Читать интересную книгу Непрямое говорение - Людмила Гоготишвили

Ноэтически-ноэматические структуры Гуссерля оборачиваются при таком переворачивании вектора его феноменологии бессознательной проекцией на сознание субъект-предикатной структуры языка, а поскольку последняя не универсальна, тем самым сознание и все философствование объявляются метафизическими, метафорическими и т. д. Но Гуссерля можно интерпретировать и иначе: понимать субъект-предикатную форму как модифицированный и частный специфически языковой аналог ноэтически-ноэматических структур, который при этом не изоморфен им (один языковой субъект-предикатный акт может выразить и два акта сознания, и только одну его – ноэматическую или ноэтическую – сторону). Как раз через зазоры между структурами сознания и этой частно-специальной языковой структурой проскальзывают в высказывании несемантизированные или несемантизуемые вовсе «непрямые смыслы».

Если говорить в общем, то приведенную идею Деррида можно разделить на два тезиса, с одним при этом не согласиться, с другим – согласиться. С одной стороны, в отличие от Деррида, мы будем исходить из того, что «полное превращение смысла в значение невозможно», что следует проводить «различение между слоем смысла и слоем значения» – на этом различении во многом как раз и будет строиться в дальнейшем понимание непрямого говорения [293] (обсуждение этого пункта спора Деррида с Гуссерлем будет продолжено в § «Смысл и значение. Гуссерль и Деррида»). С другой стороны, отношения между этими слоями действительно – как и утверждает Деррида – не покрываются понятием «выражение» (следует «задаться вопросом об иных» – помимо выражения – отношениях между смыслом и значением – с. 166); ниже будет предложена расширяющая замена в виде понятия «инсценирование».

1.3. Индуцирование и инсценирование

§ 17. Особый характер взаимоотношения актов говорения с сопровождающими их актами сознания. Составляющая высказывание сцепленная последовательность актов говорения всегда сопровождаема иными по типу актами сознания. Вопрос в том, как они соотносятся друг с другом. Хотя соотношение разных по типу актов сознания – это общефеноменологическая проблема (ведь и другие типы спонтанных и/или организованных потоков актов сознания также состоят из актов разной природы, включая и акцентируемые Гуссерлем логические акты внекоммуникативного выражения), однако акты говорения – вещь, по-видимому, все же в этом отношении особая. Между характером соотношения актов разной природы в чистом сознании – и характером соотношения актов говорения с вызвавшими их, с выражаемыми в них или с сопровождающими их актами другой природы должны иметься как безусловные типологические сходства, так и не менее существенные типологические различия.

Сразу же можно сказать, что одно из таких различий – телеологическое. Логические внекоммуникативные языковые акты Гуссерля вместе с сопровождающими их актами другой природы совместно направлены на конституирование и означивание ноэм и ноэс неязыковых актов, сосуществуя с ними в общем потоке актов единого переживания. Характер взаимоотношения таких языковых актов с другими актами сознания понимался Гуссерлем как приспособление, сплетение, сливание – и понятийная выражающая экспликация: «5 поэтическом аспекте рубрикой «выражающее» будет обозначаться особый слой актов – такой, к какому возможно своеобразно приспособлять и с каким возможно замечательным образом сливать все прочие акты, именно так, что любой ноэматический смысл акта, а, стало быть, заключающаяся в таковом сопряженность с предметностью, отпечатляется в ноэматическом аспекте выражения «понятийно»» (§ 124). [294] Это описание взаимоотношений «приспособления, сплетения, сливания» и понятийного означивания, что в совокупности названо выражением, дает основания для интерпретации логических актов выражения как не имеющих отдельных от других актов этого же потока сознания целей. Исполняемая ими функция придания смысла и/или означивания (в общем смысле функция выражения) имплантирована в телеологию включающего их потока актов, представляющего собой единую текстуру-ткань (в смысле Деррида): выражение является одной из форм осуществления интенции самих составляющих этот поток актов.

