Читать интересную книгу История новоевропейской философии - Вадим Васильев

Здесь уже не понятия, а суждения (помните, мы различали). Вот на основе этих понятий, коль скоро мы можем априори их познавать, можем выстроить систему знаний о явлениях рассудочного, совпадающего с базисом чистого естествознания.

Что же это за суждения, за основоположения? Их тоже четыре группы (неудивительно), как и категорий.

(А, вот вспомнил, ещё и Молчанов о дедукции рассуждал. Тоже, вот, в его книге «Время и сознание». Тоже вам рекомендую, Виктор Игоревич. Да, он феноменолог. В этой книге он говорит о Хайдеггере, о Гуссерле и о Канте.

Ну, есть глава о Канте, дублирована в ежегоднике восемьдесят седьмого года (историко — философском). Можете там тоже посмотреть эту статью. «Свобода, время» — так, кажется, она называется, — «в философия Канта»).

Так вот, значит четыре группы основополжений.

Первая группа называется аксиомами созерцания. Эти основоположения рассудочные скоррелированы с категориями количества и звучат они так: в явлениях присутствует экстенсивная величина, всегда есть какие‑то экстенсивные величины. Хотя и не очень богато содержанием это основоположение, но всё‑таки априорное синтетическое знание. За любую крупицу такого знания надо хвататься.

Вторые основоположения называются антиципациями восприятия, и звучат они так: реальное в явлениях имеет интенсивную величину, то есть, иными словами, в мире вещей есть не только экстенсивные, но и интенсивные величины. Степени, иными словами, качества (это скоррелировано с категориями качества).

С категориями отношения скоррелированы, так называемые аналогии опыта. Их три. Первая аналогия опыта: там Кант разные давал формулировки, связана она с категорией субстанции, звучит так. (ну, наиболее корректная формулировка): в явлениях есть нечто постоянное. (Одна из его формулировок звучит так: «субстанция постоянна» — это тавтология просто, а не синтетическое знание. А вот более корректная: «в явлениях есть нечто постоянное, это постоянное мы и называем субстанцией»).

С причинностью… Основоположения причинности: всякое изменение имеет причину. Причём причину, относящуюся тоже к миру явлений, а не какую‑то сверхъестественную. Третья: все, что сосуществует, находиться в полном взаимодействии.

Ну, а что касается четвёртого класса категорий, с которыми связаны, так называемые постулаты эмпирического мышления вообще — вот четвёртая группа основоположений, — так они не имеют объективной значимости, говорит Кант, а играют здесь регулятивную роль. И здесь нет таких вот основоположений, а есть, скорее, разъяснения самих понятий: возможности существования и необходимости. И всё это разъяснение сводится к тому, что применять эти возможности можно лишь по отношению к предметам опыта, что и раньше, в общем, нам было известно.

«Аналитику» замыкает раздел о различении всех предметов на «феномены» и «ноумены», где Кант повторяет сделанные выводы и ещё раз подчеркивает, что наше знание не может идти дальше предметов опыта, дальше явлений.

И, наконец, в последнем приложении к «Аналитике», в так называемой «амфиболии рефлексивных понятий» Кант говорит о том, что недопустимо смешивать чувственные и рассудочные понятия. То есть он затрагивает. возвращается к своей старой теме. «Амфиболия» — это двусмысленность, по — гречески. Так вот, некоторые понятия двусмысленны, например понятие «тождество». В чувственном мире оно работает так, в мире рассудочных представлений — иначе; и нельзя переносить механически одно на другое. К примеру. Если в рассудочном мире (тут Кант полемизирует с Лейбницем), если в рассудочном мире два понятия одинаковы, то это не два, а одно понятие. А в чувственном мире могут, тем не менее, существовать две одинаковые вещи (в рассудочном это не возможно, а в чувственном — возможно). Вот кстати, почему Кант, всё‑таки никак не мог согласиться на то, чтобы смешать рассудок и чувственность, ему важно было сохранить различия между ними. Тут же он говорит как раз об этих рефлективных понятиях, — понятиях, с помощью которых мы сопоставляем вещи: «внутреннее» — «внешнее», «форма» — «материя».

— В чувственном м. б. только приблизительное тождество?

Нет, Кант считает, что может быть абсолютно две одинаковые вещи, — тут он резко полемизирует с Лейбницем. Лейбниц говорит: «Нет двух одинаковых листьев в мире». Кант говорит: «Могут быть два одинаковых листа. Ложные ваши предпосылки, господин Лейбниц. Потому, что Вы считаете, что чувственность и рассудочность однородны, а не понимаете, что их представления (чувственные и рассудочные) берутся из разных источников; и поэтому они не автоматически параллельны».

