Читать интересную книгу Война империй. Тайная история борьбы Англии против России - Андрей Медведев

Еще один посол попытался прибыть в оренбургский отряд генерала Николая Александровича Веревкина, героя Крымской войны и Туркестанских походов. Но и там встреча закончилась ничем.

«…Посол поднялся с места с полным сознанием своего достоинства, и с легким, вежливо-холодным поклоном… который при соответствующих обстоятельствах сделал бы честь и любому европейскому дипломату, подошел к генералу и протянул ему что-то завернутое в лист почтовой бумаги.

Переводчик развернул бумагу: в ней оказалось послание Хивинского хана, зашитое в белый коленкор; под коленкором был мешочек из пурпурового атласа, расшитого золотыми узорами, и уже в этом последнем лист серой бумаги с одною исписанною страницей…

Добрые семь восьмых страницы были посвящены перечислению разных добродетелей “головы аламанов Русского Ак-Падишаха”, и только последние строки заключали в себе просьбу “досточтимого, великодушного и т. д. падишаха Хоразма, Сейд-Мухаммад-Рахим-хана” о том, чтобы дали ему три дня на размышление и в продолжение этого времени приостановили дальнейшее движение наших войск. Хан уведомлял при этом, что он обращался с такою же просьбой и к “ярым-падишаху” (“Пол-царя”. Так называют в Средней Азии туркестанского генерал-губернатора), от которого уже получил будто бы надлежащее согласие. Ответ генерала был так неприветлив, что переводчик замялся.

— Передайте, — повторил генерал, — другого ответа от меня не будет, если не получу приказания от генерала Кауфмана.

Послу сообщили отрицательный ответ, и он уехал видимо взволнованный…»[233].

24 апреля туркестанский отряд дошел до урочища Хал-Ата, пройдя больше половины пути. Дальше лежал совершенно безводный участок. Около Хал-Аты было построено укрепление имени Святого Георгия. Сделали брустверы, траншеи для стрелков, орудийные позиции и поставили на вершине холма сторожевую башню. В укреплении оставили роту солдат и большую часть грузов. Взяли максимально воды, боеприпасов и двинулись в путь. К 1 мая, ко дню, когда планировалась встреча всех отрядов, туркестанцы к Амударье не вышли. Героический марш по раскаленному аду пустыни продолжался еще 12 дней.

Падали без сил верблюды, на стоянках жгли и уничтожали лишние вещи и обмундирование. Был момент, что даже всерьез обсуждали — не оставить ли тут всю артиллерию? Но отказались от такой идеи и тащили пушки из последних сил.

Последний переход начался 8 мая, и наконец отряд вышел к холмам Уч-Учак, за которыми текла Амударья. У подножия холмов стояла хивинская армия. Расчет был простой и в целом правильный: русские войска шли через пустыню, они измотаны, они бросили большую часть экипировки — хивинцы это знали от своих лазутчиков-туркменов. Но хивинцы знали о том, как воюют русские, и сразу атаковать не решились. Тем более что и отряд Кауфмана вышел к холмам в полной боевой готовности, а на ночь лагерь разбили по всем правилам военной науки. Орудия под прикрытием пехоты заняли все господствующие возвышенности, и ночью отряд отразил несколько атак неприятеля, по хивинской коннице отработала артиллерия и ракетные станки.

С рассветом русские построились в боевые порядки: главная задача дня была дойти до реки. Вариантов не оставалось. Или умереть тут в бою, или отступить в пески. Понятно, что на второе никто не мог согласиться. Кауфман лично объехал боевые порядки, напутствовал солдат: попусту патроны и снаряды не тратить и помнить, какова главная цель. Пробиться к реке. Отряд двинулся. Хивинцы пытались атаковать, налетали с разных сторон, но русские упорно шли, отбивая атаку за атакой. К восьми утра 11 мая отряд вышел к речной низине, где было небольшое озерцо. Кауфман объезжал подразделения, благодарил солдат и говорил: «Перед такими войсками шапку надо снимать и кланяться». В тот же день русские подошли к Амударье. В Ташкент был отправлен курьер с телеграммой царю:

«Войска Вашего Императорского Величества, составляющие головную колонну Туркестанского отряда, в числе десяти рот и шести сотен, при десяти орудиях и восьми ракетных станках, одолев неимоверные трудности, поставляемые природой, в особенности на последней стоверстной жаркой, безводной, с сыпучими песками полосе, разбили хивинское скопище в числе 3500 человек, собравшихся у урочища Уч-Учак для преграждения нам пути к Амударье, и без всяких жертв и потерь благополучно вышли и стали твердою ногою 11 мая на реке Амударье. Неприятель в панике бежал. Состояние здоровья войск блистательное, дух их молодецкий»[234].