Телеология взаимоотношения актов говорения с сопровождающими и связанными с ними актами другой природы носит принципиально иной характер. Акты говорения, так же как и акты означивающего выражения, переплетаются с другими по типу актами сознания; частью совпадая, частью расходясь с ними, они могут, как и гуссерлевы акты выражения, в той или иной степени «приспособляться, сплетаться и сливаться» с ними, однако в этом сложнопе-реплетенном сосуществовании с другими по типу актами акты говорения не составляют с ними единую ткань: вместе с погруженностью в другие акты они всегда непосредственно и последовательно связаны между собой в особую единую и автономную цепь и имеют свою отдельную цель, отличную от целей сосуществующих с ними неязыковых и иноязыковых актов сознания. На гуссерлево выражение (или смыслостановление, смыслоразличение, конституирование) в связной последовательности актов говорения наращиваются другие цели и мотивы, включая коммуникативность; отсюда и иная ситуация: будучи тесно сопряжены с актами другой природы, акты говорения обладают своей, автономной от сосуществующих с ними актов телеологией. Видеть дерево, ощущать голод, изумляться, оценивать, обдумывать ситуацию, конституировать ноэму – иное, нежели организовывать поток актов с целью рассказать (описать, изобразить, объяснить) о восприятии дерева, ощущении голода, изумлении, оценивании, о процессе (этапах, результатах) обдумывания ситуации и конституирования ноэмы. О такой автономной последовательности нельзя уже в прямом смысле говорить как о «выражении» неязыковых актов: между ними устанавливаются иные по типу взаимоотношения. Не будучи уже выражением одного другим, это и не смешение, и не слияние одного с другим. Если применительно к внутреннему потоку актов сознания, выражаемому в некоммуникативных актах логического означивания (например, номинациях), или к спонтанному процессу мышления можно в определенном смысле говорить – вместе с Деррида [295] – о неразличаемом смешении неязыковых и «выражающих» их языковых актов, превращающем их в единую текстуру-ткань, то применительно к актам говорения такое понимание уже не совсем точно. Акты говорения погружены в совместный поток и неязыковых, и, возможно, других языковых (логических и спонтанных) актов, но, вместе с тем, они ощутимо и «видимо» связаны между собой и потому с той или иной степенью легкости вычленимы из общей «текстуры» актов.

Собственно говоря, неточно будет применять понятие «смешение» и к гуссерлеву логическому выражению, в связи с которым и используется в «Идеях 1» понятие «сплетения»: если имеется в виду не спонтанный поток и не нейтральное «просто думание себе», а именно процесс последовательного целенаправленного логического выражения, по направлению выхода на которое и велось тут рассуждение Гуссерля, то отдельные частные акты этого выражения тоже взаимоорганизованы и связаны между собой в автономную последовательность, и потому эту последовательность также вполне можно «отложить» как «закладывавшуюся». Другое, конечно, дело, что цепочки последовательных и организованно связанных между собой актов – чисто логических и/или коммуникативно-языковых – оказывают обратное влияние на несущий и выплескивающий их поток актов сознания, внося в него новое смысловое формование (что также фиксировалось Гуссерлем), тем не менее и в этом модифицируемом смысловом течении всегда можно феноменологически отчетливо усмотреть следы соответствующего волевого импульса к организации связной последовательности актов выражения (у Деррида в этом смысле говорится об «операции начинания», «ordiri» – там же, с. 145) – импульса, который вычленяет, связывает и обособляет эти акты от несущего их и модифицируемого ими потока.

Проблема, таким образом, состоит в выявлении типа несмешиваемых взаимоотношений между последовательностью актов потока сознания и связанной с ним последовательностью актов говорения.

