2–4 Могила поэта с венком и лирой, свисающими над ней с ветвей, была воспета Жуковским в знаменитой элегии 1811 г. «Певец». Она состоит из шести строф, по восьми стихов каждая, с рифмовкой abbaceec. Ее размер любопытен и был большой новостью в русской просодии: за четырьмя ямбическими пятистопниками в каждой строфе следуют три ямбических четырехстопника, а заключительная строка написана дактилическим двусложником (строки 41–48):
И нет певца… его не слышно лиры…Его следы исчезли в сих местах;И скорбно все в долине, на холмах;И всё молчит… лишь тихие зефиры,Колебля вянущий венец,Порою веют над могилой,И лира вторит им уныло:Бедный певец!
Следует заметить, что понятие «бедный певец» употребляется по отношению к Ленскому в главе Шестой, XIII, 10 — «На встречу бедного певца», «à la rencontre du pauvre chantre».
9–10, 12 См. коммент. к главе Шестой, XL, 14.
9–11 Описывая забытую могилу Ленского на обочине русской Аркадии, Пушкин передает посредством двух замечательных переносов работу сорняков и забвения:
Но ныне… памятник унылыйЗабыт. К нему привычный следЗаглох. Венка на ветви нет…
Переводчик дорого бы дал, чтобы сохранить точный рисунок и аллитерации (протяжное «ны», повторяющийся ритм двух двусложных слов, начинающихся с «з»), но должен удовлетвориться лишь сохранением переносов.
Начальное слово в строке 11 наиболее точно передается по-английски как «заросший сорняком», но, строго говоря, никакой русский эквивалент слова «сорняк» не проявляется на самом деле в слове «заглох». Это не имело бы большого значения, если бы английское слово «сорняк» не было замешано в ситуацию довольно неординарную. Я очень сомневаюсь, что в то время, когда это было написано (период с осени 1827 г. и до 19 февр. 1828 г.), Пушкин настолько хорошо владел английским, что мог не только пробежать английскую поэму в почти две тысячи строк, но и уловить тонкости английского ритма; тем не менее, факт остается фактом: глава Седьмая «ЕО», VII, 9–11 имеет поразительное соответствие и по настроению, и по движению тональности с отрывком из произведения Вордсворта «Белая Рильстонская лань» (написана в 1807–08 г., опубл. в 1815 г.), песня VII, строки 1570–71, 1575–76:
Пруды, террасы и тропинки порослиСорняком; беседки уничтожены….................................................Надменный особняк своей гордыниЛишился; широко распространилось запустение…
12 под. В издании 1837 г. опечатка: «над».
VIII
В черновике (2371, л. 4):
[Но] раз вечернею порою Одна из дев сюда пришла Казалось — тяжкою тоскою 4 Она встревожена была — Как бы волнуемая страхом Она в слезах пред милым прахом Стояла, голову склонив — 8 И руки с трепетом сложив Но тут поспешными шагами Ее настиг младой улан Затянут — статен и румян12 Красуясь черными усами Нагнув широкие плеча И гордо шпорами звуча.
IX
В черновике (2371, л. 4):
Она на воина взглянула, Горел досадой взор его, И побледнела <и> вздохнула 4 Но не сказала ничего — И молча Ленского невеста От сиротеющего места С ним удалилась — и с тех пор 8 Уж не являлась из-за гор Так равнодушное забвенье За гробом настигает нас, Врагов, друзей, любовниц глас12 Умолкнет — об одно<м> именье Наследник<ов> ревнивый хор Заводит непристойный спор —
9–14 Следует заменить, что, опустив строфы VIII и IX, Пушкин перенес эти строки в строфу XI, 9–14.
X
Мой бѣдный Ленской! изнывая, Не долго плакала она. Увы! невѣста молодая 4 Своей печали не вѣрна. Другой увлекъ ея вниманье, Другой успѣлъ ея страданье Любовной лестью усыпить, 8 Уланъ умѣлъ ее плѣнить, Уланъ любимъ ея душою... И вотъ ужъ съ нимъ предъ алтаремъ Она стыдливо подъ вѣнцомъ12 Стоитъ съ поникшей головою, Съ огнемъ въ потупленныхъ очахъ, Съ улыбкой легкой на устахъ.
