Точно: Ильтера тоже вечно пыталась влить в него какую‑нибудь горькую или жгучую гадость, мотивируя это тем, что заботится исключительно о его здоровье! Интересно, в мире существует вообще хоть какое‑то приятное лекарство? Если да, то женщины наверняка примешивают к нему какой‑нибудь мерзости, чтобы мужчинам уж точно пришлось не по вкусу долго болеть! Или добавляют сонной травы, чтобы заниматься своими делами, пока ты спишь… Дорнан тряхнул головой. Нет, сейчас не время думать об этом!
Мгновение помедлив, Коранна рассмеялась. Так ничего и не ответив, она направилась прочь, помахивая опустевшим котелком и качая головой, словно не могла поверить в сказанное. Еще раз откашлявшись, Дорнан глубоко вздохнул. Ну что ж, по крайней мере, снадобье леди Морн оказалось не только противным, но и действенным: в голове мигом прояснилось, и усталости как не бывало. Правда, королю понадобилось выпить чуть ли не полфляги воды, чтобы на языке не так ощущался мерзкий привкус, но все же оно того стоило. Да и травы Ильтеры всегда помогали, когда жена ими его пичкала…
Глядя в спину удаляющейся Коранне, Дорнан пожалел, что не завел с ней разговор о чародее, доставшемся его отряду. Если подслеповато щурившийся маг, мешком сидевший в седле, — лучший выбор для конницы, то король готов пообедать собственными сапогами. Впрочем, бежать за леди Морн было уже поздно, да и не препираться не ко времени. В конце концов, возможно, остальные чародеи понадобятся ей для более важных дел, вот она и отмахнулась от тех, кому сегодня, может быть, и в драку‑то вступать не придется. Кажется, в пограничных землях Коранна считалась достаточно сильной колдуньей, чтобы поступать по собственному усмотрению. К тому же, даже если она недолюбливает сына изгнавшего ее человека (чего пока никак не продемонстрировала, если, конечно, не считать этого жуткого пойла!), вряд ли леди Морн придет в голову лишиться одной из колонн конницы, навязав ей негодящего мага.
Словно в ответ на незаданные вопросы короля Лайн Вейрес отвлекся от болтовни с гвардейцами, которые вполголоса переговаривались, кидая на Дорнана осторожные взгляды, и направился к нему. Ходил он, похоже, ненамного уверенней, чем держался верхом, — во всяком случае, за двадцать шагов запнулся раза три и едва не упал, запутавшись в собственных ногах.
— Ваше величество, если вы позволите… — его тон звучал почти просительно, но в глазах не мелькнуло ни тени почтения.
— Чего ты хочешь, маг? — поинтересовался Дорнан.
— Я, кажется, вам не понравился, — криво усмехнувшись, заметил Лайн.
— Очень проницательное замечание, — кивнул король. — До сих пор я немного иначе представлял себе боевых магов.
— Если бы вы спросили обо мне Теру, — Вейрес вздохнул, словно ему пришлось мысленно поправлять себя, — то есть ее величество, она бы, наверное, сказала, что я не так уж плох, как выгляжу.
— По возвращении непременно у нее поинтересуюсь, — сухо пообещал Дорнан. — Что‑нибудь еще?
— Такие, как я, больше других заинтересованы в том, чтобы Равиана никогда не победила Эрнодар, — вполголоса произнес чародей, и его взгляд вдруг сделался спокойным и твердым.
— Такие — это какие? — осторожно осведомился Дорнан. — Маги?
— Беглые равианцы, — Лайн пожал плечами, как будто говорил о чем‑то совершенно обыденном. — Я, ваше величество, можно сказать, из‑под веревки сбежал, когда ее уже примеривались накинуть мне на шею. Таких, как я, в Равиане, словно бешеных собак, травят, хотя единственная моя вина — природная способность к чародейству. Если бы Коранна и Ильтера… то есть леди Морн меня не подобрали, я бы умер еще в том месяце — по правде говоря, им пришлось изрядно потрудиться, чтобы выдернуть меня из‑под мантии Отца — Неба! Я никогда не думал, что однажды стану служить королю Эрнодара, но, если уж судьба так распорядилась, не беспокойтесь: мимо моего красного плаща равианцы не пройдут!
— Хорошо бы, чтобы после этих боев здесь остался хоть один красный плащ! — проворчал Дорнан. — Что, есть большая разница, умереть от меча или от веревки?
— Конечно, ваше величество, — Лайн как будто неуверенно перекатывал незнакомое обращение на языке. — Веревку я в то время не заслужил ни по высшим законам, ни по человеческим, а вот меча сейчас — вполне. Умереть, защищая то, во что веришь, — это хорошая смерть!
— Ты веришь в Эрнодар? — король приподнял бровь.
— А еще в Отца — Небо и трех богинь, — Вейрес ухмыльнулся и отвесил собеседнику неожиданно ловкий поклон, — и в то, что наша леди Морн не вышла бы за вас замуж, будь вы плохим человеком! С вашего позволения, я осмотрюсь, ваше величество!
Дорнан задумчиво посмотрел вслед удаляющемуся чародею. Ему показалось, или в тоне Лайна несколько раз проскользнули покровительственные нотки? Уж не возомнил ли Вейрес, что Коранна Морн приставила его личным телохранителем к королю Эрнодара? Хотя, судя по тому, что чародей считает Ильтеру своей покровительницей и, возможно, другом, он мог бы и сам взять на себя миссию по защите ее супруга. Ан’Койр покачал головой. Ну что ж, в битве быстро станет видно, чего стоит этот равианец Лайн Вейрес! Чему быть, того не миновать.
Он еще успел позавтракать густой солдатской кашей вместе с другими гвардейцами, когда из‑за леса в дальнем конце долины начали появляться колонны противника. Будучи вне досягаемости стрел, они перестраивались в атакующий порядок почти неторопливо, словно в распоряжении наступающих было все время мира. Наблюдающий за ними в увеличивающую трубу Дорнан отметил, что в первых рядах идет легко вооруженная пехота. Похоже, Коранна и Эталинф оказались правы: противник начнет с «пробных» атак. У равианцев достаточно людей, чтобы можно было пожертвовать частью войска ради «прощупывания» защищающихся.
— Они постараются вымотать нас еще до заката, — вполголоса произнес Вейрес, выехавший вслед за королем — Дорнан не стал его останавливать.
— Вряд ли, — ровно отозвался ан’Койр — таким тоном они могли бы разговаривать о погоде или видах на урожай. — У них полно времени, и, судя по всему, они об этом прекрасно осведомлены.
— Если я не ошибся, узнав человека, который ведет эту армию, то он сделает все возможное, чтобы удивить ваше величество, — Лайн заметно поежился.
Дорнан снова поднял подзорную трубу. Перестроившиеся равианцы, казалось, праздно застыли в южном конце долины. Вдоль их строя неторопливо ехал, не поворачивая головы и, судя по всему, почти не глядя по сторонам, невысокий конник в темно — сером плаще. На фоне остальной армии, обряженной в алые мундиры — цвета правящего Дома Равианы, он смотрелся белой вороной.