Читать интересную книгу Сочинения в двух томах. Том второй - Петр Северов

Слуги принесли чай, а потом табак и трубки. Отхлебывая из фарфоровой чашки несладкую заленоватую жидкость, вельможа как бы между прочим спросил:

— Сколько же людей у вас на корабле? Пожалуй, там тесно?

Головнин ответил, увеличив количество команды почти вдвое.

— Наверное, это самый большой русский корабль? — спросил японец.

— О нет! — сказал Головнин. — У нас имеются корабли и впятеро больше.

— Разве у России много кораблей?

Головнин улыбнулся:

— У берегов Камчатки, в Охотском море, в океане, у русской Америки плавают десятки наших кораблей.

— Э! — воскликнул японец и оглянулся на своего помощника. Тот встал и вышел из палатки.

Начальник с интересом рассматривал географическую карту, подаренную Головниным, вертел перед глазами зажигательные стекла, любовался ножами с отделкой из слоновой кости.

Помощник вернулся и что-то шепнул вельможе. Улыбаясь, начальник потряс головой.

— Как это хорошо, — сказал он, — что вы пришли ко мне в гости. — Если бы не это недоразумение с обстрелом шлюпки, мы давно уже стали бы друзьями! И в самом деле, к чему нам враждовать? Мы можем всегда оставаться друзьями. Слово рыцаря, ни один волос не упадет с вашей головы, потому что вы мои дорогие гости…

Он встал, собираясь выйти из палатки. Головнин тоже встал. Японец смотрел на него улыбаясь.

— Но к чему же спешить, капитан? Мы еще не договорились о самом главном.

— Если вы собираетесь уйти, с кем, кроме вас, мне договариваться?

— Нет, я еще побуду, — чему-то развеселившись, сказал вельможа. — Я угощу вас прекрасным обедом, какой только можно было приготовить в этих бесплодных местах. — И снова, обернувшись к помощнику, он произнес с оттенком нетерпения: — Э!..

Помощник опять поспешно вышел. Слуги принесли обед. На больших деревянных лакированных подносах едва помещались десятки блюд: рыба, соусы, зелень, какие-то раковины и корни, студни и приправы и особенно много хмельного саке.

— Рановато обеду быть, — осторожно заметил Хлебников. — Или, может, обедают у них с утра?

Мур ответил ему тоном старшего:

— Торжественный обед может быть дан в любое время… А после обеда, как видно, будет парад.

— Из чего вы это заключили? — спросил Головнин.

— О, я все примечаю. Помощник начальника дважды уже выходил, и когда у входа полог откидывали, я приметил, что они раздают солдатам обнаженные сабли… К чему это? Конечно, к параду!..

Андрей Хлебников молвил с сомнением:

— Как знать?..

Головнин подумал, что мичман не лишен воображения: увидел одну обнаженную саблю и тут же решил: парад! Но в честь случайных гостей парадов не устраивают, и, кроме того, японцы отлично знали, что саблями, копьями да луками они никого не могли удивить.

Помощник вельможи возвратился еще более радостный, чем прежде. С аппетитом закусывая и запивая, Алексей передал его вопрос:

— Нравится ли достопочтенному капитану угощение? Сам оягода, или по-русски исправник, присматривал за поварами. Эту честь оказывают только очень высоким гостям.

Мур осмелел и попросил Алексея перевести японцам его слова.

— Теперь мы видим, — сказал Мур, — что наши опасения были напрасны. Вы — благородные, честные люди, не способны на вероломство…

Придерживая сабли и не выпуская из руки свой железный жезл, старший начальник встал со стула и, кивнув Алексею, сказал, что испытывает потребность взглянуть на гавань.

— Я тоже испытываю такую потребность, — воскликнул Головнин. — Там, в гавани, мой корабль.

Маслянистое лицо японца нахмурилось. Оруженосцы переглянулись. Помощник внимательно рассматривал черенок подаренного ножа. Молчание длилось долгую минуту.

— Передай капитану, — сказал начальник, обращаясь к Алексею, — что снабдить его корабль я ничем не смогу. Я жду ответ на мое донесение губернатору острова Мацмай. Пока ответ не поступит, один из русских офицеров должен остаться в крепости заложником.

Головнин насмешливо взглянул на Мура.

— Вот, благородные люди, неспособные на вероломство… Но сколько же дней придется ждать ответа губернатора?

— Пятнадцать, — сказал японец, зачем-то поднимая свой жезл. — Однако возможно, что губернатор запросит правительство.

