— ты не должна этого видеть.
Она снова приблизилась к нему, на этот раз коснувшись его здоровой щеки.
— Я… — И снова потребовалось мгновение, чтобы подобрать слова. — Хотела бы…
ДеКей задался вопросом, неужто она предполагала, что скрытая половина лица похожа на здоровую? Она ведь не знала, какое уродство прикрыто этой маской! Когда-то его лицо было красивым, но теперь… его правый глаз был выжжен едкой жидкостью, он остался потухшим и слепым. Вряд ли она сочтет это зрелище красивым.
— Уродство, — хрипло прошептал он.
Поняла ли она это слово? Он не знал, но она покачала головой и произнесла:
— Не может быть.
Тогда он покажет ей. Да. Он внезапно решился. Он покажет ей, и это положит всему конец, развеет воспоминания о давно умершей девушке, пресечет его желание все исправить — что, конечно же, было совершенно невозможно, ведь прекрасное лицо Апаулины не было лицом Дженни, которая стала старше и осталась целой и невредимой. Пришло время покончить с иллюзиями.
— Хорошо, — сказал ДеКей, тут же почувствовав, как по его телу потекли струйки пота.
Он заложил руки за голову и нащупал пряжки кожаных ремешков.
Расстегнулась одна пряжка… затем вторая. Его пальцы дрожали.
Последняя пряжка был расстегнута.
ДеКей поднял маску, прежде чем она упала и медленно, очень медленно убрал ее с лица, приготовившись к крику, который — он знал — обязательно последует.
Всего мгновение на лице Апаулины ничего не отражалось.
А затем она улыбнулась и сказала:
— Красивый.
Он отшатнулся. Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Неужели она не видела его обезображенного лица, покрытого рябью шрамов и изрытой воронками плоти?
Он увидел ручное зеркальце, лежащее на рабочем столе Апаулины, и бросился мимо нее, чтобы поднять его перед собой. Изображение, которое он обнаружил там, проплыло перед его глазами: размытое пятно, которое превратилось в лицо. Его лицо... каким оно было до того дня и выплеска кислоты из маленькой коричневой бутылочки. Его лицо… целое и, да, красивое. За исключением того, что он не мог видеть правым глазом, хотя в зеркале он был блестящим и живым. ДеКей знал, что это была иллюзия… мираж… обман разума. Он видел то, что хотела увидеть Апаулина. Видел то, что она сказала ему.
Красивый.
Почему-то смотреть на себя прежнего в зеркале было страшнее, чем видеть свое обезображенное лицо. Ему казалось, что он теряет рассудок. Или же Корбетт был прав насчет этого острова — у него была сила искажать разум, и вот доказательство. Он искажает не только разум ДеКея, но и разум Апаулины. И, вероятно, всех здесь, включая короля Фавора.
Пока эти мысли крутились в его мозгу, отражение начало меняться, правая сторона лица посерела, кратеры и шрамы показали себя, растекаясь, как струйки чернил по потрескавшемуся пергаменту. ДеКей тут же отложил зеркало и отчаянно прижал маску к лицу.
Он направился к выходу, пройдя мимо женщины и собираясь пойти… он понятия не имел, куда.
— Останься! — крикнула она ему, но он вышел за дверь на отвратительно жестокий солнечный свет под злое лазурное небо, пронзенное серпантином вулканического дыма.
Он встал в тени и снова застегнул маску.
Он брел и брел по улицам, но, куда бы ни заносили его ноги, там не было спасения. Был только остров.
Разум ДеКея пребывал в смятении. Все казалось сказочным, туманным, сухой горячий воздух окрашивался красным. ДеКей услышал одиночный звон колокола со стороны дворца. Пока он эхом разносился по округе, город затихал: торговцы, мимо которых он проходил, замирали и прерывали разговоры. Теперь это место походило на ярко раскрашенную картину, написанную то ли гением, то ли сумасшедшим.
Наконец, сбитый с толку и тяжело дышащий, ДеКей оперся на каменистый край колодца. Он вглядывался в воду, рассматривая свое отражение в маске.
Остров, — подумал он. — Что еще там говорил Корбетт? Мы все окажемся под его влиянием… поглощенные… будто в желудке зверя. Нас будут переваривать… косточка за косточкой, пока ничего не останется.
Такой ли была судьба, ожидавшая его впереди?
Внезапно чья-то рука коснулась плеча ДеКея. Он испуганно поднял голову, его здоровый глаз прищурился от резкого солнечного цвета. А рядом с собой он увидел улыбающееся лицо своего отца.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. НЕМЕЗИДА
Глава тридцать четвертая
— Что ты думаешь об этой?
— Хм… ну… маловата в плечах, а зад тяжеловат. Также мне кажется, что предплечья немного коротковаты для общего телосложения. По крайней мере, по нашим стандартам. Мое мнение: пас.
— Мое тоже. — Рубен ДеКей похлопал сына по плечу, прежде чем отпустить его. — Давай, впереди еще много всего.
Кодлкатт, аукционист в белом парике с большим выпирающим животом в своих слишком узких бриджах и кричащем малиновом жакете, занял свою кафедру на вершине стенда в аукционной яме. Лошадь, которую Мак ДеКей только что оценил — кобыла с громким именем Файрболл — недовольно фыркнула. Ее куратор расхаживал взад-вперед, пока около пятидесяти других посетителей, собравшихся на деревянных скамьях, делали свои заметки и высказывали мнения.
Кодлкатт несколько раз стукнул молотком (Мак тут же с коротким смешком вспомнил, как в прошлом году головка молотка отлетела от рукояти и угодила прямо в лоб агенту лорда Рингольда Мейзела, который теперь благоразумно сидел подальше) и начал аукцион.
Сначала, как всегда, шло перечисление характеристик Файрболл: ее возраста,