Читать интересную книгу Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ. - Иван Киреевский

П. В. КИРЪЕВСКОМУ[27].

(Берлинъ). 16—21 Марта 1830.

Правда, милый братъ-другъ, намъ надо писать чаще, покуда мы близко, но еще розно. Спасибо за твое письмо; но извѣстія твои объ Москвѣ были не свѣжѣе моихъ. Послѣ моего послѣдняго письма къ тебѣ, я получилъ отъ маменьки и отъ сестры. Папенька въ Долбинѣ. У дѣтей у всѣхъ была корь, но, какъ говорятъ онѣ вмѣстѣ съ Рамихомъ, хорошая корь. Маменька не спитъ ночи, ухаживая за больными; сестра вѣроятно также, хотя и не говоритъ объ этомъ. Тяжело думать объ нихъ. Я просилъ сестру во всякомъ письмѣ ко мнѣ выписать мнѣ какой-нибудь текстъ изъ Евангелія. Я это сдѣлалъ для того, чтобы 1-е, дать ей лишній случай познакомиться короче съ Евангеліемъ; 2-е, чтобы письма наши не вертѣлись около вещей постороннихъ, а сколько можно выливались изъ сердца. Страница, гдѣ есть хотя строчка святаго, легче испишется отъ души. Но что же? вотъ текстъ, который она выбрала въ своемъ послѣднемъ письмѣ: Ne soyez donc point inquiets pour le lendemain, car le lendemain se mettra en peine pour lui-même: à chaque jour suffit son mal. „Какъ бы мы были спокойны, прибавляетъ она, если бы исполняли это. Но мы никогда не думаемъ о настоящемъ, а заботимся только о будущемъ”. — Бѣдная! въ 17 лѣтъ для нея будущее — забота и безпокойство. Во всей семьѣ нашей господствующее, ежедневное чувство есть какое-то напряженное, боязливое ожиданіе бѣды. Съ такимъ чувствомъ счастье не уживается. Но откуда оно? зачѣмъ? Какъ истребить его? Какъ замѣнить спокойствіемъ и мужественною неустрашимостью передъ ураганами судьбы? — вотъ объ чемъ мы должны подумать вмѣстѣ, чтобы дѣйствовать общими силами. Если бы намъ удалось дать сестрѣ столько же твердости и крѣпости духа, сколько у нея нѣжности, чувствительности и доброты, то мы сдѣлали бы много для ея счастья. Между тѣмъ я надѣюсь, что это тяжелое состояніе духа, въ которомъ она писала ко мнѣ, прошло вмѣстѣ съ болѣзнями дѣтей. Но ты знаешь, долго ли нашъ домъ бываетъ свободенъ отъ причинъ къ безпокойству! Все это составляетъ для меня до сихъ поръ неразрѣшенную задачу. Къ папенькѣ я писать буду на первой почтѣ. Его мнительность изъ физическаго міра перешла въ нравственный. Но по счастью она обратилась на такой пунктъ, гдѣ отъ нея легко избавиться. По крайней мѣрѣ я употреблю всѣ силы, чтобы разувѣрить его и доказать, что я не пересталъ его любить по прежнему. Не знаю, откуда могла ему прійти эта мысль; боюсь, чтобы она не имѣла источникомъ вліяніе той враждебной звѣзды, которая отдаляетъ меня ото всего, чтò дорого сердцу. Знаешь ли, мнѣ иногда кажется, что судьба, прокладывая мнѣ такую крутую дорогу въ жизни, ведетъ меня къ чему-нибудь необыкновенному. Эта мысль укрѣпляетъ мои силы въ стремленіи быть достойнымъ ея призванія. То, чтò я писалъ къ тебѣ о Берлинской жизни и университетѣ, — неправда, или лучше полу-правда. Для тебя, я думаю, во всякомъ случаѣ Мюнхенъ полезнѣе, а не то — Парижъ? Приготовь отвѣтъ къ пріѣзду. Между тѣмъ пиши ко мнѣ въ Дрезденъ черезъ Рожалина. Тамъ я буду около перваго Апрѣля ихъ стиля. Но Святую мы встрѣтимъ вмѣстѣ.

