1909–1910
Трущобы*
Были наполнены звуком трущобы,Лес и звенел и стонал,ЧтобыЗверя охотник копьем доконал.Олень, олень, зачем он тяжкоВ рогах глагол любви несет?Стрелы вспорхнула медь на ляжку,И не ошибочен расчет.Сейчас он сломит ноги о земьИ смерть увидит прозорливо,И кони скажут говорливо:«Нет, не напрасно стройных возим».Напрасно прелестью движенийИ красотой немного девьего лицаИзбегнуть ты стремился поражений,Копьем искавших беглеца.Всё ближе конское дыханье,И ниже рог твоих висенье,И чаще лука трепыханье,Оленю нету, нет спасенья!Но вдруг у него показались гриваИ острый львиный коготь,И беззаботно и игривоОн показал искусство трогать.Без несогласья и без крикаОни легли в свои гробы.Он же стоял с осанкою владыки –Были созерцаемы поникшие рабы.
1910
Олень, превратившийся в льва, – образ России.
«О, город – сон, преданье самодержца…»*
О, город – сон, преданье самодержца,Узнал ты бич Перуна-громовержца?В ту ночьХлыст молнии блестящей,Прекрасной в прошлом – ужасной в настоящем,Гнал все живое в домы прочь.И пенно-свинцовая волнаМетала пены в берег метко.Она, как львица, что гнева полнаИ зрит: везде простерла прутья клетка.И два египетских кумираКогти стерегли молчащим взоромПротянутых надменно лап.Пред ними овнов нету жира,Людей молящихся собором.Чужбины Бог стал мертвый раб.Летите, летите, бури певицы!Молчат фиванские девицы.О, вы, восставшие пришельцы,В косах шелковых и черных,Вам не молились земледельцы,Что когтем лап скребли узорныхСтаринный серый известняк,Как тело вражье смелый враг.И к египетским девам молчащимИсторгались из глаз в страдании взгляды,Казалось, робко, боязливо к дальним чащамШли в бурю, в темноту два нежных лада.И дивно смеялись те девы в концыУлыбкой спокойно одетого рта.Идите, идите, стучитесь, гонцы!Чугунная дверь в сад чудес отперта!За ними был дом. Строг и высок он.И у пламенных вечером оконСтоит юноша стройный, художник.Он смотрит и, грустью охваченный, плачет.Везде напевы похорон…О, что, скажите, значитВ наш век-безбожникСей львиный сон?
1911
221
«Мы сюда приходили, как нежные боги…»*
Мы сюда приходили, как нежные боги,В венках из листвы, что старинней,Чем мир.И старые главы и строгие ногиМесяца инейСлил в общий кумир.Теперь мы приходим ордой дикарейГордых и голубоглазых.И шепчем: скорее, скорее, скорей!Чужбина да сгинет в кровавых заразах.С оружьем палиц в шестопёрах,На теле кожа рыси,И клич на смелых горахНесет нас к вольной выси.
1911
Сон лихача*
Зачем я сломилТело и крылоЛетевшей бабурки?Плачет селоНад могилой девчурки.
<1911>
«…И она ответила тихо…»*
…И она ответила тихо,Устремляя в себя синий взгляд:«Бездонно-сине-пернатое лихо,Я бате не скажу ни о чем.Твои уста зачем палят?Ты смотришь грозным палачом.Я не скажу ни о чем брату,Чтоб он не пришел сюда с пищальюИ чтобы звездному грозному сватуЯ не ответила б с печалью.Кто ты, сумрак или бог,В ожерелье звонких струй,Ты зачем упал в наш логИ зачем твой горяч поцелуй?Я не скажу ни про что и моей маменьке,Она прилетела и смотрит <насмешливо> каменкой.Но я скажу казачине, –Его конь как гром, а волосы как ливень, –Чтобы он ведал, кто к девчинеПришел, зраком синим дивен».И дикая усмешка искривилаНебоизгнанника уста.Он затрепетал, как раненая вила,И смехом огласил места.Грустиночка ж тиха и проста.Казак Амур широкий сторожитИ песнь поет про деву Украины.Вода волнистая бежит,Вплетая в пены пряди крины.Ветер унывно ноет в дулеИ веет травы на золотом украшенный тесак.Но вдруг огонь и свист, предтеча пули,И навзничь падает нестонущий казак.И кто-то радостным крыломЕму в глаза незрячие блеснулИ снова, проведя черту меж добром и злом,В пустыне синей потонул.
