— Знаешь что? Возможно мы никогда с тобой и не встретимся.
— Почему? — поинтересовалась Скарлетт и взглянула в лицо Элеоноры.
Та немного смущенно улыбнулась.
— По-моему, наши судьбы с тобой пересекаются всего один раз и только здесь, в поместье моей сестры. Поэтому, дорогая, я хочу тебе сделать маленький подарок, чтобы ты всегда вспоминала обо мне, вспоминала об Элеоноре.
Женщина сняла с мизинца маленький изящный золотой перстенек с изящным зеленоватым изумрудом, повертела его в пальцах и неспеша, взяв руку Скарлетт, надела колечко на ее безымянный палец.
— Ой! — воскликнула Скарлетт, — ведь я еще никогда не носила подобных украшений.
— Ну что ж, пусть это будет для тебя неожиданным подарком. Ведь все когда-нибудь случается в первый раз: в первый раз ты поцелуешься с каким-нибудь юношей, зато об этом, Скарлетт, ты потом будешь вспоминать всю свою долгую жизнь.
— Об одном поцелуе?
— Да, дорогая, о первом, робком и неумелом поцелуе ты будешь помнить всю свою жизнь. Конечно, потом у тебя еще будут тысячи поцелуев, но о них ты забудешь, ты будешь помнить только первый.
— А последний? — вдруг задала совершенно не детский вопрос Скарлетт.
— Последний?.. — и Элеонора побледнела. — Думаю, о последнем поцелуе не знает никто.
— Почему?
— Со временем, маленькая, ты все поймешь.
Скарлетт рассматривала свой безымянный палец, украшенный перстнем.
Зеленоватый изумруд сверкал всеми цветами радуги и переливался.
Скарлетт не могла оторвать взора от своей руки. Она уже напрочь забыла обо всем, что ей нагадала Элеонора. Она не отрываясь смотрела на руку, любуясь украшением.
— Тебе нравится мой подарок?
— Конечно, Элеонора, и если у меня кто-нибудь спросит, откуда это колечко…
— Если спросит, то ты скажи совершенно честно, что тебе его подарила одна очень несчастная женщина.
— А разве ты несчастная, Элеонора?
— Трудно сказать, Скарлетт, счастлива я или нет. Но в общем, если быть честной, то я хотела бы прожить свою жизнь совсем по-другому, совсем не так, как я вижу. Я хотела бы, чтобы все сложилось совсем по-иному, чтобы у меня была счастливая семья, была дочь, такая как ты, был сын. Но ничего этого у меня нет.
— Элеонора, не расстраивайся, ведь ты еще так молода и можешь родить ребенка, — Скарлетт смутилась, произнеся эти слова.
А Элеонора молча показала ей левую ладонь.
— Что? Зачем ты мне показываешь свою руку?
— У меня на ладони нет детей.
— Но разве по ладони можно узнать о детях? По-моему, Элеонора, это все неправда, и ты специально придумала это гадание.
— Нет, Скарлетт, ничего я не придумала. Все, что с человеком будет, написано на его ладони, а у меня, как ты сама видела, линия жизни очень короткая и заводить детей мне уже поздно.
В это время, неторопливо и изящно покачиваясь на зеркале пруда, к берегу подплыли два лебедя — черный и белый.
— Смотри, Элеонора, какие они красивые!
— Они, Скарлетт, не только красивые, но они еще и любят друг друга.
— Любят? А разве птицы могут любить? — воскликнула Скарлетт.
— Конечно же, ведь птицы как люди, они не могут жить друг без друга и любовь у них вечная — на всю жизнь. Видишь, как этот черный лебедь плавает вокруг своей возлюбленной?
И Скарлетт стала смотреть, как изящный черный лебедь делает круг за кругом вокруг своей подруги.
— Смотри, смотри, Элеонора, ведь они же целуются! — немного смущенно воскликнула Скарлетт, видя как лебеди переплетают длинные изящные шеи и соприкасаются клювами.
— Да, они целуются, потому что они любят друг друга и их жизни принадлежат друг другу.
— Элеонора, а если их разлучить, то лебедь найдет себе другую подругу?
— Нет, Скарлетт, никогда, лебедь любит только один раз в жизни.
— А почему ты говорила, что у меня будет две любви?
— Потому что лебеди не люди, и у них все по-настоящему и навсегда. Ведь они не умеют притворяться и обманывать друг друга.
— Элеонора, давай их покормим.
— Они заняты друг другом и не стоит им мешать. Вообще, влюбленным никогда не нужно мешать, пусть наслаждаются жизнью, пусть радуются.
И Скарлетт вновь смутилась, вспомнив, как она подслушала разговор Клеопатры и Рональда в оранжерее.
— Почему ты смущаешься? Смотри на этих птиц, учись, как надо любить.
Лебедь взмахнул крыльями. Его подруга тоже взмахнула крыльями, и они, тяжело вздымая тысячи сверкающих брызг, быстро поплыли к беседке.
— Наверное, они нас испугались, — сказала Скарлетт.
— Нет, они даже не обратили на нас внимания, — сказала Элеонора.
Птицы остановились посреди пруда и замерли, легко покачиваясь на воде.
Птицы и белая беседка с колоннами казались не настоящими, настолько они были красивы и изящны.
— Знаешь, Элеонора…
— Что, Скарлетт?
— Ты такая же красивая, как эта птица.
— Спасибо тебе, Скарлетт, — женщина понимала, что девочка не врет и говорит совершенно искренне. — Ты тоже вскоре станешь такой же красивой и грациозной, как эта птица, такой же сильной, решительной и легкой.
— Я хочу поскорее вырасти, но у меня это пока еще не получается.
— Ничего, не переживай, получится. Вскоре ты будешь взрослой и очень привлекательной девушкой.
— Элеонора, а моя служанка Мамушка говорит, что для того, чтобы я поскорее выросла, нужно побольше спать.
— Что же, она правильно говорит, ведь люди в твоем возрасте растут во сне. И еще, дорогая, скажи мне, ты часто летаешь во сне?
Скарлетт задумалась, вспоминая свои сны.
— Да, довольно часто.
— Ты высоко летаешь?
Скарлетт пожала плечами.
— Когда как, иногда даже очень высоко, иногда я взлетаю под самые облака и мне делается очень страшно. А иногда я летаю над самыми деревьями.
— Это очень хорошо, дорогая, значит, ты растешь.
— А ты, Элеонора, летаешь?
— Очень редко, — грустно произнесла женщина. — В последнее время я очень плохо сплю. Меня мучает бессонница, я не могу уснуть, а когда засыпаю, мне снится всяческая ерунда. Снятся большие города, какие-то люди, которые чего-то от меня хотят, требуют, а я пытаюсь от них убежать, а они преследуют меня повсюду. Знаешь, дорогая, это так страшно, когда сон напоминает жизнь! И я во сне пугаюсь, вскакиваю и потом долго не могу уснуть.
— Бедная Элеонора! — Скарлетт сама не ожидала от себя такого душевного порыва.
Она бросилась на шею женщине, обняла ее, прижала к себе.
— Дорогая моя, — Скарлетт погладила по волосам Элеонору, — мне так тебя жалко.