Разделом об амфиболиях он замыкает «Аналитику», и Кант переходит к обширному отделу критики — к «Диалектике». Ну, коротко я расскажу о «Диалектике» после перерыва. небольшого.

— Извините, а если два чувственных понятия одинаковы, то это одно.

То это одно понятие. Ну, тут «понятие» — может быть не очень точно говорить, хотя и можно говорить о чувственных понятиях: две вещи или два явления. Вот две капли воды: «Как две капли воды», — вот Кант считает, что две капли воды могут быть совершено одинаковы. Просто в чувственном мире не действует этот закон «тождества неразличимого», знаменитый лейбницевский закон. Он неприменим. А Лейбниц считал, что он применим только потому, что он считал чувственность — спутанной рассудочностью. То есть считал их лишь количественно различающимися.

Итак, минуты буквально четыре, пять, если вы не возражаете… (перерыв)

Кант 10

Идём дальше. Теперь мы вступаем в критическую часть «Критики.», опять‑таки извините за тавтологию. До этого Кант излагал позитивные начала знаний, теперь он разоблачает ложные притязания разума на познания.

Раздел этот называется «Диалектика». И основное содержание этого раздела — кантовская критика трёх традиционных наук метафизики: рациональной психологии, рациональной космологии и рациональной теологии. Вот Кант показывает, что эти науки в действительности науками не являются, и лишь претендуют на это, необоснованно. Но прежде чем приступить к критике этих наук, Кант хочет показать, что эти науки, как бы, возникают естественным путём; хотя бы в качестве потребности разума к познанию тех или иных родов бытия. А прежде чем это показать, он, в свою очередь, проводит некоторые технические, и очень важные, кстати говоря, процедуры.

А именно он вводит, во — первых, новую способность души: над рассудком возвышается разум. Ну, напишу ещё один раз, это действительно важное понятие — «Vrnunft». Это слово присутствует в названии — «Critic der reinen Vernunft» — называется главное кантовское сочинение.

— Прошу прощения, вопрос. Не является это название, не есть ли оно само как бы цель.

Как бы цель, да? Сам Кант говорил, что он понимает эти слова «Verstand», «Vernunft» — либо в широком, либо в узком смысле. В широком смысле под разумом понимается вся способность мышления вообще, куда попадает даже и чувственность. И, кроме того, слово «критика» имеет оттенок смысла не только разоблачения, так сказать, ложных его притязаний, но и исследования. То есть это очень удачное название, многозначное: это и как «исследование познания» можно перевести, а можно перевести как «ниспровержение традиционной метафизики», потому, что оно действительно тоже происходит. Причём всех наук. Вот, например онтология

— единственная из классических наук, которую Кант не отвергает. Но он говорит, что имя «онтология» должно быть заменено на скромное название «аналитики рассудка» — даже здесь происходит трансформация. То есть вот там где мы говорили о категориях, об их применимости — вот всё это соответствует традиционной онтологии в кантовской системе. А все остальные классические науки он просто объявляет невозможными.

Итак. Но прежде, значит, разум. Чем разум отличается от рассудка? Разум это способность, судящая о безусловном. Вот, коротко если говорить. Рассудок всегда имеет дело с обусловленным: с какими‑то правилами, основоположениями; но если вот он захочет протянуть цепочку этих обусловленных основоположений ко всё более и более высоким, то он дойдет, наконец, до безусловного. И вот, когда он осознает безусловное

— он станет разумом. Разум вырастает из рассудка, это не отдельная способность души. А отдельных, первоначальных способностей души всего три: это чувственность, воображение и рассудок (или апперцепция), — вот три источника. Всё остальное — производное, в том числе разум. Соответственно и понятия разума, которые Кант называет идеями, тоже производны от категорий. Это доведённые до безусловного категории, я уже вам об этом говорил. Ну, пример приведу, чтобы понять, как категория может превратиться в идею. Возьмём категорию причины, доведём её до безусловного. Что получится? Понятие первопричины. Вот первопричина — это уже идея. Видите разницу? Или, например, возьмём, ну, условно говоря, понятие «вещь». Это понятие рассудка. Опять‑таки, с уточнениями надлежащими. Категория рассудка, работающая здесь, это категория субстанции. А возьмём теперь элемент вещи