— Ты хочешь переложить ответственность на меня! — воскликнула Клеопатра.
— Клео, — уже более ласково воскликнул Рональд, — ты должна помочь мне.
— Ты должен помогать себе сам, я слишком слаба, чтобы помочь тебе, к тому же я не знаю, в чем заключаются твои проблемы.
— Я не хочу тебе обо всем говорить, — признался Рональд.
— Ну так вот, когда ты решишь для себя все сам, решу и я, — Клеопатра поднялась, но Рональд не выпускал ее руки.
— Подожди, я должен еще побыть с тобой.
— Я не могу, это неприлично, ведь дядя и миссис Макинтош подумают о нас плохо. И так уже в обществе идут всякие пересуды.
— Это все потому, — воскликнул Рональд, — что мы еще не объявили о своей помолвке. Ты сама не знаешь, чего хочешь.
Рональд все более и более распалялся. Его щеки побледнели, глаза сузились, и Скарлетт с ужасом поняла, как мало нужно человеку, чтобы от разговоров о любви перейти к упрекам.
— Клео, пойми, женясь на тебе, я не делаю никому одолжение, я не пытаюсь таким образом наказать себя за беспутную жизнь. Неужели ты не хочешь, чтобы я был счастлив?
Клеопатра стояла, задумавшись.
— Ты разрываешь мое сердце, — призналась она, — ведь я так люблю тебя и именно поэтому не хочу стать причиной всех твоих несчастий. Ведь потом уже ничего нельзя будет изменить, а сейчас, Рональд, подумай, подумай хорошенько, так ли ты хочешь на мне жениться?
— Но ведь мы уже помолвлены.
— Вот это как раз и можно изменить. Конечно, будет скандал, но я смогу пережить его, если только ты, Рональд, будешь счастлив.
На глазах Клеопатры сверкали слезы.
Это была благородная девушка, готовая пожертвовать своим счастьем ради счастья любимого.
А Скарлетт вспомнила, как ее застала за подслушиванием разговоров отца Мамушка, и ей сделалось невыносимо стыдно за то, что она сейчас слушает чужие секреты.
Ведь теперь она уже никогда не сможет таким восторженным взглядом смотреть на Рональда Киссинджера, не сможет свободно говорить с Клеопатрой, ведь те и не подозревают, что ей известна их тайна.
— Ты все-таки обманул меня, — сказала Клеопатра.
— В чем?
— Ты любил ту женщину. Это только ради меня ты говоришь, что не любил ее.
— Клео, это самое страшное признание, которое я только делал в жизни.
— Я же слышала, с какой легкостью сорвались эти слова с твоих губ, — отвечала девушка.
— Нет, ты даже себе не представляешь, — Рональд сжал ее руку. — Вот представь, что тебе пришлось бы сказать, что ты не любила меня.
— Значит, все-таки ты ее любил, — прошептала Клеопатра.
— Я уже жалею, что признался тебе в этом. Но если ты считаешь, что обманывать лучше, чем говорить правду, я скажу, что любил ее, но только это будет ложью, Клео.
— Ложь… правда… — задумчиво проговорила девушка, — но если они в прошлом, то какое это имеет значение.
— Да, Клео, какая разница, что было когда-то? Главное, что мы сейчас с тобой, что я люблю тебя, а ты меня, что мы помолвлены.
— Я подумаю, — негромко сказала Клеопатра, а потом забеспокоилась. — Мы, в самом деле, долго находимся наедине, нам нельзя этого делать, ведь о нашей помолвке еще не оповещен свет.
— Но ведь ты у своих родственников, и они прекрасно поймут тебя. Чтобы мы привыкли друг к другу, они и пригласили нас сюда.
— Да, дядя очень добр ко мне, но я не могу понять одного, Рональд, почему он так предвзято относится к миссис Берлтон? Ведь она милая женщина.
При упоминании о миссис Берлтон Рональд Киссинджер вздрогнул.
Но Клеопатра не видела этого, она смотрела в застекленный купол оранжереи на птиц, гуляющих прямо по стеклу.
Скарлетт слышала цоканье их коготков и легкие удары по стеклу, словно бы птицы хотели преодолеть невидимую для них преграду и попасть сюда, где растительность была пышнее, чем на улице, где цветы были больше и ярче.
— Да, она милая женщина, — немного протяжно проговорил Рональд Киссинджер, в его голосе слышалось дрожь.
— Мне так жаль ее, — сказала Клеопатра, — она по-своему несчастная женщина.
— Ты осуждаешь ее? — спросил Рональд.
— Я не могу никого осуждать, ведь для этого нужно пережить подобное. Быть может, она любила того человека.
— А я восхищаюсь ее мужем, — сказал Рональд Киссинджер. — Знать, что твоя жена предпочла твоего секретаря…
— Он мужественный человек, — сказала Клеопатра, — но я не могу осуждать миссис Берлтон.
— А ты что, восхищаешься ею? — осторожно спросил Рональд.
Клеопатра стояла все так же задумавшись, перебирая в пальцах оборки платья.
— У меня странное отношению к этой женщине: она мне и нравится, и в то же время отпугивает меня.
— Чем? Чем она тебя отпугивает? — спросил Рональд.
— Я даже сама не знаю, от нее исходит какое-то магическое влияние, она манит к себе — и в то же время отталкивает. Ты не чувствовал этого?
— Нет, — пожал плечами Рональд, и Скарлетт почудилась в его голосе какая-то неискренность, ведь тот не мог знать, что в тот момент на него кто-то смотрит.
Скарлетт устроилась поудобнее. Она уже не боялась, что ее смогут заметить. Ведь если прошло столько времени, и ее присутствие здесь никто не открыл, то вряд ли такое случится и сейчас.
Клеопатра и Рональд надолго замолчали.
А Скарлетт пыталась сквозь цветы увидеть их лица, но девушка и молодой человек смотрели друг на друга и что-либо рассмотреть сквозь густые заросли Скарлетт не удавалось.
Листья цветов щекотали ее нежную кожу, и она чувствовала их дурманящий запах.
Где-то рядом жужжала пчела, звук ее прозрачных крыльев то приближался, то отдалялся, и Скарлетт напряглась.
«Господи, — подумала девочка, — не дай Бог она дет мне на плечо или щеку и укусит. Тогда я вскрикну, к меня все увидят. Господи, хоть бы она пролетела мимо».
Скарлетт вдыхала дурманящий запах. Она чувствовала, как шелковистые лепестки цветов щекочут ее шею. Она буквально уже задыхалась от этого сладковатого запаха.
Воздух в оранжерее был тяжел, он был напитан густым ароматом цветов, листьев, влажной земли.
Пчела гудела все ближе, и Скарлетт втянула голову в плечи.
Вдруг она услышала, как пчела жужжит над самым ухом и испуганно дернулась, взмахнула рукой, отгоняя насекомое, но пчела загудела еще сильнее и опустилась на плечо Скарлетт.
Девочка напряглась.
Она слышала, как насекомое, быстро перебирая лапками, пробежала по ее шее рядом с ухом. Пчела явно не собиралась улетать, она вновь загудела, и Скарлетт задрожала от страха.
«Если она сейчас меня ужалит, я обязательно закричу. А если я закричу, то тогда Рональд и Клеопатра меня смогут увидеть. Боже, как же мне будет стыдно, если меня поймают за этим занятием и догадаются о том, что я подслушала их разговор».