Читать интересную книгу История новоевропейской философии - Вадим Васильев

— А есть ли у Канта где‑то момент перехода, соприкосновения… субъекта и объекта?

Ну, оно происходит во всяком восприятии — такое соприкосновение. Вот оно происходит как раз: субъект накладывает свои априорные формы на то многообразие, которое происходит от объекта. Явление это и есть та тонкая плёнка соприкосновения субъекта и объекта.

— А обратно субъект может как‑то.?

Влиять на объект? Ну конечно может.

— Влиять на объект… но не напрямую…

Ну, может, может, конечно. Практические устремления человека, они как раз и оказывают такое влияние.

— Вот как… опять же вопрос, который Декарт еще ставил… Как можно волей, волеполаганием влиять на материальные предметы?

Ну, это психофизическая проблема. Кант её решает следующим образом. Весьма специфически: он говорит, что это псевдопроблема. Почему? Да потому что, ведь воля и мир явлений пространственных, о влиянии между которыми, вроде бы, идёт речь, и которое кажется проблематичным — это инстанции не одного онтологического порядка. Воля, она исходит из ноуменального (пока не буду пояснять, но потом скажу), она принадлежит человеку, как ноуменальному существу. А мир, так сказать, пространственных вещей, относится к области явлений. Но даже если сказать, что воля принадлежит к области внутреннего чувства, то всё равно проблема будет уже выглядеть иначе. Речь идёт, ведь, о том, как определение внутреннего чувства влияет на определение внешнего чувства, тоже субъективно. Здесь нет проблемы взаимодействия двух изолированных субстанций. Вот в чём дело. Проблема резко снижает остроту. Когда мы говорим о том, как объекты внутреннего чувства взаимодействует с объектами внешнего — это совсем не одно и то же, когда мы говорим, как две независимые самостоятельно существующие субстанции друг с другом взаимодействуют. На первый вопрос ответить гораздо легче. Ну, взаимодействуют — всё, это факт. А потому, что тут нет смысла подробней об этом говорить, потому что сама проблема не заслуживает…

— А если Кант столкнётся с явлением телекинеза для него это не будет неожиданностью?

Да он сталкивался в своей жизни знаете со сколькими подобными явлениями. И все уши ему прожужжали этим Сведенборгом и всеми остальными. Шарлатанов‑то много было, больше, чем сейчас. И он уверен был, что это шарлатанство.

— Вот сейчас уже такой уверенности нет у ученых…

Вы думаете? А мне кажется, что есть такая уверенность. Во всяком случае, это тот постулат об отсутствии телекинеза, от которого ни один учённый не может отказаться. Вот в чём дело. Если он откажется от этого, тогда ему надо отказаться от всех тех законов, которые он считает нерушимыми.

— Ничего подобного… Учёный исследует и упорядочивает только то, что он выделяет как предмет исследования. Множество других явлений в этом мире существует, про которые добросовестный учёный должен сказать: «я не знаю». Явление телекинеза никакие законы Ньютона и Эйнштейна не запрещают!

Ну, это правильно. Ну, как сказать, с другой стороны. Вот Вы видели? Не считая Коперфильда, допустим, видели? Человека, который перед вами там. что‑то там… телекинез, это перемещение предметов, да, усилием воли?

— Что касается того, что я видел, это вот, ну, действительно что- то есть, но у меня здесь выбор не богатый. Я больше видел видеосъёмок. Видеосъёмок, но Вы тут же скажете.

Видео? Нет, это не считается. Науку нельзя по видеозаписям строить. Науку надо напрямую общаясь с природой создавать, вот в чём дело. Нельзя из кабинета.

— Мне на днях желудок просматривали… Смотрели на экран.

Хорошо, да.

— Смотрели на экран, по — другому нельзя. И видеозапись оставили…

Ну, вот представьте, что Вы пришли смотреть, кстати, я желаю Вам, чтобы больше не пришлось этим заниматься вам, но другой какой‑нибудь человек пожелает. Ну ладно, вот представьте, что вот Вы когда пришли, вместо того что бы что‑то там делать, вставили какую‑то кассету в это устройство и что‑то там стали бы смотреть. Была бы у Вас уверенность в правильности?

— Ну, там сначала запись была на кассете, потом профессор взял эту запись, начал её на медленной скорости смотреть. Потом он меня на консультацию послал на консультацию дальше и сделал фотографии с этой записи. Ну, это уже совсем вторично.