До сихъ поръ я еще, кромѣ Гуфланда, не познакомился здѣсь ни съ однимъ профессоромъ, хотя сдѣлалъ нѣсколько знакомствъ интересныхъ. Надняхъ, однако, отправлюсь къ Гегелю, Гансу, Шлейермахеру. Такъ какъ я не имѣю къ нимъ писемъ, и черты моего лица будутъ единственнымъ рекомендательнымъ письмомъ, то я и не знаю еще, какъ я буду принятъ и удадутся ли мнѣ нѣкоторые планы на нихъ, исполненіе которыхъ могло бы сдѣлать мое путешествіе не напраснымъ. При свиданіи разскажу подробнѣе, но до сихъ поръ считаю, какъ говорятъ, безъ хозяина. Изо всѣхъ, съ кѣмъ я здѣсь познакомился, самый интересный — это майоръ Радовицъ, къ которому я имѣлъ письмо отъ Жуковскаго. Мудрено встрѣтить больше оригинальности съ такимъ здравомысліемъ. — Изъ любопытныхъ вещей, видѣнныхъ мною, первое мѣсто занимаетъ здѣшняя картинная галлерея. Слишкомъ длинно было бы разсказывать всѣ особенности впечатлѣній, которыя я вынесъ оттуда. Скажу только, что здѣсь въ первый разъ видѣлъ я одну Мадонну Рафаеля, которая мнѣ крѣпко понравилась, или, лучше сказать, посердечилась. Я видѣлъ прежде около 10 Мадоннъ Рафаеля, и на всѣ смотрѣлъ холодно. Я не могъ понять, какое чувство соотвѣтствуетъ этому лицу. Это не царица; не богиня; святая, — но это святое понимается не благоговѣніемъ; прекрасная, — но не производитъ ни удивленія, ни сладострастія; не поражаетъ, не плѣняетъ. Съ какимъ же чувствомъ надобно смотрѣть на нее, чтобы понять ея красоту и господствующее расположеніе духа ея творца? Вотъ вопросъ, который оставался для меня неразрѣшеннымъ, покуда я увидѣлъ одну изъ здѣшнихъ Мадоннъ. Эта Мадонна объяснила мнѣ, что понять ея красоту можно только однимъ чувствомъ: чувствомъ братской любви. Движенія, которыя она возбуждаетъ въ душѣ, однородны съ тѣми, которыя раждаются во мнѣ при мысляхъ объ сестрѣ. Не любовью, не удивленіемъ, а только братской нѣжностью можно понять чистую прелесть ея простоты и величіе ея нѣжной невинности. То, чтò я говорю теперь, такъ истинно, и я чувствовалъ это такъ ясно, что чѣмъ больше я всматривался въ Мадонну, тѣмъ живѣе являлся передо мной образъ Машки, и наконецъ такъ завладѣлъ мною, что я изъ за него почти не понималъ другихъ картинъ, и на Рубенса и Вандика смотрѣлъ какъ на обои, покуда наконецъ распятіе Іисуса X., какого-то стариннаго живописца Нѣмецкой школы, разбудило меня. Это была первая картина, которую сердце поняло безъ посредства воображенія. Это лучшая проповѣдь, какую я когда либо читалъ, и я не знаю, какое невѣріе устоитъ предъ нею, по крайней мѣрѣ на время созерцанія. Никогда не понималъ я такъ ясно и живо величіе и прелесть Іисуса, какъ въ этомъ простомъ изображеніи тѣхъ чувствъ, которыя его распятіе произвело на свидѣтелей его страданій, на его мать, на сестру Лазаря, Марію, и на Іосифа. Такія чувства, такія слезы могутъ быть принесены въ жертву только человѣку-Богу. Видѣлъ ли ты, и сколько разъ, твою Мюнхенскую Галлерею, которая, какъ говорятъ, одна изъ замѣчательнѣйшихъ въ Европѣ? Не можешь ли ты прислать что нибудь изъ твоего путешествія и Мюнхенской жизни для Погодина или для Дельвига, который издаетъ Литер. газету вмѣстѣ съ Пушкинымъ, Баратынскимъ и Вяземскимъ? Оба велѣли тебя просить объ этомъ. Я также обѣщалъ обоимъ; но мои наблюденія до сихъ поръ были такъ индивидуальны, какъ говорятъ Нѣмцы, что могутъ быть интересны только для близкихъ мнѣ, кому я самъ интересенъ. Обще-любопытнаго я видѣлъ еще немного, а то, что видѣлъ, стоитъ большаго труда обдѣлать въ хорошую журнальную статью, а для журнальнаго труда мнѣ до сихъ поръ не было времени. Поработай за меня. Прощай, милый, крѣпко и твердо любимый братъ! Всею силою души прижимаю тебя къ сердцу, котораго лучшая половина твоя. И. Кирѣевскій.

