закричал Кодлкатт, перекрикивая визг лошади. — Успокойтесь, пожалуйста! — Он видел, как те, кто сидел на нижних скамьях, поднялись выше, чтобы держаться от Немезиды на безопасном расстоянии. — Пожалуйста, позвольте нам... — Его прервал конь, бросившийся вперед, по-видимому, в попытке добраться до аукциониста. Кодлкатт отлетел назад так быстро, что чуть не споткнулся о собственные ноги, его парик съехал набок. С выражением абсолютного ужаса на выпуклом лице он поднял молоток в качестве слабой защиты, явно жалея, что это не кувалда и не топор.
Конюхам потребовалось целых две минуты, чтобы утихомирить зверя, и даже неподвижный, конь вызывал дрожь: он фыркал под намордником, голова моталась взад и вперед, как будто высматривая следующего человека, которого можно убить.
Мак вспомнил упомянутый инцидент. Это животное лидировало в гонке на четыре длины в Парментере в июле прошлого года, когда внезапно прыгнуло и изогнулось так сильно, что жокей Куэйл был выброшен из седла, и его сбили две лошади, шедшие сзади. Смерть наступила мгновенно. И вот перед ними был зверь, страшный даже будучи скованным. Люди смотрели на него так, будто в любую секунду он мог вырваться на свободу и напасть на галерею.
— К порядку, пожалуйста! К порядку! — крикнул Кодлкатт, теперь схватившись за обе стороны кафедры, как за спартанский щит. — Давайте продолжим наше дело! Перед нами пятилетний самец Немезида, принадлежащий Бертраму Роби из «Роби Эстейтс». А теперь, прежде чем я пойду дальше, позвольте мне... — Он подпрыгнул, потому что конь снова фыркнул и рванулся, волоча сапоги конюхов по грязи. — Позвольте мне сказать, — осмелился продолжить Кодлкатт, — что у этого животного была безупречная карьера до несчастного случая в Парментере в прошлом сезоне. — Он прочитал из лежащей перед ним книги: — Три победы — и один рекорд, установленный в Хэмптон-Хилл два сезона назад, как вы, должно быть, помните. Четыре призовых места и еще четыре показа, тоже два сезона назад.
— В прошлом сезоне он стал убийцей! — высказался Рэндольф Гаффи, который обычно не вынимал изо рта трубку, чтобы сказать хоть слово.
— Согласен, согласен! — сказал аукционист, осторожно взмахнув рукой, чтобы Немезида не воспринял это как вызов. — Но давайте посмотрим на потенциал этого животного!
— Зачем? Чтобы он снова убил? — прорычал пожилой мужчина из-за спины Мака и Рубена.
— Попрошу воздержаться от громких замечаний, господа. Давайте будем более открытыми к переменам. — Он принялся снова читать из своего гроссбуха, в котором содержалась информация обо всех лошадях, включенных в сегодняшний аукцион: — Шестнадцать ладоней в высоту, но, как вы можете видеть, у него есть недовес: он весит двести фунтов вместо трехсот. Энергичный зверь, да, и нуждается в не менее энергичном хозяине. Красивый конь, сильный духом.
— Я сам не хочу становиться духом! — произнес Фицджеймс Норвуд в нижней части зала, что вызвало несколько натянутых и нервных смешков.
— Эта лошадь больна! — сказал Кенворт Додж со своего места повыше. — Любому дураку ясно, что от животного остались одни кожа да кости! Да он скоро зачахнет от болезни!
— В поместье Роби меня заверили, — ответил Кодлкатт, выставив вперед свой двойной подбородок, — что эта лошадь не больна и никогда не болела физически.
— С таким недовесом я бы чувствовал себя смертельно больным! — фыркнул Додж.
Кодлкатт испустил тяжелый вздох смирения.
— Хорошо, господа, к делу: будут ли предложения?
Тишина. Кто-то издал еще один резкий смешок, и Немезида загрохотал, как колеса железной телеги по булыжникам. На этом молчание продолжилось.
— Одна ставка, джентльмены! Любая сумма!
Мак наклонился вперед. Он наблюдал за движением вялых и истощенных мышц под плотью животного, пока оно слегка покачивалось из стороны в сторону. Готовится к прыжку? Чтобы напасть на людей, пытающихся удержать его на земле? Энергия этого зверя горела, как факел, брошенный в небо.
Интересно, подумал он.
— Что ты видишь? — тихо спросил Рубен.
— Одна ставка, господа! Конечно, вы не боитесь этого великого животного, не так ли?
— Я не знаю, что я вижу, — ответил Мак. — Я не знаю, вижу ли вообще что-нибудь, но все же… не будет ли ужасной ошибкой отдавать эту лошадь кому-нибудь из производителей клея?
— Одна ставка! Все, что вам заблагорассудится, чтобы мы могли двигаться дальше!
— Наши нынешние лошади могут оказаться в опасности, — сказал Рубен. — У этого животного есть инстинкт убийцы.
— Или инстинкт бегуна, — сказал Мак. — Куэйл умер, потому что попал под копыта других лошадей. Любого жокея могут рано или поздно сбросить.
— Но не на последнем этапе забега, когда лошадь далеко впереди поля. В любом случае, бедное животное, похоже, истерзано.
— Я согласен, но... — Он посмотрел в глаза своему отцу. — Просто эта лошадь меня интересует. Мне нравится, что он может развивать такую скорость, когда ему заблагорассудится. А еще… я думаю, могло что-то случиться между предыдущими двумя сезонами. Что-то, что повлияло на его… — Он подыскал подходящее словно, но не нашел его и сказал: — инстинкт.
Рубен кивнул, задумавшись. Затем он мягко улыбнулся и сказал:
— Тебе решать.
— Что ж, хорошо. — Кодлкатт поднял свой молоток. — Я объявляю…
— Один шиллинг, — сказал Мак ДеКей.
Молоток завис в воздухе.
— Прошу прощения?
— Один шиллинг. Это предложение от «ДеКей Энтерпрайз».
— О, молодой господин ДеКей… в самом деле? Один шиллинг? Я… удивлен таким… ничтожным, с позволения сказать, предложением.
Мак встал.
— Это моя ставка. Вы спрашивали, и я ответил.
— Но... сэр... я никогда в жизни не