Но Кантильо вел двойную игру. Он вернулся в Гавану, рассказал Батисте о заговоре и дал тому срок до 6 января на то, чтобы уехать из страны. Затем он послал сообщение Фиделю, прося его об отсрочке начала мятежа до 6 января. Фидель отнесся к этому настороженно, но события стали развиваться столь стремительно, что ни он, ни Кантильо уже не могли прогнозировать их развитие.
VI
Взятие бронепоезда стало очень тревожным сигналом для Батисты. 31 декабря в девять вечера диктатору позвонил полковник Касильяс с сообщением, что не может продолжать обороняться без подкрепления. Часом позже Кантильо оповестил Батисту, что Сантьяго также готов сдаться, и тогда Батиста понял, что настало время покинуть Кубу.
Во время празднования Нового года в «Кемп-Колумбии», на котором присутствовали члены его генштаба с семьями, Батиста отвел своих генералов в комнату, смежную с той, где проходили торжества, и объявил, что намерен передать руководство армией Кантильо. Затем, вернувшись к остальным гостям, он сообщил, что уходит с поста президента. Своим преемником он назвал Карлоса Мануэля Пьедру, старейшего судью Верховного суда; присягнув Кантильо как новому главнокомандующему, Батиста с женой и несколькими приближенными отправились к находившемуся неподалеку военному аэродрому и сели на ожидавший их самолет. В три часа ночи 1 января 1959 г. Батиста был уже в самолете, держа курс на Доминиканскую Республику, с ним находились сорок ближайших к нему людей, в том числе «избранный президент» Андрес Риверо Агуэро. Еще до рассвета из Гаваны вылетел другой самолет, на борту которого были брат Батисты «Панчин», мэр Гаваны, и еще несколько десятков высших чиновников.
Этой же ночью полковник Касильяс и его заместитель полковник Фернандес Суэро переоделись в гражданскую одежду и бежали.
С рассветом в Санта-Кларе появились и первые слухи о бегстве Батисты. Последние оплоты врага — «Гранд-отель» и казармы «Леонсио Видаль» — были взяты в кольцо, так что вскоре оставшийся во главе обороняющихся полковник Эрнандес попросил о перемирии. Че сказал ему, что примет от него только полную и безоговорочную капитуляцию.
«Батиста бежал, оставив руководство вооруженными силами в полном замешательстве, — писал впоследствии Че. — Двое наших делегатов установили радиосвязь с Кантильо и предложили ему сдаться. Но он отказался, заявив, что берет на себя командование армией в строгом следовании инструкциям, полученным им от нашего лидера Фиделя Кастро. Мы тотчас связались с Фиделем, передали ему новости, но также сообщили свое мнение по поводу предательского поведения Кантильо — и он полностью согласился с этим мнением».
В 11.30 по «Радио Ребельде» прозвучало обращение Фиделя. Он отрекся от участия в «военной хунте» Кантильо и вообще от каких-либо договоренностей с ним и призвал к незамедлительной всеобщей забастовке и мобилизации повстанческих войск для броска на Сантьяго и Гавану. Он дал защитникам Сантьяго время до шести часов вечера на то, чтобы сдаться, а закончил свою речь лозунгом: «Революции — да, военному перевороту — нет!»
Теперь картина была ясна, и Че дал Эрнандесу час на принятие решения: если тот не сдастся к 12.30, то повстанцы перейдут в наступление и он понесет всю ответственность за неизбежное кровопролитие. Пока Че вел переговоры с Эрнандесом, его бойцам наконец удалось выбить снайперов из «Гранд-отеля».
Касильяс, хотя и был в гражданской одежде, далеко уйти не сумел. Бойцы Бордона, действовавшие на западе города, получили распоряжение задерживать всех солдат, бегущих в Гавану, и Касильяс, на котором была соломенная шляпа и повязка с эмблемой «26 июля», вскоре попал им в руки. Он тотчас попытался задобрить Бордона, назвав его «великим стратегом», а затем сказал, что как ему ни жаль, но он должен «спешить в столицу, чтобы участвовать в работе хунты, которая намерена разрешить кризис на Кубе».
Бордон оборвал его. «Я сказал, чтобы Касильяс перестал ко мне подлизываться, что нам не нужна никакая хунта, так как налаживать жизнь на Кубе будет Фидель Кастро. И что я возьму его с собой в Санта-Клару к Че. Тут Касильяс изменился в лице и спросил, нельзя ли отправить его к какому-нибудь другому командиру. Помню, что, когда Че увидел его, он сказал: "А, так это ты убил Хесуса Менендеса!"»[23]
Касильяс не дожил до следующего дня. Согласно официальной версии, он был застрелен при попытке к бегству, когда его вели к Че, однако это не вяжется с воспоминаниями Бордона. Учитывая тянувшийся за Касильясом шлейф прошлых преступлений и достижения Че в области применения революционного правосудия, вполне можно предположить, что неудавшаяся «попытка бегства» Касильяса произошла тогда, когда его поставили перед наскоро собранной расстрельной командой.
Эрнандес принял решение капитулировать за десять минут до истечения данного ему времени. Он приказал своим войскам сложить оружие и выйти из казарм на улицу — навстречу повстанцам. Город охватило ликование: Санта-Клара окончательно перешла в руки партизан. Но Че пока не праздновал победу. Необходимо было восстановить порядок в городе, выявить прихвостней режима и чивато, а также собрать войска.
Пребывание Кантильо на посту главнокомандующего оказалось недолгим. Полковник Баркин, бежавший с острова Пинос, был доставлен в Гавану вместе с Армандо Хартом, и ранним вечером Баркин появился в «Кемп-Колумбии», где Кантильо пришлось передать ему командование. Тем временем власти Сантьяго приняли решение о капитуляции, и поздним вечером Фидель собирался войти в город.
На следующее утро, 2 января, Че с Камило Сьенфуэгосом получили приказ идти на Гавану. Камило предстояло взять «Кемп-Колумбию», а Че должен был занять Ла-Кабанью — крепость, построенную в колониальные времена и возвышающуюся над Гаваной со стороны порта. Колонна Камило выступила первой, так как у Че еще оставалось несколько важных дел. Назначив Калисто Моралеса военным губернатором Лас-Вильяс, он обратился к населению Санта-Клары с благодарностью за помощь делу революции. По его словам, он и его бойцы уходили из города «с таким чувством, какое бывает при расставании с любимым местом». «Я прошу вас поддерживать в себе этот революционный дух, чтобы и потом, при решении гигантской задачи по восстановлению Кубы, провинция Лас-Вильяс оставалась в авангарде революции».
Примерно в три часа пополудни Че, сопровождаемый Алейдой, выехал во главе своего войска в сторону Гаваны. Большинство его товарищей ликовало при мысли о скором освобождении кубинской столицы, но Че думал уже о той борьбе, которая ему предстояла в дальнейшем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});