Начато 16-го, окончено 21-го Марта н. с.

4.

М. В. КИРѢЕВСКОЙ[28].

(Августъ 1830).

8-е/20. — Дружочекъ Маша! Сегодня твое рожденье и чтобы освятить себя на этотъ день, я начинаю его письмомъ къ тебѣ, милая сестра. Мудрено и грустно начать твое рожденье письмомъ. За годъ назадъ, когда я былъ съ вами, — Вечеръ. Вотъ что я успѣлъ написать къ тебѣ сегодня только что проснулся, т. е. въ 7 часовъ по утру. Но вмѣсто того, чтобы продолжать письмо свое, я засмотрѣлся на эти 3 строчки какъ будто на Рафаэлеву картинку, и до тѣхъ поръ, покуда братъ и Рожалинъ вошли въ мою комнату поздравляться, т. е. до 9-ти часовъ, — что же я дѣлалъ въ эти 2 часа, — ты этаго не спросишь. Можетъ быть ты сама въ это же время думала объ насъ, и знала, что если мы и не пришли къ тебѣ сегодня по утру, поцѣловать тебя и поздравить, то мысли наши были съ тобою еще прежде, чѣмъ ты проснулась, даже прежде чѣмъ мы сами проснулись. Знаешь-ли ты, что я во всякомъ снѣ бываю у васъ? Съ тѣхъ поръ, какъ я уѣхалъ, не прошло ни одной ночи, чтобъ я не былъ въ Москвѣ. Только какъ! — Вообрази, что до сихъ поръ я даже во снѣ не узналъ, что такое свиданье, и каждый сонъ мой былъ повтореніемъ разлуки. Мнѣ все кажется, будто я возвратился когда то давно, и уже ѣду опять. Сны эти до того неотвязно меня преслѣдуютъ, что одинъ разъ, садясь въ коляску, тоже во снѣ, чтобы ѣхать отъ васъ, я утѣшался мыслію, что теперь, когда сонъ мой исполнился, по крайней мѣрѣ я перестану его видѣть всякую ночь. Вообрази же, какъ я удивился, когда проснулся, и увидѣлъ, что и это былъ сонъ. — Это родъ соннаго сумасшествія, une idée fixe, qui est devenue un rêѵе permanent. Mais pourquoi fallait-il que cette idée fixe soit la séparation, et non le revoir? — Хоть ты попробуй наслать мнѣ сонъ со свиданьемъ. Надумай его. Хоть одинъ, а я уцѣплюсь за него всею силою воображенья, и разведу изъ него цѣлую гряду такихъ сновъ. Это будетъ сѣмечко отъ цвѣтка: Иванъ и Марья, которое я посажу къ себѣ глубоко въ мысли, и стану за нимъ ходить, и буду его грѣть и лелѣять, покуда оно пустить корни такъ далеко, чтобы никакая буря его не вырвала, никакой репейникъ не задавилъ. — Не смѣйся надъ этимъ. Сны для меня не бездѣлица. Лучшая жизнь моя была во снѣ. Не смѣйся же, когда я такъ много говорю объ нихъ. Они вздоръ, но этотъ вздоръ доходитъ до сердца. Къ тому же съ кѣмъ лучше тебя могу я раздѣлить его? — Между тѣмъ, чтобъ ты знала, какъ наслать сонъ, надобно чтобы я научилъ тебя знать свойства сновъ вообще. Это наука важная, и я могу говорить объ ней аѵес connaissance de cause. По крайней мѣрѣ я здѣсь опытнѣе, чѣмъ на яву. Слушай же: первое свойство сновъ то, что они не свободны, но зависятъ отъ тѣхъ, объ комъ идутъ. Такъ, если мнѣ непремѣнно надобно всякую ночь видѣть васъ, то сны мои будутъ свѣтлы, когда вамъ весело, и печальны, когда вы грустны, или