Следующие несколько дней в обычно спокойных и безупречно чистых конюшнях поместья ДеКей площадью тридцать шесть акров царил настоящий хаос. Немезиду с трудом разместили в дальнем конце амбара, оставив между ним и другим конем — Безупречным Парнем — пустое стойло. С самого момента своего прибытия Немезида начал кричать и пинать стены и дверь. Управляющий конюшней Лэнгстон сразу предложил упрочнить дверь дополнительным слоем дерева и парой прочных засовов. Работа была закончена, и команда плотников доложила Рубену, что им чуть не искусали лица: голова Немезиды просунулась в открытую часть двери, и конь щелкнул зубами с такой силой, что волосы плотников развеяло горячим ветром.
Дикость Немезиды даже на расстоянии действовала на других лошадей. Тренер Микельс сообщил, что Безупречный Парень, Гринграсс Денсер, Суэрти и Виксен были настолько взволнованы, что отказались от корма, а на пастбище они были слишком нервными, чтобы резвиться, как обычно, бегать или играть с козами, с которыми они всегда дружили.
— Он не станет есть, — утверждал Микельс, занимавший свою должность последние двенадцать лет. — Он не притронулся к сену, а овса у него нет. Я попробовал накормить его ведром кукурузы, но он набросился на меня и чуть не откусил мне скальп. Потом он просто повернулся ко мне задом и все. — Микельс нахмурился, переводя взгляд с Рубена на Мака и обратно. Они стояли на улице холодным мартовским утром. Микельс держал под уздцы призового голубого чалого Смелого Бегуна. — Эта лошадь нежилец, если хотите мое мнение. Не представляю, что нам делать с таким зверем.
— Я бы дал ему шанс, — сказал Мак, подойдя к ведру с яблоками, стоявшему на земле рядом с главным входом в амбар. Он нашел большое наливное яблоко и направился внутрь.
— Не хочешь защитить собственный скальп? — крикнул Рубен, его губы приподнялись в ободряющей ухмылке. — Можешь воспользоваться шлемом с доспеха в гостиной.
— Спасибо, но я как-нибудь обойдусь без стали.
— В самом деле, сынок… будь осторожен с этим животным.
— Буду. — Мак вошел в амбар и зашагал по галерее с земляным полом, по обе стороны которой располагались стойла. Большинство лошадей сейчас были либо на пастбище, либо работали на тренировочной трасе, но двое — Храбрый Воин и Песнь Ветра — высовывали головы из-за своих дверей, с любопытством наблюдая за Маком.
— Доброе утро, джентльмен и леди, — сказал Мак, улыбнувшись. Его, как и его отца, всегда занимало то, насколько разными могут быть характеры у лошадей. Большинство скаковых лошадей были довольно нервными, однако некоторые из них были дружелюбно настроены к людям и искренне наслаждались их компанией, в то время как другие демонстрировали свое презрение взмахами хвоста, надменным поворотом головы, а иногда щелчком или пинком. Некоторые лошади были холодными, некоторые теплыми, некоторые покладистыми, некоторые упрямыми, а некоторые были переменчивы, как лондонская погода. Было важно нанимать дрессировщиков и тренеров с большим опытом, которые видели личность и особенности каждого скакуна и понимали, как извлечь максимум пользы из каждого типа. Та же тактика подбора применялась и к жокеям.
Примерно в середине галереи Мак бросил взгляд направо, на пустое стойло. Оно было чистым, над дверью висела медная табличка с надписью «Янгер», а прямо над ней красовалась перевернутая подкова, означавшая удачу.
Янгер. Великолепная лошадь соболиного окраса. Любимчик матери Мака и конь с определенным чувством юмора. Частенько, когда Янгер бывал на пастбище, а десятилетний Мак резвился там, Янгер держался прямо позади него, шел по его стопам. Сначала это пугало мальчика до смерти, но потом он понял, что лошадь тоже резвится. Однажды холодным ноябрьским днем Янгер схватил зубами отороченный овечьей шерстью воротник теплого жакета Мака и медленно, очень медленно опускал голову, пока мальчик не оказался на коленях. Затем, выпустив воротник, конь с заливистым ржанием ускакал прочь, как самый большой проказник в мире. К шуткам Янгера добавлялось то, что он выигрывал скачки в Хересфорде и Кенингтоне в одном сезоне, а в следующем — когда ему стукнуло уже тринадцать лет — выиграл четыре из восьми гонок и занял второе место еще в двух. Но после того, как Эстель ДеКей скончалась от отравления крови, когда Маку было двенадцать (доктора сделали все возможное, привлекался даже специалист, чье использование пиявок для выведения ядов показывало удивительные результаты на других пациентах), Янгер растерял все свое чувство юмора, как и желание соревноваться. Со временем его оставили в покое, выводя только на пастбище, и в возрасте двадцати лет лошадь тихо скончалась прямо на улице.
Рубен, который был убит горем после смерти своей жены, приложил все силы, чтобы остаться хорошим отцом для мальчика. В память о жене и шестнадцати годах брака он оставил стойло Янгера в конюшне пустым.
Мак добрался до стойла Немезиды и, заглянув внутрь, обнаружил, что лошадь стоит задом к двери, а головой к углу.
— Доброго тебе утра, — сказал Мак.
Уши лошади встали торчком, а кожа вдоль позвоночника задрожала, однако Немезида больше никак не отреагировал.
— Я принес тебе кое-что. — Мак постучал яблоком по верхней части двери, которая была ему чуть выше носа.
И снова реакции не последовало.
— Знаешь, тебе нужно поесть. Я заплатил шиллинг не для того, чтобы смотреть, как ты превращаешься в ходячий…
Скелет, — хотел сказать он, но Немезида резко развернулся к нему. Голова животного с оскаленными зубами приблизилась к его лицу так быстро, что он едва успел отскочить назад. Отшатываясь, он потерял равновесие. Звук сомкнувшихся зубов Немезиды напоминал треск ломающейся метлы. Мак упал на спину, дыхание со свистом вырвалось из его легких. Животное тем временем так же быстро убрало голову из-за двери и отступило, но Мак успел мельком увидеть глаз, в котором блеснул красный огонек чистой ненависти.
Он встал и отряхнулся. Осмотрев галерею, он заметил, что Храбрый Воин и Песнь Ветра наблюдают за происходящим с большим интересом. Мак подобрал яблоко, которое уронил, расправил