массировал пальцы и предплечья, сгибая, растягивая и разминая, будто его вообще там не было.
– Дай я.
Он протянул руку. Раньше он никогда не спрашивал, а просто начинал разминать мои мышцы, но ничто уже не будет так, как раньше.
– Все хорошо, – сказал я, и он опустил руку, слегка пожав плечами.
Я продолжал давить большими пальцами на предплечья, раздраженный мыслью о том, как хорошо это делал Гидеон. Каким-то образом я умудрился возненавидеть себя в равной степени за то, что хотел еще раз услышать его предложение, и за то, что разозлился на него. Ни одна мысль не была справедливой или доброй, но я ничего не мог поделать со своим сердцем. Даже моя вина перед Сеттом не умаляла того, что натворил Гидеон.
Расслабляя напряженные мышцы, я слушал, как нарастает темп его дыхания, как оно учащается, не оставляя воздуха в легких. Оно будто причиняло ему боль, так долго продолжаться не могло, и я, борясь со злорадной уверенностью в том, что он это заслужил, встал и подошел к нему.
– Так, – сказал я, хватая его за плечи. – Дыши на… эй!
Он отстранился и пополз прочь, задыхаясь.
– Я пытаюсь помочь, – резко сказал я. – Просто давай…
Он с неожиданной силой толкнул меня обеими руками в грудь.
– Не… хочу, – неровно выдохнул он, прижимая ладони к груди. – Не… надо.
– Да мне плевать, что ты хочешь, ты должен дышать.
Я двинулся вперед, но с полузадушенным, отчаянным воплем был снова отброшен. Гидеон полз к камнепаду, словно перепуганный зверь, грудь ходила ходуном.
– Не… хочу… твоей… помощи.
– Что ж, мне жаль, но тут нет никого из твоих новых дружков, придется довольствоваться мной.
Неудачный выбор слов, но он перекатился на колени и локти и захрипел. Надеясь, что он выдохся, я подобрался ближе. Если бы я мог прижать его к себе, заставить дышать, он, наверное, успокоился бы, но, едва заметив движение, он сел.
– Отпусти, – он обхватил руками живот. – Отпусти… меня.
– Прошу тебя, Гидеон. – Быстрым движением я взял в ладони его лицо, прежде чем он успел отстраниться. – Гидеон, это я. Я здесь. Я пришел за тобой. А теперь, прошу тебя, просто дыши со мной. Все будет хорошо.
Он вырвался и замахнулся кулаком мне в голову. Старый Гидеон опрокинул бы меня одним ударом, но этот был слаб и неуклюж, и я уклонился, но в щеку тут же врезалась его левая рука. Я упал на спину, ухо снова пронзила боль, и на мгновение я оказался в Мейляне, а Сетт колотил меня по лицу. Но Гидеон не ударил меня снова. Он отодвинулся и, хрипя, лежал на неровном каменном полу.
Его паника, похоже, утихала, дыхание становилось все более спокойным, и поэтому я лежал на месте, надеясь, что собственное медленное дыхание облегчит резкую боль в ухе. Но это не помогло.
Постепенно вернулся покой, мы лежали на земле, сосредоточившись на собственном дыхании. Я не смел пошевелиться, боясь снова вывести Гидеона из себя не меньше, чем нового приступа боли. Это было бы совсем некстати. Для изнуряющей боли трудно придумать подходящий момент, но сейчас был наихудший из всех. Если я не встану и не начну копать, нам конец.
Гидеон пошевелился – я услышал, как ткань цепляется за шершавый камень. Почувствовав движение у бедра, я открыл глаза и увидел, что он вытащил мой нож из ножен. В панике я вскочил, но Гидеон искал вовсе не мое горло. Он прижал нож к своему, а я успел только придушенно вскрикнуть и схватить его за руку. На шее Гидеона выступила кровь и потекла по лезвию ножа к рукояти и нашим пальцам. Он зарычал, пытаясь вырваться, и я в страхе пнул его мыском сапога в голень.
От неожиданности Гидеон ослабил хватку, и, не думая об остром лезвии, я выхватил нож из его руки. С хриплым, душераздирающим воплем он попытался вернуть клинок, но споткнулся и упал. Задыхаясь, он стоял на четвереньках, и с его шеи капала кровь.
– Да чтоб тебя, Гидеон! – Я упал рядом, когда он попытался подняться, но его колени подкосились, и он врезался в меня, все еще пытаясь выхватить нож. Я отбросил клинок как можно дальше. – Прекрати, пожалуйста! – взмолился я, пытаясь понять, сильно ли он ранен, но он не успокаивался.
Гидеон снова бросился за ножом, а я с дикой болью в ухе прыгнул за ним. Вцепившись друг в друга, мы покатились по усыпанному камнями полу. Гидеон боролся так неистово, будто я его злейший враг.
От отчаяния я стиснул зубы и прижал Гидеона к земле, радуясь его ослабленному состоянию. Уперев колено ему в спину, я держал его за руки и ждал, когда он перестанет вырываться. Наконец он затих, и только поднимающаяся и опускающаяся при дыхании спина давала понять, что он еще жив. Я не решался отпустить его из опасений, что он снова схватится за нож, но если не осмотрю рану на его шее в ближайшее время, это уже не будет иметь значения.
– Просто дай мне умереть, Рах, – сказал он, прижимаясь щекой к каменному полу и закрыв глаза. – Просто отпусти меня.
– Нет. Не для того я сюда притащился, чтобы ты сдался.
– Я это заслужил.
Я приговорил Сетта за меньшее, но однажды уже оплакивал Гидеона и больше не собирался.
– Нет.
– Пожалуйста. Ты можешь. Заклинатель лошадей определил бы для меня именно такую участь.
Я прижался лбом к его спине между лопаток.
– Нет, если бы он знал все обстоятельства. И я не стану. Я слишком эгоистичен.
Слабый всхлип сотряс его тело.
– Лучше уже никогда не будет, – прошептал он.
Я тоже так думал, когда сбежал от заклинателя Джиннита. Стыд жег меня с такой силой, что я едва не ушел один в степи, чтобы меня покарали боги. Но с каждым днем он становился все более терпимым. Стыд никуда не делся и не забылся, но я набрался сил, чтобы жить с ним дальше.
– Неправда, – сказал я, положив голову ему на спину. – Будет. Будет лучше, а я никуда не уйду. Прости, Гиди, тебе никуда от меня не деться.
Его слезы капали на камни.
– Ты так давно не называл меня этим именем.
– Думаю, мы уже давно не были близки, еще до всего этого. Но ты от меня так просто не избавишься. Можно теперь осмотреть эту рану, не получив по лицу?
– Там ничего страшного.
– Дай посмотреть.
– Не могу, ты на мне сидишь.
– Ладно, я отпущу тебя, но если ты снова будешь драться, я… я сделаю веревку из гребаной земли или еще из чего-нибудь. Просто не делай этого. Я устал.
Я выпустил его руки и слез с его спины. Гидеон со стоном перевернулся и имел наглость с тревогой посмотреть на меня.
– Как ты?
– Прекрасно, просто охренительно, – буркнул я, опуская