Понимаете в чём дело, здесь. Хорошо конечно вы спорите, ничего не скажу, но дело в том, что изначальный факт не подлежит у Вас сомнению. Если бы вы сомневались, Вашу ли он кассету смотрел..

В принципе… Вот почему‑то люди начинают здесь бороться и обвинять в шарлатанстве… В принципе науке‑то это никак не противоречит, просто наука она… Никогда добросовестный учённый не скажет, что он исследовал всё, весь мир… Есть те области явлений, которые он просто не исследует. То, что существует четыре вида взаимодействия, скажем… Ну, вот, ученым доводилось встречаться только с четырьмя видами взаимодействия, они не могут же сказать, что других не существует. Они могут только сказать, что нам доводилось….

Ну, правы, абсолютно вы правы, так вот именно поэтому учёный и не говорит обо всех этих загадочных взаимодействиях, потому что он их и не встречал.

— Но сейчас, мне кажется, это настолько, действительно, серьёзно…

Да это всегда было серьёзно. Это раньше было ещё серьёзней, уверяю вас.

— Учёные должны начать… Ведь, такие исследования ведутся периодически.

Да мы тут Америку не открываем. Всё это было давно уже. Чем дальше мы уходим вглубь истории, так сказать, тем больше мы видим примеров. Раньше вообще существовали, ведь это же известно, загадочные существа: тролли, гномы. То есть люди. даже сейчас, когда мы мыслим о прошлом, нам кажется, будто они там действительно были. Вот, трудно отделаться от впечатления, что они, когда‑то там существовали. Это говорит о том, что действительно те времена были пронизаны почти всеобщей верой в подобного рода сверхъестественные явление, в чудеса. Сейчас она меньше как раз, и то что. Понимаете, бывают парадоксы культурологические. То, что все время, допустим, призывают, вот Вы, не всё время… но вот, Вы, допустим, призываете, что науку надо на это запустить — это как раз говорит о скепсисе, а не. как ни странно. О том, что совсем уже развеивается вера в существование этих явлений. Потому что если бы мы действительно (или Вы) верили, то тогда нам не нужна была бы никакая наука. А там где появляется наука, то вот наука появилась, требуем науку, исследуем эти феномены. И вот не можем никак поймать тех людей, которые нам всё это покажут. И в результате, чем больше мы требуем привлечения науки, тем более мы разувериваемся в этом, вот в чём дело. Так что.

— При этом, несмотря на развитие медицины, большинство объявлений в газетах… — ««приворожу», ««сниму порчу и сглаз», то есть

Вы считаете это позитивным?

— Нет, просто это не надо на это закрывать глаза …

Так это дело культурологов.

— И большинство наших людей предпочитают пойти и полечиться от ««сглаза».

Не знаю таких людей, честно говоря. Но, по крайней мере..

— Я заходил однажды в кабинет к какому — ото принимающему магу…. Там очередь, в общем… я такую очередь и не видел никогда. А стоит прием не меньше, чем в хорошем медицинском учреждении. Это говорит о том, что.

Это говорит о том, что их очень мало — этих магов, понимаете, а Вы говорите, что это всеобщее явление. Так что, если бы их было много, то наверняка таких очередей огромных не стояло — всем бы хватило.

— А хороших врачей не больше. Хороших профессоров не больше… Вот как я столкнулся с этой проблемой… Вообще есть в Москве определённое количество профессоров, которые стоят выше всех других профессоров. Их по пальцам перечесть — в каждой области… Ну, что с этим поделаешь? А бабок среднего уровня — они в каждой деревни по нескольку штук.

Общество конечно пронизано мифами всякими. Вот насколько, вот я не раз уже и мы с вами не раз уже обсуждали… Чтобы понять насколько мифологизировано наше общество, достаточно вот такой косвенный критерий использовать. Провести исследование, сколько людей считает, что вот, допустим двухтысячный год — это начало нового тысячелетия. И я думаю, большинство окажется и вот по телевизору без конца говорят, что вот там столько‑то лет до конца тысячелетия. Ведь, это о чём говорит. Не то что даже, не рефлексируют, но они просто об этом не думают. Нельзя заставить их об этом думать. Они в мифологизированном каком‑то сознании живут. Вот эта же, казалось бы, такая очевидная вещь, и то здесь предрассудки возникают. Вот эта магия круглой цифры. Она заставляет людей считать, что это начало чего‑то, так? Даже если к такой вещи, которая абсолютно ясна, которую легко проверить, все равно, что сосчитать до трёх, возникают аберрации такие вот сознания, то что уж говорить о других вещах. Просто так устроена..