В целом можно было считать, что задача похода на Хиву практически выполнена. Главное было позади. И в этот момент Кауфман начал выяснять, где находятся остальные отряды. А ситуация была такая: оренбуржцы под командованием Веревкина подходили к Хиве, так же как и мангышлакский отряд полковника Ломакина, а красноводский отряд полковника Василия Маркозова был вынужден повернуть назад — жара и жажда заставили его принять такое решение. Как потом выяснилось, проводники нарочно заводили отряд в места, где не было колодцев, и вели его самым трудным маршрутом.

13 мая 1873 года оренбургский и мангышлакский отряды соединились, выйдя из пустыни к Амударье. Вот как описывает эту встречу Алиханов-Аварский:

«Переодевшись в мундиры, мы направились к бивуачным огням. Оренбуржцы еще не спали и их лагерный шум как бы возрастал по мере нашего приближения. Казаки наши затянули хором громкую песню, и с этим шумом мы вступили в странный, по-видимому, лагерь, в котором не было ни одной палатки: это был целый, своеобразный город темных войлочных кибиток, из которых мгновенно высыпал весь народ на необычайное для него зрелище. Несметные, казалось, полчища верблюдов наполняли все пространство между кибитками и ярко пылавшими кострами и всполошились от диких звуков нашей зурны…

Через минуту мы были в обширной, белой кибитке, в которой могли бы свободно уместиться, по крайней мере, сорок человек; складные кровать, стол и несколько табуретов составляли ее убранство. При нашем входе из-за стола приподнялся маленького роста, одетый в серое пальто, плотный и бодрый старик, с быстрыми живыми глазами и с закрученными кверху седыми усами, генерал-лейтенант Веревкин… Наш добрый Л. казался сильно взволнованным: для него наступила торжественная минута блистательного исполнения поставленной ему задачи — соединения с Оренбуржцами. Он подошел к генералу, прерывающимся голосом отрапортовал о благополучном прибытии и затем представил нас. Генерал пожал всем руки и пригласил сесть…

— Ну, как вы прошли, полковник? — начал генерал.

— Благополучно, ваше превосходительство, и все господа офицеры… весьма усердно…

— Словом, благополучно?

— Благополучно, ваше превосходительство.

— И отлично-с!.. Что и нужно было…»

На подступах к Хиве и отряд Кауфмана, и объединенный отряд под командованием Веревкина хивинцы неоднократно атаковали. Напротив переправы через Амударью было построено укрепление и установлена хивинская артиллерия. Но уровень подготовки бойцов был настолько низкий, что обстрелы не наносили русским отрядам никакого урона. По приказу Кауфмана в ближайшие поселения были разосланы прокламации, где говорилось, что ярым-падишах идет войной, только чтобы наказать хивинского хана. Всем жителям гарантировалась безопасность. И надо сказать, что любые попытки совершить мародерство или расправу над мирным населением строго пресекались. После того как отряду Веревкина сдался городок Мангит, там случились погромы, устроенные казаками и солдатами. Офицеры наводили порядок самыми жесткими методами. Просто стреляли мародеров и погромщиков на месте.

«Был в Мангите, между прочим, и такой случай: проезжают по главной городской улице два офицера в сопровождении конно-иррегулярца. В стороне от них перебегает через переулок и, сильно шатаясь, кидается в ближайший двор высокий старик с обнаженною головой, на которой явственно видны два удара шашки и с которой струится кровь на его лицо и широкую седую бороду; за ним гонится пьяный казак в белой фуражке с окровавленною шашкой в руке… Офицеров покоробило. Один из них бросается в переулок и загораживает казаку дорогу.

— Что ты делаешь, мерзавец?!.. Как тебе не стыдно трогать безоружного!

— А они, ваше благородие, нешто мало били наших?

— Вон, негодяй!.. Иначе я тебе как собаке разможжу череп.

— Чаво?… череп?… А шашка для чего?..

Офицер выхватил револьвер и уложил казака на месте…»

18 мая туркестанские части Кауфмана стали переправляться на левый берег Амударьи. За пять дней переправа отряда была завершена, хивинская армия почти не пыталась атаковать. Участники похода были поражены увиденным. Богатые сады, поля и огороды, густые виноградники, широкие арыки. Это так было не похоже на типичную Среднюю Азию, к которой они привыкли. Из воспоминаний русского офицера: