Эта миссия требовательности и честности очень нелегка, потому что утверждается в постоянном соперничестве с прямо противоположными тенденциями. Многое изменилось за прошедшие годы и многое меняется на наших глазах. Не исключено, что государство попытается снять с себя обязательства по отношению к общественному театру и перейдет к поддержке театра частного, свободно конкурирующего, к поощрению соревнования между театрами не столько творческого, сколько экономического характера. Все может случиться. Но я не теряю веры в будущее театра, в общественные функции, которые он, несмотря ни на что, обязан выполнять.
Бернар Собель:
Я могу судить о современной ситуации во французском театре только как режиссер — практик сценического дела. Сценическая же практика, если говорить о ней всерьез, это проблема политическая. Весь вопрос в том, есть ли у современных французов потребность в театре: хотят ли они смотреть пьесы Чехова, инсценировки Достоевского, слушать оперы Моцарта и так далее... Для меня центральная проблема — может ли театр помочь людям жить? Так вот, по-моему, в сегодняшней Франции театр не помогает людям жить, а современные французы не имеют потребности регулярно посещать театр.
Во Франции сегодня происходит то, что можно назвать "массифи-кацией культуры" — коммерция стремится отнять у человека индивидуальность, свести каждого до уровня потребителя, потенциального покупателя со стертой личностью и унифицированными потребностями. "Купи квартиру, купи виллу, посмотри спектакль..." — зовет коммерция. Но боже упаси интересоваться жизнью других, проблемами, которые касаются всех. Потому-то большинство французов сегодня даже не знают, что искусство может помогать им в жизни...
Возьмем в качестве примера наш Театр Женневилье, работающий в парижском пригороде, в рабочем квартале. Обитатели Женневилье не считают театр своим, хотя на его сцене идут спектакли, непосредственно к ним обращенные, лучшие современные и классические пьесы. "Театр — это слишком сложно, это не для нас", — говорят они. Но если показать им коммерческую постановку, к тому же расхваленную прессой, зрители повалят к нам толпой. Вот это и есть современная театральная ситуация во Франции, увиденная не сквозь розовые очки, а взглядом практика сцены, лишенным иллюзий...
Вот еще один, по-моему, поразительный пример. В Театре дез Амандье у Патриса Шеро шел спектакль "Восточная набережная" о жителях пригородов современных больших городов, которые не могут приспособиться к жестокой капиталистической действительности, в конце концов оказываются раздавленными ею. Он обращен к жителям Нантера— рабочего квартала, где расположен театр. Так вот те, для кого предназначался этот превосходный спектакль, рабочие, не пришли в театр; тех, о ком шла речь в пьесе Б.-М. Кольтеса, в зале не было. В зале был "весь Париж", театральные завсегдатаи, которых более всего интересует, как поставлена пьеса, как одеты актеры, как освещена сцена, кто занят в ролях, но вовсе не то, о чем идет речь в пьесе, для чего поставлен спектакль.
Таким образом, творческая работа театра сводится до уровня производства определенной продукции, которую продают и покупают, до создания продукта потребления, который найдет своего клиента или не найдет его...
Меня волнует также проблема художественного уровня современного театрального искусства. Мы работаем по старинке: вот персонаж X или персонаж Y, вот диалог, а вот речь, пластика и мимика актера... А в это самое время такие художники, как Роберт Уилсон или Ричард Форман, казалось бы, работающие совсем рядом с нами, революционизируют язык театра, создают ситуацию разрыва с традиционными и апробированными средствами сценического искусства, помогают нам понять, что в современном обществе не может функционировать несовременный театр.
У нас во Франции ощущается острый недостаток именно такого театра. И какой бы ни была завтрашняя театральная ситуация, в ней должен возникнуть театр, который разобьет отчужденность, отделяющую нас от зрителя, и приобщит французскую сцену к поискам современных художественных средств.
Естественно, можно привести и примеры другого плана: скажем, у нас в Театре Женневилье с неожиданным успехом длительное время шел "Натан Мудрый" Лессинга. В чем секрет? В том, что автор сумел сказать (а мы — донести до зрителя) то, что волнует людей, что освобождает их от ложных иллюзий и порождает обоснованную надежду. Собственно говоря, это и определило наши идеологические и творческие цели, принесло нам победу.
