– Ну, – возразил Бек в утешение, – они, во всяком случае, не могут наделать большей суматохи, чем СЭПО.
– Служба безопасности? У них есть человек в Мальмё. Вы сотрудничаете с ним?
– Не могу утверждать этого.
– Вы встречались?
– Я его видел.
– И это все?
– Да. И этого-то нелегко было избежать.
– Я не могу избавиться от впечатления, что ты слишком легко относишься к этому делу. Тут нельзя работать кое-как, – произнес Мальм твердо и решительно. – Виктор Пальмгрен был одним из известнейших людей не только в Швеции, но и за границей.
– Да, о нем вечно писали в иллюстрированных журналах.
– Хампус Бруберг и Матс Линдер – тоже люди незаурядные, и нельзя с ними обращаться как кому вздумается. К тому же мы должны быть очень осторожны с тем, что даем в прессу.
– Я лично не даю ни слова.
– Как я уже тебе сказал в прошлый раз, если некоторые стороны деятельности Пальмгрена получат огласку, это может принести непоправимый вред.
– Кому же?
– Обществу, конечно. Нашему обществу. Если станет известно, что на правительственном уровне знали о некоторых сделках…
– То…
– Это может привести к очень серьезным политическим последствиям.
Мартин Бек питал отвращение к политике. Если у него и были политические убеждения, то он держал их при себе. Он всегда пытался отделаться от поручения, если оно могло иметь политические последствия. Вообще, как только заговаривали о политических преступлениях, он упорно молчал. Но на этот раз не удержался.
– Для кого?
Мальм издал такой звук, будто ему всадили нож в спину.
– Мартин, сделай все, что возможно, – умоляюще сказал он.
– Да, – мягко ответил Бек. – Я сделаю все, что могу… – И, помолчав, добавил: – Стиг. – Он в первый раз назвал интенданта по имени. По-видимому, и в последний.
Кончался день совсем уныло. Расследование дела Пальмгрена зашло в тупик.
Вообще же в полицейском управлении было необычное оживление. Полиция Мальмё обнаружила два публичных дома в городе, к большому огорчению тамошнего персонала и к еще большему огорчению клиентов, попавших в облаву. Оса Турелль была явно права, когда говорила, что у нее много дел.
Мартин Бек ушел из управления часов в восемь. Аппетита не было. Заставил себя на всякий случай съесть бутерброд и выпить стакан молока в кафетерии на Густав-Адольфсторг. Жевал долго и тщательно, рассматривая в окно подростков, куривших у квадратного каменного бассейна на площади гашиш и выменивавших наркотики на украденные граммофонные пластинки. Полицейских поблизости не было видно, а люди из комиссии по защите несовершеннолетних явно были заняты чем-то другим. Потом он медленно побрел вдоль Сёдергатан, пересек Стурторьет и направился к гавани. В половине одиннадцатого он был в отеле.
В холле Бек сразу обратил внимание на двух человек, сидевших в креслах направо от входа в ресторан. Один высокого роста, лысый, с пышными черными усами и очень загорелый. Другой горбатый, почти карлик, с острыми чертами бледного лица и умными черными глазами. Оба были безукоризненно одеты, на обоих – блестящие, как зеркало, черные ботинки, и оба сидели неподвижно, глядя в одну точку. На столике перед ними стояли бутылка вина и два бокала. «Иностранцы», – подумал Мартин Бек. Отель кишел иностранцами, а среди множества флагов, реявших перед зданием, было минимум два, которые он не смог распознать.
Пока он брал ключ у портье, Паульссон вышел из лифта и подошел к столику незнакомцев.
XXIV
В комнате горничная уже все приготовила к ночи, постелила постель, положила коврик к кровати, закрыла окно и задернула гардины.
Мартин Бек зажег лампу на ночном столике и взглянул на телевизор. У него не было желания его включать, да и передачи уже, наверное, кончились.
Он снял ботинки, носки и рубашку. Отдернул гардины и открыл настежь двойное окно. Опершись о подоконник, стал смотреть на канал, железнодорожный вокзал и гавань. Проходили освещенные пассажирские суда, у входа в гавань гудел паром. Движения на улицах почти не было, а перед вокзалом стоял длинный ряд такси с зажженными огоньками и открытыми дверцами. Водители болтали друг с другом, машины выкрашены в более или менее веселые цвета, не черные, как в Стокгольме.
Ложиться не хотелось. Вечерние газеты он уже прочитал, а взять с собой какую-нибудь книгу забыл. Да и читать не хотелось, а захочется, то в каждой комнате гостиницы есть Библия и телефонный справочник. Было у него и заключение о вскрытии трупа, но его текст он знал почти наизусть.
Мартин Бек смотрел в окно и чувствовал себя одиноким. Он сам этого хотел, иначе мог бы сейчас сидеть в баре, или дома у Монссона, или в каком-нибудь из множества других мест. Ему чего-то не хватало, но он не знал – чего.
Послышался легкий стук в дверь. Очень легкий. Если бы он спал или принимал душ, то не услышал бы.
– Войдите, – сказал он, не оборачиваясь. Услышал, что дверь открылась.
Может быть, это готовый броситься на него убийца. Если тот выстрелит в затылок, Мартин Бек упадет в окно и разобьется о тротуар. Он улыбнулся и повернул голову.
Это был Паульссон в своем клетчатом костюме и ядовито-желтых ботинках. Вид у него был несчастный. Даже усы не казались такими шикарными, как обычно.
– Привет, – сказал он.
– Привет.