Головнин, казалось, не удивился. Оба начальника и все их оруженосцы теперь внимательно всматривались ему в лицо. Собрав всю волю, чтобы не выдать волнения, он ответил тоном спокойным и ровным, словно продолжая прежнюю приятную беседу:

— На такое длительное ожидание, без совета с офицерами, которые остались на корабле, я, конечно, не соглашаюсь. Оставить у вас офицера я не хочу. Не забывает ли начальник, что перед ним — сыновья могущественной родины — России? Не забывает ли он, что в России найдутся силы, которые вступятся за нас? Не берет ли на себя начальник слишком большую ответственность — попытку поссорить два государства? Наконец, известно ли ему такое слово — измена? Завлечь безоружных людей в крепость, и диктовать им свои условия, и угрожать — это и есть измена.

Моряки «Дианы» встали одновременно. Японец пронзительно вскрикнул и схватился за саблю. Но в глазах его был испуг. Вот почему он дважды пытался выйти из палатки! Он боялся, что в эти решающие, заранее рассчитанные минуты может оказаться в опасности его рыцарская жизнь! Оглянувшись на вооруженную охрану, он осмелел и начал говорить длинно, крикливо, запальчиво, часто упоминая имя посла Резанова и снова хватаясь за саблю.

— Чего он беснуется? — нетерпеливо спросил у Алексея Головнин. — Что он доказывает?

Лицо Алексея побледнело, губы и веки дрожали.

— Какое несчастье, капитан!.. Мы не уйдем отсюда… Они нас убьют…

— Но говори же спокойней…

Кое-как из всей длинной речи начальника Алексей перевел только одну фразу: если начальник выпустит хотя бы одного русского из крепости, ему самому вспорют брюхо.

— Ясно, — сказал Головнин. — Бежим!..

Отбросив приземистого копейщика, он выбежал из палатки. В крепости поднялись вой и визг. Могучим ударом Хлебников опрокинул двух японцев. Близко грянул выстрел. На Хлебникова сразу бросилось не менее десятка солдат, они повисли на нем, стараясь повалить на землю. Штурман крутнулся на каблуке, тряхнул плечом, и японцы разлетелись в стороны.

— Молодчина, Андрей Ильич! — крикнул Головнин. — За мной, к шлюпке…

Он выбежал за ворота. Вой и визг в крепости стали еще яростней и громче. Выстрелы защелкали теперь очень часто. Над головой капитана просвистела пуля. Он ошибся, считая, что путь к берегу свободен. Из неглубокого овражка поднялась многочисленная засада. Головнин увернулся от удара, выхватил из рук солдата копье, переломил его о колено и стал действовать обломком, как палицей. Рядом оказался Хлебников. Он прорвался к своему капитану сквозь толпу. Подхватывая камни, работая кулаками, сюда же пробивались матросы Васильев и Шкаев. Мичмана Мура, матроса Макарова и Алексея на откосе не было видно. Их схватили еще в крепости. Но четверым все же удалось вырваться, и берег теперь был совсем близко…

Что-то случилось в орущей, воющей толпе японцев. Преследование замедлилось. Головнин понял: японцы опасались, что в шлюпке хранится оружие. Какая досада! Оружия он не взял… Но что же произошло со шлюпкой? Теперь она находилась в добрых пяти саженях от воды. Головнин увидел покрытые водорослями, мокрые камни… Значит, начался отлив. И значит?.. Он остановился на мокром галечнике. Да, эту тяжелую шлюпку не сдвинуть пятерым. У них оставались одна-две минуты. Японцы уже поняли, что в шлюпке оружия нет, иначе почему бы русским не броситься к ружьям?

— Значит, все кончено! — вслух произнес капитан, глянув в разгоряченные лица матросов. Они стояли рядом с ним, часто, хрипло дыша, тяжело опустив натруженные руки, и смотрели на рейд, где четкий, стройный корпус «Дианы» словно летел под низкими, белыми облаками.

Волна блестела на солнце, как полированная сталь. Внезапно этот блеск стремительно переметнулся и ударил Головнину в глаза. Но это уже не был блеск волны. Кривая японская сабля ручьисто сверкнула прямо перед глазами капитана.

Дозорные «Дианы» доложили Рикорду, что в крепости происходит какая-то сумятица: японские солдаты поминутно выбегали за ворота и возвращались.

Рикорд, Рудаков и другие офицеры поспешили на мостик шлюпа. В подзорные трубы они видели, как выметнулась из ворот всполошенная толпа, как к шлюпке, оставленной отливом далеко на берегу, отчаянно, геройски пробивались четверо русских, а пятый бежал им навстречу, швыряя в японцев камнями.

Рикорд узнал и капитана, и штурмана Хлебникова, стоявших перед слабой полоской прибоя, перед холодным простором гавани в ожидании своей судьбы. Он видел, как окружила их толпа и в солнечном воздухе засверкали сабли.