— Тварь! — выругался человек, не сумевший удержать кошку, и Умберто наконец-то его узнал — это был Гарфин, тот самый загадочный посланец императорского вербовщика, впоследствии оказавшегося Краффтером-младшим. «Он был слугой в Гнезде?» — растерянно подумал моряк, и Гарфин, как будто услышав эту мысль, повернул голову и помахал Умберто рукой — она была облачена в некое подобие латной перчатки из тонких деревянных пластинок.
— Три тысячи кракенов! — беззвучно прошептал Умберто. Ведь Вейри Краффтер сам сказал, что магия Ласточек утрачена — так откуда же мог Аматейн взять работающего голема? Деревяшка был всего лишь скорлупой, в которой прятался предатель, и теперь не стоило удивляться тому, что лорд-искусник не сумел ничего скрыть от властолюбивого племянника.
— Великолепно! — прошипел Тори Краффтер, уже не пряча ненависть. Стрела Вейри попала ему в плечо, совсем немного не долетев до шеи и пульсирующей артерии. — Торн, что вы скажете теперь? Я полагаю, Капитан-Император об этом узнает?
— Узнает, — странным голосом произнес Мирре Торн. — Конечно, он узнает.
Умберто показалось, что скопа с большим уважением и даже легким сочувствием смотрит на своего врага, чем на союзника. «Вот так наваждение!» — подумал он и вдруг вспомнил, что клан Торн славится очень строгим кодексом почитания семьи. Из всех боевых кланов только Когтистые никогда не воевали друг с другом, никогда не устраивали переворотов, а спокойно передавали власть старейшему или, если он отказывался, тому, кто был признан достойным. Это делало им честь и могло бы даже сыграть на руку Крейну и Умберто, если бы не тот факт, что Скопы были безоглядно преданы Капитану-Императору. Случившееся только что внушало Мирре Торну отвращение, и того же чувства с его стороны удостоилась семейная вражда Краффтеров как таковая. Крейн же, напротив, был отличным бойцом, да к тому же честным… но он успел много лет назад завести себе в клане Торн смертельного врага — родного брата Мирре.
«Уважение уважением, — говорили глаза императорского „цепного пса“, — но семья превыше всего».
— Ваша битва окончена, — сказал Торн. — И «Невеста ветра», я полагаю, уже захвачена… — Крейн в этот миг покачал головой, и скопа покладисто кивнул: — Значит, ваши люди сдадутся в скором времени. Вы славно сражались — особенно там, во дворе, — но численный перевес и не оставляет места для чуда.
— Раз уж вы столь любезны, милейший, — проговорил Крейн, — развейте мои сомнения и откройте тайну — кто из моих соратников оказался не в меру говорлив? Это ведь уже ничего не изменит.
— Вы правы… — Торн виновато развел руками. — Но, к сожалению, имя предателя мне не сообщили. Впрочем, совершенно случайно я узнал, что сведения об истинной сущности Марко Эсте были прочитаны в сознании одного из ваших матросов не так давно, чуть больше полугода назад. В Лейстесе.
Сердце Умберто бешено заколотилось, в ушах зашумело.
На несколько мгновений он выпал из реальности, чтобы вспомнить полусон-полуявь — ненадежный плотик, шаги по воде… всё это случилось именно в Лейстесе! В странном мире, созданном Эсме, не было различий между вещественным и нематериальным, поэтому воспоминания Умберто превратились в море, где плавали мыслеобразы. А ещё в этом море притаилось чудовище… нет, не то. Там был чужак, некая посторонняя сущность, которую они оба почувствовали, но не приняли в расчет. Умберто думал, оно боится нападать и ждет, пока Эсме удалится — а оно просто внимательно слушало и запоминало все, о чем он болтал в забытьи…
Значит, Крейна предал не кто иной, как он сам.
«Этого не может быть!..»
— Этого не может быть, — проговорил феникс и небрежно махнул рукой. — Вы же сами знаете, что ни один матрос не может предать своего капитана, потому что даже самый никчемный навигатор тотчас же это почувствует.
Торн пожал плечами.
— Я-то не навигатор и в премудростях вашего дела ничего не смыслю… Выходит, меня ввели в заблуждение. Что ж, вы умеете проигрывать с достоинством. Ганс, Мариге! Уведите его.
За время, пока они вели свою странную беседу, обстановка в зале успела измениться: Вейри, на которого перестали обращать внимание, сначала подобрался ближе к рыдающей Марлин, а потом и вовсе обнял дочь, неуклюже пытаясь её утешить. Тори слушал разговор Торна и Кристобаля Крейна внимательно, и в его одурманенных зельем глазах постепенно разгорались нехорошие огоньки — их никто не заметил.
И в тот момент, когда Мирре Торн произнес «уведите его», плеть Тори Краффтера, взметнувшись, захлестнула шею Крейна тугой петлей.
Магус не успел ни отстраниться, ни подставить под удар руку. Парализующий эффект оказался мгновенным: глаза феникса закатились, он рухнул на пол. Арбалетчики дрогнули, и ненадолго в пиршественном зале Ласточкиного гнезда воцарилось смятение — всего лишь на несколько мгновений, но и этого Умберто хватило, чтобы одним прыжком перемахнуть через стол, опрокинуть его на бок, а потом рвануть Вейри Краффтера за руку и повалить на пол вместе с дочерью, которую лорд-искусник по-прежнему обнимал. Тотчас же два арбалетных болта стукнулись о столешницу, но пробить её не сумели. Мирре Торн уставился на моряка, будто на умалишенного, а кто-кто из его воинов даже насмешливо фыркнул.
Никто из них не заметил, что Крейн, которому после удара парализующей плети полагалось бы лежать без движения несколько часов, пошевелился.
Вейри Краффтер, должно быть, понял по лицу Умберто, что тот вовсе не сошел с ума и знает, что делает, поэтому не стал сопротивляться, а последовал примеру моряка и спрятался за перевернутым столом, прикрывая собой Марлин. Случившееся вслед за этим они втроем не увидели, а услышали — к счастью, потому что человеческие глаза не смогли бы вынести появление истинного Феникса во всем блеске.
Сначала раздалось громкое шипение.
Потом кто-то успел вскрикнуть…
Ослепительная вспышка была видна даже сквозь плотно зажмуренные веки, а потом Умберто почувствовал, как над ним прокатилась плотная жаркая волна — она обожгла руки и спину, опалила волосы, но оставила его в живых, пощадила. «Лучше бы я сгорел!» — промелькнула тусклая мысль. Он лежал, уткнувшись лицом в каменные плиты пола, и почти не дышал, потому что воздух стал тяжелым, наполнился отвратительной вонью. Так продолжалось целую вечность.
Вокруг стояла давящая, невыносимая тишина…
— Всё, — неузнаваемым голосом произнес Кристобаль Крейн. — Теперь всё.
Умберто медленно поднялся, огляделся по сторонам. Он не увидел ничего неожиданного: в зале остались лишь четверо живых, из которых двое были обязаны жизнью ему самому. Все остальные — и полубезумный Тори Краффтер, и обходительный Мирре Торн, и безликие солдаты Его Величества, — заживо сгорели в одно мгновение и вряд ли поняли, что с ними произошло. О том, кто где стоял, напоминали лишь пятна жирной сажи на полу и стенах. Моряк глубоко вздохнул и закашлялся — воздух был наполнен невесомым летучим пеплом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});