псами Керана в поясе астероидов. Как ты можешь выбрать курс, если не знаешь, сколько кораблей при нем? Сколько переменных в игре для засад и контратак? – Я наклоняюсь к ней и киваю на Александра. – И самое главное, не позволяй ему изводить тебя.
– Слушаюсь, сэр.
– Теперь ты.
Я поворачиваюсь к Александру. Вытаскиваю из датапада голограмму, показывающую, что происходит на мостике, и Александр застывает. Я перематываю запись и демонстрирую его самодовольные улыбки, которые он адресовал Ронне, когда я стоял к нему спиной. Я заставляю его просмотреть это трижды, пока его бледные щеки не розовеют.
– Не будь говнюком. Именно из-за таких говнюков и началась война.
– Слушаюсь, сэр.
Коллоуэй, восседающий в пилотском кресле наверху, весело хмыкает, хотя по-прежнему без улыбки. Ему никогда не нравился Александр, да и другие золотые, если уж на то пошло, но особенно он радуется, глядя на унижение моего лихого копейщика. Такое случается нечасто. Лорн мог бы гордиться мальчишкой, если бы не его язык. Александр хочет, чтобы все считали его таланты даром Юпитера, однако с момента нашей встречи я ни разу не видел, чтобы он изучал или практиковал воинские искусства. Иногда Лорн позволял ему присутствовать на наших тайных уроках в Эгее. Александр приносил ореховый хлеб, испеченный сестрой, и смотрел на нас широко раскрытыми восхищенными глазами.
Я жестом велю Александру подойти ближе:
– Прошу, держись подальше от Аполлония.
– При всем уважении, сэр, – у этого человека в голове бомба.
– Он безумец. Он был совершенно серьезен, когда говорил о кровной мести. Он не бросает перчатку, поскольку знает, что я это остановлю. Но он все-таки может воспользоваться случаем, если ты повернешься к нему спиной.
– Не воспользуется. Он понимает, что вы снесете ему голову, а я склонен думать, что ему дорога его голова.
– Он может рассчитывать на то, что ему ничего не грозит. Что я не стану жертвовать миссией для того, чтобы отомстить за твою смерть.
– Конечно, вы бы пожертвовали. – На его лице медленно проступает боль. – Ведь так?
– Разумеется, – отвечаю я, поймав взгляд Ронны.
Она понимает, что я лгу, потому что, в отличие от Александра, не страдает общей манией величия, с которой втайне живут золотые: дескать, они избранные и их час славы близок. Ронна ожидала бы, что я поставлю миссию выше ее. После того как мы с ней коротко переглянулись, я вижу ее в другом свете.
– Извините, что прерываю школьный урок, но нас вызывает планетарная безопасность, – говорит Улитка из расположенной ниже мостика радиорубки.
Его белое мягкое кресло откинуто назад. Рассеянный свет, исходящий от плавающих перед ним в воздухе голографических управляющих устройств, заливает его тонкие руки радиоактивной зеленью. Улитка уже отплясывал этот танец, поскольку мы прошли три уровня безопасности при помощи кодов, полученных от посредника Тарсуса. Первый пришел к нам со станции Бастион, еще два – от золотых патрулей и сенсорных дронов, когда мы погружались в глубины вражеской орбиты. Не считая этих контактов с Сообществом, мы хранили полное радиомолчание.
– Последний код, – говорю я. – Приготовь двигатели к максимальному форсажу на случай, если не сработает.
Вот уж действительно – в пасть зверю.
Пройдя систему планетарной безопасности, мы садимся рядом с пятью довольно старыми штурмовыми фрегатами на тихую взлетно-посадочную полосу, расположенную на мелководье рядом с островом Тарсуса в экваториальных морях Венеры. Часовые в шлемах смотрят с наблюдательных пунктов на возвышениях, как наш корабль касается бетона, потом равнодушно переводят взгляды на ночное море.
– Это что? – бормочет Севро. – Пять фрегатишек? Я думал, тут должно быть никак не меньше дюжины.
– Возможно, за пределами острова есть еще, – говорю я.
– А если нет?
Упыри собираются в трюме рядом с трапом для высадки и облачаются в доспехи. Крошка и Милия приводят Аполлония из камеры. В своей черной одежде и пурпурном плаще, найденных в шкафах Квиксильвера, он не похож на заключенного. Севро опередил меня и теперь сидит на одном из припаркованных гравибайков и ест яблоко, делясь с Безъязыким; тот деликатно откусывает маленькие кусочки. Севро сердито смотрит на Аполлония, пока другой упырь подтягивает винты на задней пластине его брони.
– Ты не забыл, что будет, если ты начнешь умничать, Яблочко? – Севро сжимает плод в руке, пока тот не лопается. Он вытирает мякоть и сок о черную куртку Аполлония. – Считай это моим небольшим обещанием тебе.
Безъязыкий хмурится, глядя на раздавленное яблоко.
– Как поживает твоя жена, Барка? – после короткой паузы спрашивает Аполлоний. – Великолепная женщина. Мы с Тарсусом, конечно, несколько раз делили ее сестру – нездоровый у Антонии аппетит, – но я не могу сказать, что когда-либо получал изысканное наслаждение со старшей Юлией. Судя по тому, что говорил мне Тактус, она подобна солнечному затмению.
Стоящие между ними упыри расступаются, но Севро не двигается с места.
– Никого не хотел оскорбить. Простой комплимент прекрасному, хотя и парадоксальному соитию.
– Ты очень скоро пополнишь мою коллекцию, – отвечает Севро, постукивая ножом по ботинку.
Я настороженно отношусь к этому золотому. Он привел нас на поверхность планеты и до сих пор соблюдал свою часть сделки, но долго ли это продлится, когда он наконец воссоединится со своим братом? Эти двое – странная пара со склонностью к садизму. Даже Тактусу, более надежному из братьев, нельзя было доверять и подпускать его ближе, чем на расстояние плевка.
Я машу рукой Безъязыкому. С тех пор как мы нашли его в той камере, он набрал пятнадцать килограммов. Клоун и Крошка начали учить его пилотировать шлюпку на бортовом тренажере. Крутым пилотом его не назовешь, но он определенно неплох. Я колебался, когда Севро предложил взять его с нами на миссию, но нам нужен еще один высокий человек, а в оружейной он ориентировался даже лучше, чем на кухне. В некотором смысле это еще больше нервирует, но я для подстраховки попросил Улитку установить внутрь его брони меру предосторожности.
– Внутри темной зоны мы не сможем послать приказ на устройство в черепе Аполлония, – говорю я теперь Безъязыкому. – Я хочу, чтобы ты присмотрел за ним. Если он примется своевольничать, прикончи его.
Точно такие же инструкции я дал Траксе – касательно Аполлония и Безъязыкого. Черный вытаскивает из-за пояса один из ножей Севро. Он и правда производит впечатление. Небрежно, словно это закодировано в его ДНК как врожденный навык, Безъязыкий крутит клинок в пальцах. Он улыбается и кивает.
– Молодец, – говорю я.
– Удивительная концептуальная модель, – резюмирует Аполлоний, глядя на моих упырей, когда я присоединяюсь к нему. – Так много несопоставимых биологических видов, действующих самостоятельно. Я вот думаю: если бы