Читать интересную книгу Дневник - Витольд Гомбрович

Снова скомпрометировал я имя поляка перед иностранцами? Но в этом весь я, «это мне по нраву», как говаривал Мицкевич! И вовсе не в этом дело. Меня здесь интересовало нечто другое. Как выглядела бы версия происшедшего с их, с уругвайской стороны?

«Пресыщенный, умничающий и гордый собой европейский литератор задирает нос, презирая, может, и наивную, но идущую из самого сердца, дышащую свежестью уругвайскую поэзию!»

Тем временем всё наоборот. Это я был среди них свежестью, искренностью, а они — что тут говорить — были бандой комбинаторов, фабрикующих искусственную атмосферу взаимного обожания.

Такое вот qui pro quo: молодой провинциальный поэт вовсе не невинный… а старый циник и тертый калач наивно, чисто сражается за чистоту поэзии.

Суббота

Уже сплетни! На следующий день Дипи во время ужина в «Тип-Топе» услышал, как за соседним столиком обсуждали скандал в Союзе Писателей и провокацию на банкете поэтов… и кто-то посоветовал написать Эрнесту Сабато и спросить его, действительно ли он давал мне рекомендательное письмо к Хулио Байсу!

Суббота

Коктейль в Карраско. Я плохо переношу эту комфортную буржуазию с aire acondicionado[197], с электрообогревателями, с двумя туалетами для слуг и с видом на море.

Микеланжеловский Давид, придающий блеск площади перед магистратом. Внезапное, волнующее вторжение Ренессанса: ощущение — впрочем, мимолетное — бесчисленности наслаждений, содержащихся в стиле вообще и в этом стиле в частности, так счастливо обнаруженном спустя века! Разговор с Аснито (Дипи) на тему «ренессанс — барокко — Сезанн — конкретное искусство». Меня удивляет врожденная легкость, с какой этот молодой вьюн плавает в пучинах современности.

Письмо от одного литератора.

«Несколько дней назад я закончил читать „Порнографию“. Анонс „Культуры“, не сомневаюсь, что в согласовании с вами, говорит о метафизическом смысле этой книги… До сих пор мне казалось, что я всегда мог прочесть значения, скрытые под поверхностью ваших произведений, но в „Порнографии“ я впервые не смог ухватить этот скрытый смысл. Поэтому я позволяю себе обратиться к вам с просьбой помочь, указать, в чем следует искать метафизическую нить „Порнографии“».

Ну конечно! Очень на руку мне это письмо. Оно позволяет мне еще раз вспомнить, кто я и каково мое положение на духовно-художественной карте.

Отвечаю:

«Я не имел никакого отношения к составлению анонса в „Культуре“, но охотно расскажу, каковы, по-моему, связи „Порнографии“ с метафизикой.

Попробуем выразить это следующим образом: человек, как известно, стремится к абсолюту, к Совершенству. К абсолютной истине, к Богу, к полной зрелости и т. д. Охватить всё, реализовать полностью процесс развития — таков императив.

Так вот, в „Порнографии“ (в соответствии со старым моим обычаем, старым, потому что уже „Фердыдурке“ густо этим насыщен) показана другая, видимо, более тайная и менее легальная цель человека, его потребность в Несовершенстве… Заурядности… Молодости…

Одна из ключевых сцен произведения — это сцена в костеле, когда под натиском сознания Фридерика разваливается богослужение, а вместе с ним и Бог-Абсолют. Тогда из темноты и безвоздушного пространства космоса выходит новое божество, земное, чувственное, несовершеннолетнее, сложенное из двух недоразвитых существ, составляющих замкнутый мир, потому что между ними взаимное притяжение.

Другая ключевая сцена — совещание, предшествующее убийству Семяна, — когда Взрослые, будучи не в состоянии совершить убийство, потому что слишком хорошо знают, что это такое, какое оно имеет значение, должны сделать это руками несовершеннолетних. Это убийство должно быть оттеснено в сферу легкости, безответственности — только там оно становится возможным.

Я ведь не с сегодняшнего дня пишу об этом, во всей моей продукции эти идеи доминируют. И в „Дневнике“ об этом тоже речь, например, Молодость предстала передо мной как высшая и абсолютная ценность жизни… Но эта „ценность“ имела одну черту, придуманную, наверное, самим дьяволом: будучи молодостью, она была чем-то малоценным.