1–2 изнывая, / Не долго плакала она. Обычная для Пушкина конструкция вместо: «она не изнывала и не рыдала».
5–8 [улан] увлек… успел… умел. Все три русских глагола в подобной аллитерационной последовательности трудны для точной передачи: «увлек» означает «уносить» в отношении одушевленного объекта; «успел» может быть понято здесь либо как «был удачлив», либо «имел время, чтобы», а «умел» (галлицизм) означает «имел возможность» и «нашел способ» (фр. «sut»).
13–14 Шокирующая картина. Мы далеко продвинулись с момента нашего первого впечатления от наивной маленькой Ольги — невинной прелести, порхающей с юношей Ленским по родовому поместью (глава Вторая, XXI). Теперь нечто от коварного юного демона присутствует в Ольге, странно изменившейся с того кошмарного бала. Что означает эта легкая улыбка? Откуда сей огонь в невинной девице? Не следует ли нам предположить — и я думаю, следует, — что у улана будут трудности с этой невестой: лукавая куколка, опасный флирт, как было с собственной женой Пушкина несколькими годами позже (1831–37)?
Этот комментарий из тех, что имеют человеческий интерес.
XI
Мой бѣдный Ленской! за могилой, Въ предѣлахъ вѣчности глухой, Смутился ли, пѣвецъ унылой, 4 Измѣны вѣстью роковой, Или надъ Летой усыпленной Поэтъ, безчувствіемъ блаженной, Ужъ не смущается ничѣмъ, 8 И міръ ему закрытъ и нѣмъ?... Такъ! равнодушное забвенье За гробомъ ожидаетъ насъ. Враговъ, друзей, любовницъ гласъ12 Вдругъ молкнетъ. Про одно имѣнье Наслѣдниковъ сердитый хоръ Заводитъ непристойный споръ.
2 глухой. Эпитет двусмыслен. В отношении местности «глухой» («глухой край», «глухая сторона») означает «скучный», «унылый», «отдаленный», «застойный» и т. д.
9–14 См. коммент. к строфе IX, 9–14.
XII
И скоро звонкій голосъ Оли Въ семействѣ Лариныхъ умолкъ. Уланъ, своей невольникъ доли, 4 Былъ долженъ ѣхать съ нею въ полкъ. Слезами горько обливаясь, Старушка, съ дочерью прощаясь, Казалось, чуть жива была, 8 Но Таня плакать не могла; Лишь смертной блѣдностью покрылось Ея печальное лицо. Когда всѣ вышли на крыльцо,12 И все, прощаясь, суетилось Вокругъ кареты молодыхъ, Татьяна проводила ихъ.
Очень бедная строфа после ряда великолепных. Как это часто случается с Пушкиным, когда ему надо следить за сюжетом и изобразить серию событий, не интересных для него, его попытки спешной краткости оборачиваются разрозненными банальностями и наивной неловкостью. Ни он, ни какой-либо другой романист его времени не владел искусством перехода, которое три десятилетия спустя открыл Флобер.
XIII
И долго, будто сквозь тумана, Она глядѣла имъ во слѣдъ.... И вотъ одна, одна Татьяна! 4 Увы! подруга столькихъ лѣтъ, Ея голубка молодая, Ея наперстница родная, Судьбою вдаль занесена, 8 Съ ней навсегда разлучена. Какъ тѣнь, она безъ цѣли бродитъ; То смотритъ въ опустѣлый садъ.... Нигдѣ, ни въ чемъ ей нѣтъ отрадъ,12 И облегченья не находитъ Она подавленнымъ слезамъ — И сердце рвется пополамъ.
Строфа XIII (2371, л. 5–5 об.) датирована 19 февр. [1828 г.] в верхней части черновика (л. 5; год указан согласно Томашевскому, Акад. 1937, с. 661).