Читать интересную книгу Носорог для Папы Римского - Лоуренс Норфолк

Тейшейра забрал узду из рук туземца и сам закончил седлать свою лошадь. Вскочив на нее, он спросил у Моты, не видел ли тот дона Франсишку. Мота пожал плечами, выказывая обиду и нерасположение. Никаких отрядов у Бангвинима не было. Мота знал об этом так же хорошо, как и он. А дон Франсишку находился в трех милях отсюда, у Бенастерима, поскольку был фидалгу[58] старой закалки и, ничего другого не зная, не мог не броситься в самую гущу схватки. По крайней мере, так рассуждал Тейшейра, ничего другого не зная.

Он проехал мимо старого дворца Идалькао и монастыря Сан-Франсишку, стены которого уже были покрыты разводами черной плесени, которую муссон оставлял на каждом камне в городе. Площадь с pelourinho velho[59] была почти безлюдна, у столба никто не томился. Вскоре он миновал последнее из строений и оказался на проселке, шедшем среди банановых рощ. Дорога шла в гору, и деревья редели, а затем и вовсе исчезли. Две старые пинии обозначали середину пути. Из-за дождей вся местность густо поросла волокнистой травой, превратилась в зеленый ковер, скрывавший и кочки, и расселины. Переведя лошадь на шаг, он стал забирать вправо, чтобы не угодить в топь, а когда обогнул последний подъем, открылся вид на реку Зуари. До частокола и стен Сан-Паулу оставалось не более пятисот шагов, а вода в реке, если не было прилива, здесь доходила разве что до пояса. Один из людей, сидевших за внешней стеной, заметил приближение Тейшейры и стал махать рукой, чтобы тот удалился. Он спешился и, пригнувшись, повел лошадь в поводу, порой переходя на бег, спеша под прикрытие частокола. Не было никаких признаков ни отрядов Идалькао, ни дона Франсишку.

Все началось, как только Тейшейра привязал свою лошадь с задней стороны крепости, — град выстрелов, за которым последовали три или четыре более мощных залпа. Значит, у тех имелась небольшая пушка, не такая крупная, чем те, с которыми они столкнутся в случае отплытия, но звучавшая сейчас пугающе, ибо человеческая плоть и кости противостоять ей не могли.

— Ложись! Ложись! — крикнул ему Трухильо, когда он бросился к стене и раздался еще один залп.

Он прыгнул вперед и вниз, упав в пыль рядом с сержантом. Подняв голову, он увидел, как один из людей, лежавших ниже в цепи, поднимается на ноги, словно сомнамбула. Трухильо снова закричал, но вставший молодой человек только тупо обернулся. Вид его был недоуменным. Снова ударило по ушам, и Тейшейре показалось, будто солдат подпрыгнул, кружась едва ли не в танце, если не считать того, что челюсть его взорвалась месивом из крови и костей. Парень упал, попытался встать, не осознавая, что ранен, пока рука его, приподнявшись, не обнаружила пустоты, и все с тем же недоуменным видом — как, это все, что осталось от моего лица? — он извлек из полости большой костяной осколок. Тогда он завопил.

— Дон Франсишку, — крикнул Тейшейра, обращаясь к Трухильо, который раздраженно помотал головой.

— Попробуйте дальше, на посту Мендеша! — Он крикнул что-то еще, но Тейшейра уже отправился в путь.

Пост Мендеша представлял собой деревянный блокгауз. Там никого не было. По ту сторону реки густой кустарник и низкорослые деревья доходили чуть ли не до самого берега. Ветер менял направление, дул то в одну сторону, то в другую. На реке дуть будет сильнее, сказал себе Тейшейра. Время еще оставалось. Он поглядел налево, туда, где земля полого спускалась к воде. Болото.

— Вас прислал Трухильо?

Тейшейра резко обернулся. Там стоял обнаженный по пояс человек с изможденным лицом и налитыми кровью глазами. В одной из его худых рук покачивалась бутылка. Человек опустился на землю и сморщился, а потом поднес бутылку ко рту. Тейшейра ему кивнул и снова осведомился насчет дона Франсишку. Человек рассмеялся, потом закашлялся и сплюнул.

— Вы Мендеш? — спросил Тейшейра.

— Я был Мендешем, — последовал ответ.

Он начал сильно дрожать, лицо его исказилось судорогой, затем он перекатился на бок. Тейшейра попятился.

— Вот именно, — прошипел Мендеш. — Беги, беги, и как можно быстрее. Лихорадка и к тебе подбирается. Давай, беги! Беги! — Он уткнулся лицом в землю.

Тейшейра побежал. Когда он оглянулся, то увидел, что Мендеш лежит на прежнем месте, но к нему подошли трое других, таких же истощенных, как и он. Они стояли и смотрели на Тейшейру, пока он не отвернулся.

Мота выстроил своих людей в пальмовой роще за городом и разъезжал перед ними, помахивая изукрашенной узорами аркебузой. Тейшейра, легким галопом проезжавший мимо, счел это зрелище нелепым и не ответил на приветствие самозваного командира.

— Дон Жайме! Дон Жайме Тейшейра! — крикнул Мота ему вслед, но тот продолжал ехать. — Вы же искали дона Франсишку!

При этих словах Тейшейра остановился и развернул лошадь. Мота указал куда-то между деревьев. Среди стволов едва виднелось здание с красными стенами из местного камня, уже покрытыми черными полосами местной плесени: это была церковь Носса-Сеньора-да-Серра, выстроенная уже после того, как герцог вернулся с Малакки. Но чтобы дон Франсишку молился?

— Он позади, на лугу! — крикнул Мота, а затем засмеялся над нескрываемым изумлением Тейшейры. — Пытается поймать коня!

Мота продолжал хохотать, но Тейшейра уже повернулся к нему спиной. Среди деревьев, да еще под прикрытием города, ветра не было вообще.

Он увидел то, что и было обещано: человека и коня. Дона Франсишку и его белого мерина, единственного белого коня на всем острове, о чем с самого дня своего прибытия дон Франсишку не уставал повторять каждому, кто соглашался его слушать. Человек, протягивавший коню горсть увядшей травы, был ростом чуть выше Тейшейры, ширококостным и мускулистым. У него было тяжелое лицо, лицо крестьянина, которое он пытался превратить в нечто более утонченное и благообразное, отращивая маленькую заостренную бородку. Был он румяным и сердечным в общении, если только ему ни в чем не перечили. Тогда его близко посаженные глаза прищуривались, уходя глубоко в глазницы, вслед за чем дон Франсишку разражался вспышками гнева. У него имелся зуб на многих других фидалгу, проживавших на острове. В первую же неделю по прибытии сюда он убил человека, и герцог отчитал его за это. Третий или четвертый сын из благородной семьи, он никогда никому не объяснял, почему оказался здесь, в Индиях, на другом конце света. Сделки, которые он заключал, были случайными и неприбыльными. Но он владел единственным на острове белым конем.

Сейчас конь сопел. Дон Франсишку подошел к нему с травой в протянутой руке. Конь сделал было шаг навстречу, но когда дон Франсишку свободной рукой потянулся за уздечкой, мерин повернулся и легким галопом отбежал на несколько шагов.

— Черт! — воскликнул дон Франсишку, швыряя наземь несоблазнительную приманку.

Конь наблюдал за ним с безразличием. Дон Франсишку посмотрел в небо, словно очи, к которым он взывал, могли даровать ему утешение. Потом он заметил Тейшейру.

— Слишком уж норовист! — крикнул он, неожиданно повеселев, и хлопнул Тейшейру по плечу. — Вдвоем мы с ним живо управимся. — Он принялся указывать Тейшейре, где ему стоять, как сам он будет гнать коня на него, рассказал о причудах и странностях своего любимца. Наконец он обратил внимание, что лицо Тейшейры превратилось в застывшую маску. — Что такое? — спросил он. — Дурные вести из Бенастерима? Я там нужен?

— Вы нужны на борту корабля, — сказал Тейшейра. — Вы были нужны там еще час назад.

Он увидел, что глаза дона Франсишку на секунду сузились, но потом его веселость вернулась.

— Что ж, корабли ведь никуда не убегают, верно? В отличие от этого жалкого одра… — Он выдавил из себя смех; конь наклонил голову и принялся пощипывать пучки травы. — Давайте, дон Жайме. Мы в минуту доставим его на борт.

Тейшейра тяжело сглотнул, загоняя внутрь плотный комок гнева, набухавший у него в горле.

— У нас нет времени для таких, — он едва не сказал «дурачеств», — дел. И на «Ажуде» нет сена для вашего коня. Все тюки предназначены для Ганды. Мы с вами так решили еще неделю назад. Вы что, не помните?

Последняя его фраза была ошибкой. Он понял это, когда дон Франсишку побагровел, недолго сопротивляясь нарастающей злости, которая легко взяла верх, и тогда он принялся выплевывать в Тейшейру слово за словом — дескать, тот и «выскочка», и «подхалим», и «прихвостень герцога», не стоящий «одного копыта этого коня» или даже «двух его отсеченных яиц», а вот конь поплывет с ним, даже если это означает ждать до следующего года…

Тейшейра отвернулся от всего этого в холодной ярости. Дон Франсишку все еще кричал, когда он обогнул церковь и отвязал свою лошадь от ограды.

— Ветер переменчивый. — В тени дверного проема обнаружился Гонсалу. — Я увидел здесь вашу лошадь, — сказал он в объяснение своего присутствия. — И его. — Он указал по другую сторону церкви. — Думаю, теперь самое время рискнуть и отплыть. И он нам тоже нужен, если мы не хотим, чтобы наши люди сидели сложа руки. Им это Не нравится…