы оказаться одной из этих маленьких обездоленных калек.
Мартин смутился: он опять допустил бестактность.
— Понимаю, милая. Но ты могла бы получать значительно больше, если бы… не твое странное упрямство.
— Папа, давай прекратим бесполезный спор. Мне кажется, Фрэнк чувствует себя неловко, наблюдая за нашей семейной дискуссией. Пойми, большинство детей еще не готово к предстоящему субботнему шоу, но если они не будут в нем участвовать… это их горько разочарует. Сейчас они не рассчитывают выиграть, а раз так, то, проиграв, не будут и расстраиваться. Для них шоу станет еще одной тренировкой.
— А как поживает Джимми? — спросил отец.
— О, моя радость и гордость? — улыбнулась Джейн. — У него все замечательно.
— Джимми — это молодой человек с голосом новорожденного младенца? — спросил Фрэнк.
Звонкий смех Джейн пролился на них, как поток солнечного света. Даже «провинившийся» Мартин рассмеялся.
— Он самый. А ты не лишен чувства юмора, герой.
Джейн взглянула на телефон.
— Значит, он звонил?
— Да. И еще кто-то…
Он намеренно сделал паузу, чтобы проследить за реакцией девушки, но Джейн не поинтересовалась, кто именно звонил ей, и Фрэнк облегченно вздохнул.
Джейн проснулась с первыми проблесками зари. Ее разбудило какое-то неосознанное волнение. Она попыталась заснуть, но внутреннее беспокойство гнало ее из постели. Она поднялась и решила поплавать — не лежать же, глядя в потолок и предаваясь сумбурным мечтаниям!
Джейн направилась в солярий и вдруг услышала доносящийся оттуда сдавленный стон. Она, не мешкая, бросилась туда. На мате, скорчившись, лежал Фрэнк. Боже! Что с ним? Сколько времени он так лежит? — мелькнуло у нее в голове.
Фрэнк спал. Его густые длинные ресницы бросали тень на бледные впалые щеки; напряженное лицо разгладилось, он выглядел моложе и… беззащитнее. Джейн хотела было тихо выйти, но стон повторился. Фрэнк еще сильнее подтянул ноги к груди, голова его моталась из стороны в сторону.
— Фрэнк, — прошептала Джейн, пытаясь вызволить его из ночного кошмара. — Проснитесь!..
Он не слышал. Она протянула руку и нежно дотронулась до его плеча. Отчаянный вопль, пронзивший предутреннюю тишину, заставил ее отпрянуть.
— Нет! Нет!.. Нет!..
5
Он проснулся от собственного крика и отчаянно взмахнул руками, пытаясь отогнать что-то неотвратимое. В серых глазах застыл животный страх.
Джейн видела в этих глазах ледяной холод и пугающее презрение, даже ярость. До сих пор она улавливала в них — хотя и очень редко — мягкую нежность. Но никогда еще ей не доводилось замечать в глазах Фрэнка такого смертельного ужаса.
— Все хорошо, Фрэнк. Все хорошо. Это просто сон.
Он растерянно смотрел на Джейн, до боли сжимая ее тонкие пальцы и все еще оставаясь там, в темных пучинах привидевшейся ему жути. В расширенных зрачках застыл испуг. Весь дрожа, Фрэнк перевел тяжелое дыхание и смежил веки.
— Все в порядке, все хорошо… Ты в безопасности, в нашем доме… — повторяла Джейн.
Она говорила медленно, тихо, уверенно, словно пыталась усмирить необъезженную лошадь. Ее проникновенный настойчивый шепот оказался целительным. Отрывистое дыхание Фрэнка выровнялось, щеки чуть порозовели. Пытаясь отогнать воспоминания о привидевшемся кошмаре, Джейн безмятежно спросила:
— Что ты здесь делаешь?
Взметнулись темные ресницы, и взгляд Фрэнка скользнул по ее лицу, потом бессмысленно уставился в кирпичную стену солярия. Фрэнк стиснул кулаки и ответил чужим, разбитым голосом:
— Я не мог заснуть… там, взаперти.
Джейн поняла не сразу. О чем это он говорит? Его спальня была самой просторной в доме, с удобной мягкой мебелью и большой ванной комнатой.
А потом она увидела, с какой жадностью он смотрит в светлеющее дымчатое небо, видневшееся сквозь прозрачный потолок, и все поняла.
— Помню, когда я вернулась из больницы домой, — заговорила она, — то совсем не могла спать. Мне казалось, усни я, и опять окажусь в той белой комнате, одна, беззащитная, словно в наглухо захлопнувшейся западне; и опять буду ждать, пока появится медсестра и принесет эти осточертевшие таблетки, а потом буду смотреть в белый потолок и мечтать о том времени, когда смогу не видеть всего этого…
Фрэнк молча слушал.
— По ночам мне еще долго мерещилась больничная палата, и я просыпалась с криком, в холодном поту и мечтала о доме, не осознавая, что уже лежу в своей постели. Мой отец, человек властный и крутого нрава, всю жизнь дрожал надо мной. Будь его воля, он заточил бы меня в неприступную крепость, спрятал бы от всех превратностей судьбы, оградил от всех печалей и тревог, которые неотделимы от слова «жизнь». Но я, как могла, противилась, хотя потом нередко думала, что отец прав. Но это просто так, к слову. Так вот, когда я вернулась домой, отец поселил меня здесь, в солярии, и, просыпаясь, я прежде всего видела над собой высокое небо.
Джейн чувствовала на себе пристальный взгляд Фрэнка, но смотрела не на него: рвущиеся из глубины души откровения было легче произносить, глядя на розовеющую утреннюю зарю.
— Меня еще долго преследовали кошмары, но когда я просыпалась и видела над собой не белый потолок, а кусочек неба, то сразу понимала, что я — дома, и успокаивалась.
Фрэнк жадно ловил каждое слово.
— Филлис, мой врач, вселяла в меня веру и надежду. Уверяла, что силы вернутся ко мне и я стану полноценным человеком. Она говорила, что моя болезнь — это враг, и я могу победить его, только мобилизовав волю и характер. И я боролась, превозмогая страх и боль. А когда я смотрела в это небо над собой, мне казалось, будто сама природа становится моим союзником.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});