<1911>
«Как черное облако, как туча грозы…»*
Как черное облако, как туча грозы,Повисло дерево над садом,И моря прибоя низыЗеркальны звезд сверкавшим взглядам.Ты стоишь одна у ворот,Одетая вся в белое.Пустынно все… Молчит народ,А ты стоишь что делая?
<1911>
«Как два согнутые кинжала…»*
Как два согнутые кинжала,Вонзились в небо тополяИ, как усопшая, лежалаКругом широкая земля.Брошен в сумрак и тоску,Белый дворец стоит одинок.И вот к золотому спуска песку,Шумя, пристает одинокий челнок.И дева пройдет при встрече,Объемлема власами своими,И руки положит на плечи,И, смеясь, произносится имя.И она его для нежного досугаУводит, в багряный одетого руб,А утром скатывает в море подругаЕго счастливый заколотый труп.
<1911>
«Мечтатель, изгнанник рыдал…»*
Мечтатель, изгнанник рыдалПод яркой зеленою ивой.Он молодость раннюю далЗа жизни путь красивой.Он юность золотуюПровел на Акатуе.И слезы длинные льютсяНа корни и на лозы,Поодаль летают и вьютсяБлестящие стрекозы.
<1911>
«Семь холодных синих борозд…»*
Семь холодных синих бороздУпадает на пол вечем,И волос шелковый хворостВьется пламенем по плечам.А за односпальною кроватьюЖивет шалун-мальчишка.Стрела летит к простому платью,Свистит насмешливая крышка.
1911
«О, эти камня серого чертоги…»*
О, эти камня серого чертогиИ, песни сестра, волна ступеней.Размером строгие порогиЛежат толпой прекрасных теней.И вы, черно-зеленые утесы,Стоящие в молчании сада.Здесь девы чешут свои косыИ ждут прихода гостя-лада.
<1911>
«На острове Эзеле…»*
На острове ЭзелеМы вместе грезили.Я был на Камчатке,Ты теребила перчатки.С вершины АлтаяЯ сказал: «дорогая».В предгорьях АмураКрылья Амура.
<1911>
«Чудовище – жилец вершин…»*
Чудовище – жилец вершин,С ужасным задом,Схватило несшую кувшин,С прелестным взглядом.Она качалась, точно плод,В ветвях косматых рук.Чудовище, уродДовольно, тешит свой досуг.
<1911>
«Гуляет ветренный кистень…»*
Гуляет ветренный кистеньПо золотому войску нив.Что было утро, стало день.Блажен, кто утром был ленив.
<1911>
«Полно, сивка, видно, тра…»*
Полно, сивка, видно, траБросить соху. Хлещет ливень и сечет.Видно, ждет нас до утраСон, коняшня и почет.
<1911>
Алферово*
Немало славных полководцев,Сказавших «счастлив», умирая,Знал род старинных новгородцев,В потомке гордом догорая.
На белом мохнатом коне,Тот в Польше разбил короля.Победы, коварны оне,Над прежним любимцем шаля.
Тот сидел под старой липой,Победитель в Измаиле,И, склонен над приказов бумажною кипой,Шептал, умирая: «Мы победили!»
Над пропастью дядя скакал,Когда русские брали Гуниб,И от раны татарскою шашкой стекалРучей. – Он погиб.
То бобыли, то масть воронаяПод гулкий звон подковНосила седоковВдоль берега Дуная.
Конюшен дедовских копытаШагами русская державаБыла походами покрыта,Товарищами славы.
Тот на Востоке служилИ, от пули смертельной не сделав изгиба,Руку на сердце свое положилИ врагу, улыбаясь, молвил: «Спасибо».
Теперь родовых его именийГорят дворцы и хутора,Ряды усадебных строенийВсю ночь горели до утра.
Но предан прадедовским устоям,Заветов страж отцов,Он ходит по покоямИ теребит концы усов.
В созвездье их войдет он сам!Избранники столицы,Нахмурив свои лица,Глядят из старых рам.
1911