Это последнее слово объясняет, почему, несмотря на такой острый для меня конфликт жизнь-сознание, я не прибился ни к одному из современных экзистенциализмов. Для меня одинаково ценны как аутентичность, так и неаутентичность жизни, потому что моя антиномия — это, с одной стороны, Ценность, а с другой — Недоценность… Несовершенство… Недоразвитость… Это, я полагаю, во мне самое главное, самое интимное и своеобразное. Несерьезность для меня такая же человеческая потребность, что и серьезность. Если философ говорит, что „человек хочет быть Богом“, то я бы это дополнил: „человек хочет быть молодым“.

И, считаю, один из инструментов диалектики Совершенство-Несовершенство, Ценность-Недоценность — разные возрасты в жизни человека. Поэтому такую большую и драматическую роль я отвожу начальному периоду — молодости. Поэтому мой мир такой деградированный: это как если бы вы схватили Дух за шкирку и окунули его в легкое и низкое…

Естественно, в „Порнографии“ я не столько присматриваюсь к философским тезисам, сколько стремлюсь раскрыть художественные и психологические возможности темы. Я ищу определенные „красоты“, соответствующие такому конфликту. Метафизична ли „Порнография“? Метафизика — это значит „внефизичность“, „внетелесность“, а моим намерением было через тело добраться до определенных антиномий духа.

Это произведение, наверное, очень трудное, хоть оно имеет вид обычного „романа“, и даже очень неприличного… Жду с нетерпением появления его по-французски, по-немецки и по-итальянски (эти издания постепенно готовятся), надеюсь, что на чужой территории он найдет больше читателей, которые, подобно вам, ищут в романе смысл».

Воскресенье

Мальвин, далекие пляжи за Карраско, океанское откровение, внезапная соль, зелень волны, восхищение, восторг, печаль: за мной пропала громадная река, ее поглотила плещущаяся соленая, зеленая, что-то бессмысленно шепчущая бесконечность.

А может, я более, чем мне кажется, близок к народу? Снова это подозрение. А если «Порнография» — попытка обновления польского эротизма?

Попытка извлечь такой эротизм, который в большей мере соответствовал бы нашей судьбе и нашей истории последних лет, состоящей из насилий, рабства, унижения, стычек между щенками, истории, которая является спуском в темные пределы сознания и тела? А может, «Порнография» — это современная эротическая польская национальная поэма?

Скорее неожиданная и странная мысль, но она ни на секунду не промелькнула в моей голове, пока я писал. Только теперь появилась. Я пишу не для народа, не народом, не из народа. Я пишу собой, из себя. Но не срастаются ли где-то тайно мои заросли с зарослями народа?

Я американец, я аргентинец, идущий по берегу Атлантического океана. Кроме того, я еще поляк… правда, только в годы молодости, в детские годы, когда меня формировали жуткие силы, беременные тем, что должно было произойти… Там, за Мальвином, гордые возвышенности почвы, очарованные заходящим солнцем, как самой благородной из философий и самой прекрасной из поэзий. Вниз! Вниз! Деградация! Я являюсь собственной своей деградацией! Как же упорно должен человек спихивать себя с вершин, порочить свое благородство, насиловать свою истину, уничтожать свое достоинство, чтобы индивидуальный дух еще раз испытал рабство, подчинился стаду, роду…

1961

[40]

Понедельник

Книга особенная, никогда ничего подобного не читал, удивительно будоражащая. «Panorama des idées contemporaines»[198] Гаэтана Пикона. В польском переводе она называлась «Panorama myśli współczesnej» и была издана парижским издательством «Libella».

Давно не окунался я с таким энтузиазмом в книгу, как в эти семьсот страниц, заполненных новейшими мудростями последних десятилетий. Философия и общественные науки, искусство и религия, физика и математика, история и психология, но также и философия истории и политические проблемы, и современный гуманизм… том включает главным образом разветвления науки, давая, однако, не сухое резюме, а лишь фрагменты самых представительных произведений. Это своеобразная антология, где, например, философию истории доносят избранные тексты Дильтея, Ленина, Троцкого, Жореса, Бердяева, Шпенглера, Тойнби, Кроче, Арона, Ясперса, а теорию квантов и связанные с ней проблемы — Бройль, Бор, Эйнштейн. Напрасно искать здесь исчерпывающего обсуждения, но зато какое введение в стиль современной науки, в ее тон, темперамент, в ее «характер» (потому что порой у меня складывается впечатление, что наука — одушевленное лицо) и в ее привычки! Это все равно что слушать собрание мудрецов: каждый раз слово берет очередной мудрец; какая же оказия прислушаться к тому, как они говорят…