Думаю, что при всех различиях общественной ситуации сходное положение существует сегодня и в русском театре. Говорят, что во Франции сегодня "народный театр" — это коммерческий театр бульваров. Но разве в вашей стране Мандельштам или, скажем, Пастернак являются наиболее читаемыми поэтами? Творческая практика театра неотрывна от общекультурной и — шире — общесоциальной ситуации.
Именно это, в частности, объясняет тот поэтический ореол, которым сегодня окружена в восприятии многих театральная эпоха Вилара. Вилар был одержим, я бы сказал, "республиканскими" театральными идеями, он стремился ввести театр в самое ядро общественной жизни, в "жизнь города", как он сам говорил. По счастью, его творчество пришлось на такой момент истории, когда театральные настроения совпали с потребностями общества, с реальностями текущей политики. Это был театр, имеющий своих героев, своих зрителей. В нашей памяти T.N.P. Вилара неотделим от Жерара Филипа, в чьем облике, взгляде, голосе воплотились мечты, надежды, судьбы тысяч и тысяч молодых французов и француженок. Но я вовсе не уверен, что эти прекрасные мастера французской сцены были революционерами, что гуманистическое содержание их творчества, скажем, порождало новаторские и революционизирующие возможности сценического искусства. Я не уверен также, что направление, представленное Виларом, впрочем, как и всякое театральное направление, было свободно от ограниченности и недостатков. Так, например, я считаю немыслимым играть спектакль перед тремя тысячами зрителей, приноравливаясь к последнему ряду кресел, — а T.N.P. сделал это нормой своего творчества, что не могло не огрублять работу актера, ограничивало репертуарный выбор... Боюсь также, что стремление к общепонятности и актуальности звучания спектаклей, стремление сделать их "народными" приводило нередко к унификации стиля разных постановок, к однотипному воздействию сценических решений на зрителя... Я бы рискнул сказать, что Вилар оказался как бы на грани двух эпох: он подвел итоги предшествующему огромному периоду истории французского театра и открыл его современный, принципиально новый этап развития. В этом и состоит историческая роль этой необычайно обаятельной личности.
Раймонд Тёмкин:
На сцене современного французского театра можно увидеть сегодня немало блестящих спектаклей, в нем работает целая плеяда замечательных режиссеров и актеров. И все-таки наш театр находится в кризисе. Речь идет не только о жестокой конкуренции со стороны кино и особенно телевидения. Речь идет о переменах, захвативших весь спектр взаимоотношений современного французского театра и публики. Некогда Жан Вилар рассматривал театр как "общественную службу" и сравнивал его с электричеством, газом и прочими коммунальными "услугами". Большая часть молодых французских режиссеров сегодня рассматривают театр как индивидуальное дело, творчество — как личную проблему.
У Вилара ведущим было чувство гражданской ответственности перед публикой. Они в большинстве своем таким чувством не обладают. Разумеется, и здесь есть исключения — Ги Реторе, например, многолетний руководитель Театра Восточного Парижа, или Пьер Дебош, директор Дома культуры в Ренне. Можно назвать и других, но их не так много. Большинство режиссеров сегодня придерживаются иной ориентации. Когда начиналась борьба за народный театр, за децентрализацию драматического искусства, ее "застрельщики" прилагали героические усилия, чтобы завоевать публику, привить интерес к искусству театра тем, кто в нем никогда не был. Тогда не стеснялись устанавливать контакты с предприятиями, комитетами антрепризы, ходить в лицеи и школы. И зритель тогда был особенный— одушевленный коллективным интересом к творческой деятельности художников.
Сейчас со всем этим покончено. Пожалуй, сохраняется еще некоторый, но ограниченный интерес театров к молодежи, к школьникам, но с предприятиями и заводами покончено. Потому-то и рабочие мало интересуются искусством театра и изменился характер публики, теперь отправляющейся в театр небольшими группами, семьями, а еще чаще — парами.
Сегодняшнее поколение молодых режиссеров немногим обязано Вилару и в художественном плане. И вовсе не потому, что Жан-Пьер Венсан, Патрис Шеро или Ариана Мнушкина не видели его лучших спектаклей, чего, кстати, нельзя сказать, например, о Роже Планшоне, который прекрасно знает творчество Вилара. Дело в том, что у них нет той силы и строгости, которыми обладало его искусство. Если Вилар основное свое внимание уделял интерпретации текста, то они более всего заботятся о красоте спектакля, его выразительности и эффектности. Эстетика Вилара далека от художественных исканий сегодняшнего французского театра, мастера которого пользуются драматургическим текстом для того только, чтобы оттенить собственную виртуозность.