§ 18. Индуцирование и инсценирование. С позиций феноменологии говорения, фундирующий тип взаимоотношений между актами говорения и сопряженными с ними актами другой природы – это и не смешение их в единую ткань (когда «их смешение таково, что их основу невозможно отличить от ткани»), и не те взаимоотношения, которые утверждались Гуссерлем для интересовавших его некоммуникативных актов выражения (экспликация, номинация, предикация и в целом – выражение). В соответствии с автономной телеологией говорения, на место неразличимой тканевой сплетенности и/или понятийной и последовательной экспликации и выражения ноэматического состава заступает организованное индуцирование целенаправленно избранных для вовлечения в состав языкового высказывания и особым образом инсценированных ноэматически-ноэтических структур из текущего и вбирающего их в себя потока актов сознания. При избирательном инсценированном индуцировании возможно не только отсечение тех или иных актов потока сознания, но и достраивание этого потока за счет специально «добавленных» актов, и переконфигурация их исходного сорасположения. Цепь актов говорения берет на себя (или на нее возлагается) «интенциональное задание»: своим сокращенным и/или специально нарощенным и перестроенным составом в его особой инсценировке она представляет вовне и индуцирует, с одной стороны, более протяженный, чем само высказывание, с другой стороны, обогащенный высказыванием смысл.

Вряд ли можно сомневаться в том, что говорение – это акт и что, наряду с типологически общими чертами, акт говорения интенционально отличен от других типов актов сознания. Можно по-разному понимать эту интенцию (т. е. не обязательно как предлагаемое здесь индуцирование), но сама особость и обособленность интенции актов говорения от интенций других актов (актов восприятия, воспоминания, ощущения, логического означивания и т. д.) феноменологически представляется очевидной. Аналитическая лингвистика с разных сторон рассматривает эту актовую сторону языка и – аналогично континентальной неофеноменологии – не всегда считает нужным разделять эти разные интенции. Так, по отношению к одному из выделяемых типов речевых актов лингвистика «сомневается» в обособленности коммуникативного языкового акта от акта сознания (или факта). Имеются в виду перформативы, т. е. высказывания, которые, по даваемому определению, «тождественны» самим обозначаемым в них действиям (объявляю, клянусь, нарекаю, прошу и т. д.). [296] О перформативности говорят как о распаде выражаемости в ее разделенности на выражаемое и выражающее: в перформативе, как считается, выражаемое мыслится содержащимся в самом выражающем (в отличие от констативов, типа «Идет дождь», где выражаемое как факт отделено от выражающего). В этой идее, на наш взгляд, присутствует отчетливый феноменологический подтекст, но и перформативы не меняют изложенного выше понимания ситуации: тот акт сознания (или «факт»), который можно было бы здесь мыслить как совпадающий с актом речи, сам в себе – по своей интенции – уже коммуникативен и по этому параметру схож с актами говорения и совместно с ними отличен от других типов актов и их интенций. Высказывание «Я согласен взять эту женщину в жены» или какая-либо «клятва» в полном смысле никогда не являются только имманентными актами сознания (или внеположными «фактами»), они всегда суть и внешние языковые «действия» – вовне направленные акты сознания. В строгом смысле полное совпадение актов сознания, о которых говорится, и самих актов говорения невозможно и в перформативах, как невозможно «тотальное» совпадение того, о чем, с тем, что говорится (Гуссерль): любая клятва имеет свой интенциональный «предмет», любое «согласие» имеет свой «предмет» и все эти предметы индуцируются в воспринимающем сознании, а акты сознания инсценируются в перформативных высказываниях, и не в качестве того, что совпадает с самим перформативным актом («эта женщина» и есть такой предмет перформатива, как и «нарекаемый» корабль и т. д.). В пару к случаю имплантации ноэсы в ноэму в гуссерлевых случаях стяжения. Здесь, как видим, обратная разновидность стяжения: здесь ноэма имплантируется в ноэсу, но тем не менее она налична и ощутима в своей особости и обособленности от ноэсы.