уцелела, и только золотая фигура Девы Марии и тележка, на которой ее везли, захвачены мятежниками.
За убегающими священниками на небольшом расстоянии следовали герулы во главе с Мундом. Они шли строем, часто и злобно оглядываясь. Это было отступление, но отнюдь не беспорядочное бегство. Многие из воинов были в крови, их лица были черны от сажи, брови и бороды опалены; шкуры, наброшенные на щиты и прикрывавшие их тела, были обожжены огнем пожаров. Не все вернулись назад. Семьсот человек покинули дворец, и немногим более шестисот возвращались обратно.
Мунд ввел свое войско на территорию дворца, построил в шеренги, и они стали поджидать появления отряда Велизария.
Наконец сквозь клубы дыма Феодора разглядела отступающий отряд комитатов. Первые ряды двигались, соблюдая строй, хотя солдаты также все время оглядывались назад. Когда колонна подошла ближе, стало видно, что в ее хвосте происходят столкновения. Вот в поле зрения появились задние ряды, и императрица увидела, как командиры изо всех сил пытаются сохранить строй и не дать солдатам сбиться в толпу. В последних шеренгах воины держали позади себя щиты, сомкнув их и прикрываясь от града летящих следом камней, которые с грохотом отскакивали от доспехов, а временами с глухим шлепком попадали в незащищенные части тела. Мечи воинов были обнажены, и многие из них — окровавлены, доспехи помяты. Некоторые прихрамывали или передвигались с помощью товарищей. Колонну преследовала орущая и торжествующая толпа, мечущая камни, выкрикивающая оскорбления и насмешки, но держащаяся при этом подальше от острых мечей.
В последней шеренге шел и сам Велизарий.
При виде дворцовых стен толпа мятежников приостановилась, а затем с еще более грозным ревом начала заполнять улицу, примыкающую к главным воротам.
Велизарий был последним, кто вошел в огромные бронзовые ворота дворца, и они захлопнулись за его спиной.
Пока Мунд отводил оба отряда в лагерь, Велизарий докладывал Юстиниану и Феодоре, ожидавшим его в кабинете императора.
— Мы спасли священнослужителей и большую часть священных реликвий, — сказал воин. — Не успели мы развернуться, как толпа бросилась на них, словно волки на овец. Герулы понесли серьезные потери — думаю, более ста человек, — пытаясь отбить священников у окружившего их сброда. Варвары пришли от этих потерь в бешенство. Я не знаю еще точно, сколько погибло моих солдат, когда мы прикрывали отступление, однако те, кто падал, — все мертвы, поскольку толпа не щадила никого. Полагаю, погибло более полусотни, так что всего мы потеряли около полутора сотен.
Он мог бы прибавить, что эти жизни принесены в жертву из-за нелепого приказа. С самого начала он не верил в пустые надежды Юстиниана усмирить толпу при помощи священных реликвий и святых отцов и не мог согласиться с полученным повелением ограничиться только обороной, которое лишило его воинов преимущества и сделало их уязвимыми для гораздо более многочисленного противника.
— Вызволив священников, я приказал отступить, — продолжал Велизарий. — Было ясно, что оставаться на улицах равносильно смерти. Они все охвачены пожарами. горящие стены постоянно рушатся. Несколько моих людей были убиты рухнувшей кладкой. А те дома, что не горят, толпа использует для атак, занимая крыши, нависающие над улицей. Не имея луков и при такой малой численности вовсе не просто выбить их оттуда.
— Так я и думал! — Юстиниан в отчаянии всплеснул руками. — Хорошо еще, что вам вообще удалось вернуться!
Казалось, он так и не смог понять, что именно его указания привели к столь трагическим последствиям.
Феодора взглянула на Велизария.
— И чем, по-твоему, это может нам грозить?
— Чернь поверила в нашу уязвимость. Они ликуют, ощущение победы окрыляет их и делает куда более опасными.
— Какую часть города вы сможете удержать? — спросила она, переходя, как обычно, к самому главному.
Велизарий мрачно взглянул на нее.
— В настоящий момент — территорию дворца, может быть, еще развалины Августеона, здание Сената и собор. Вот, пожалуй, и все.
— Однако шесть тысяч человек могли бы сделать и больше! — воскликнул Юстиниан.
— С твоего позволения, о величайший, теперь их менее пятнадцати сотен, — возразил ему Велизарий.
— А что же эскувиты?
— Об этих и говорить не стоит. Многие из них сочувствуют толпе, а если даже и нет, то все равно толку от них в драке никакого — один только гонор и доспехи. А ведь нам не парад предстоит, твое императорское величество, и не представление. Я бывал во многих городах, отданных на разграбление, но никогда мои глаза не видели более страшного зрелища. Половина населения обезумела от ужаса и горя, потеряв дома и все, что в них было. Другая же половина утратила рассудок от ненависти к твоему величеству и прочим представителям власти. Полгорода превратилось в пепелище, и один Бог знает, сколько погибло народу. Среди них много рабов, которых держали под замком и оставили обреченными на смерть в огне, так как выйти они не могли. Некоторым рабам удалось спастись, и теперь они рыщут по улицам в поисках добычи и отмщения, поскольку понимают, что для них эта катастрофа — возможность получить свободу…
— Ко всему еще и восстание рабов?! — простонал Юстиниан.
В городе, где рабы исчислялись сотнями тысяч, всегда существовала угроза их бунта. Все еще помнили ужасный мятеж Спартака и рабов Рима, когда временами казалось, что те вот-вот возьмут верх и истребят своих хозяев.
Но Велизарий возразил:
— Я не думаю, чтобы рабы действовали организованно. Они бродят небольшими группами, убивая кого попало и прибирая к рукам все мало-мальски ценное. Но вот кто действительно представляет опасность, так это чернь из старой части города, особенно из районов трущоб, порта и улицы Женщин. Похоже, что к ним примкнул кровожадный сброд со всего мира. Обе цирковые партии подстрекают их…
— Обе?
— Среди тех, кто с нами дрался, было полно и Синих, и Зеленых. Должен сказать прямо, твое величество, город сплотился против нас.
Юстиниан в ужасе уставился на него.
— Что же нам делать, что?!
В эту минуту снаружи вновь послышались тревожные возгласы, шум и топот. Слышно было, как командиры выкрикивают приказы. Юстиниан поднял голову.
— Что там еще?
И словно в ответ дверь в атрий отворилась и вошел Нарсес, только что переговоривший со стражей.
— Ваши императорские величества! — произнес он сурово. — Толпа пошла на приступ дворца. Уже кое-где занялись пожары.
ГЛАВА 28
Юстиниан молча поднялся. Феодора осталась сидеть, но сердце ее бешено заколотилось.
Все взгляды устремились на стоящего в дверях Нарсеса. По его лицу было видно, как потрясен правитель дворца.
Император был в смятении. Лицо его выражало тревогу. У Велизария перекатывались на скулах каменные желваки.