нездоровы или безпокоитесь. Оттого, если ты хочешь быть моей колдуньей, то должна сохранять въ себѣ безпрестанно такую ясность души, такое спокойствіе, такое довольство, которыя сообщившись моему сну, вложили бы въ него чувство невмѣстное съ мыслію объ разлукѣ. Разумѣется что такъ колдовать должны вы всѣ вмѣстѣ. И для твоей веселости нужна веселость всѣхъ, и цвѣтокъ Иванъ и Марья ростетъ между Машкиной душкой, Васильками, Лиліями, и пр. и пр. Второе свойство сновъ то, что они дѣти, и безпрестанно хватаютъ все, что передъ глазами. А такъ какъ у меня передъ глазами все нѣмцы да нѣмцы, то и во снѣ они же мѣшаются съ вами. Оттого, чтобы прогнать нѣмцевъ изъ моихъ русскихъ сновъ, присылай мнѣ скорѣе свой портретъ. Насмотрѣвшись днемъ на него, на брата, на Рож. и на все, что пріѣхало съ нами изъ Россіи, я надѣюсь по крайней мѣрѣ во снѣ освободиться отъ Германіи, которую, впрочемъ, я не нелюблю, а ненавижу! Ненавижу какъ цѣпь, какъ тюрьму, какъ всякій гробъ, въ которомъ зарываютъ живыхъ. — Ты изъ своей Россіи не можешь понять что такое эта Германія. Все, что говорятъ объ ней путешественники, почти все вздоръ. Если же хочешь узнать, что она такое, то слушай самихъ нѣмцевъ. Одни нѣмцы говорятъ объ ней правду, когда называютъ ее землею дубовъ (das Land der Eichen), хотя дубовъ въ Германіи, кромѣ самихъ нѣмцевъ, почти нѣтъ. За то эти изо всѣхъ самые деревянные. Вчера еще братъ зацѣпился за однаго изъ нихъ зонтикомъ, и такъ неосторожно, что зонтикъ сломался. Братъ извинился по-русски, своимъ обыкновеннымъ: ахъ! извините! — Нѣмецъ почувствовалъ ударъ только шаговъ черезъ двадцать, вдругъ, сталъ какъ вкопаный, вылупилъ глаза и молчалъ. Обдумавшись хорошенько онъ наконецъ снялъ шляпу, чтобы отвѣчать брату: Ich bitte recht sehr, Herr Baron! es thut nichts! — He знаю какъ ты назовешь такую живость, а для меня ей нѣтъ слова кромѣ: нѣмецкой. — Но, — лучше воротимся къ нашимъ снамъ. — Они дѣти; все, что они говорятъ, почти такая же чепуха какъ это письмо; но они дѣти благородныя, изъ которыхъ ничего не сдѣлаешь ни угрозами, ни бранью, но которыя чувствительны къ ласкамъ. Потому ихъ надобно иногда баловать и лакомить. Но ласка, баловство и лакомство для моихъ сновъ, это твои письма. Каждое слово изъ нихъ, передумавшись на яву, переходитъ въ сонь, и сны мои, какъ дѣти воспитанныя, слушаются каждаго слова. Потому, чтобы они не капризничали и не хмурились, ты ихъ ласкай по-чаще, и по-больше и по-акуратнѣе. Кромѣ того, на сны, какъ на дѣтей, дѣйствуетъ много хорошій примѣръ. Это особенно представь на разсмотрѣніе Маминькѣ, и попроси ее исправить свои сны хотя для того, чтобы мои не портились. — А покуда спи. 2 часа ночи и спать пора и хочется. Это письмо дойдетъ до тебя черезъ мѣсяцъ. Я тогда вѣроятно уже буду въ Италіи. Первый сонь со свиданьемъ будетъ мнѣ знакомъ, что ты получила мое письмо.