— Может, все и не так, как показалось, — продожил Биру уже другим, более спокойным голосом. Он расправил плечи и обвел взглядом свой отряд. — Без паники. Пока ничего не случилось.
— Случится через восемнадцать минут, — прошептала я. — Все было зря… все, что я делала, было зря…
— Мы этого не знаем, пока не увидим сами, — он улыбнулся, все еще бледный. — Не бойся, госпожа. Я с тобой.
С улицы вдруг послышался неясный гул. Все бросились к дверям, высыпали наружу. Темное облако надвигалось от горизонта. Его очертания постоянно менялись, и в первые минуты трудно было понять, что это такое. Другие поселенцы тоже выходили из домов и смотрели в небо. Постепенно я сумела разглядеть новую угрозу.
Дроны. Их пропеллеры с жужжанием рассекали воздух, когда они зависли над нами. Один, два, десяток, сотня… я не могла сосчитать их количество. Казалось, будто на фоне голубого неба в разные стороны разлетаются гигантские насекомые из железа. Протурбийцы не сталкивались с ними раньше, судя по тому, что глазели, раскрыв рты. Панели на боках летательных аппаратов отъехали, выпуская наружу продолговатые трубки.
— Может, они собираются распылять лекарство? — предположил Биру, нащупывая мою руку и сжимая ее крепче.
— Прячьтесь! — закричала я что есть силы, привлекая внимание зачарованных зрелищем поселенцев. — Прячьтесь, куда сможете!
Удивленные, они продолжали стоять, а я не знала, как еще предупредить всех. К счастью, когда первый шок прошел, протурбийцы зашевелились и стали уходить с улиц. Не имея других убежищ, кроме домов, мы могли только запереться и ожидать своей участи.
Через пятнадцать минут программа «Отец» вступила в полное действие.
Первые заболевшие в карантине появились к следующему вечеру. Устраивая их поудобнее, я поглядывала на Биру, выискивая и у него начальные признаки поражения, но полукровка казался полным сил. Он развел огонь в камине, помог готовить отвар и разносить его больным, а в ответ на мою неловкую попытку коснуться его лба, чтобы измерить температуру, развеселился:
— Так вот, чем можно завоевать твое внимание, госпожа? Знал бы это, еще раньше поставил бы свою жизнь под угрозу.
Я даже не улыбнулась — какие могут быть шутки в такой ситуации? — но подумала: а что, если Биру переживет пузырчатую болезнь, как мы с Каем? Что, если я ошибалась, и дело вовсе не в вакцинации, полученной на Земле? Может, Каисса каким-то чудом сумела защитить сына? Я думала об этом, но понимала, что цепляюсь за пустую надежду — если бы моя предшественница знала, как уберечься от заразы, то не заболела бы сама и не стала бы прятать Биру в лесах на время эпидемии.
Ночь прошла тяжело. Где-то над крышей гудели дроны, а воздух в помещении все больше наполнялся стонами больных, охваченных лихорадкой. Я сидела, закусив губу и держа за руку Тилсу, когда полукровка подошел и коснулся моего плеча.
— Иди, поспи немного, госпожа. Я подежурю.
— Нет, — я опомнилась от раздумий и повела плечами, — тебе нельзя… ты сам должен спать…
— Да что со мной станет? Ты же сама говорила, что если мы заразились, то от той воды. Значит, я ничем не рискую. А раз я до сих пор прекрасно себя чувствую, значит, могу подменить тебя на посту.
Кулачками я потерла глаза, в которых ощущался песок, и поняла, что на самом деле смертельно устала. Но на полукровку посмотрела с удивлением.
— Зачем тебе это?
Он пожал плечами.
— Это мой долг. Когда моя мать в свое время осталась ухаживать за больными, отец разделил эту обязанность с ней. Потому что настоящий правитель никогда не бросает своих подданных в трудную минуту.
Я кивнула. Этот мотив был мне близок и понятен. Поднявшись, я побрела к месту у камина, где постелила себе постель, но сон не приходил еще долго.
На утро появились первые жертвы болезни. И снова Биру помогал мне, унося их в дальнее помещение и не обращая внимания на все просьбы не прикасаться к пораженным телам. И снова я не выдержала:
— Зачем тебе это?!
Под моим пристальным взглядом полукровка медленно выпрямился во весь рост.
— Зачем ты позволила Каю уйти? У тебя были все шансы остаться с ним, я не держал. Почему ты ничего не сделала, чтобы остановить его?
— Я понимала, что не могу предложить ему то, чего он заслуживает, — призналась я. — Кай сделал очень много ради меня. Я попросила его рискнуть жизнью, и он, не задумываясь, сделал это. Потом я умоляла его выжить любой ценой, и он выполнил мою просьбу. А затем я же его за это и не простила. Умом понимала, что должна, но сердцем — не смогла. И он это видел.
— Почему же ушел, если видел, а не стал бороться?
Я задумалась.
— Наверно… не смог с этим смириться. Я должна была простить его сразу. После того, через что мы вместе прошли, это подразумевалось само собой, и мы оба это понимали. Когда я отвернулась, он воспринял это, как предательство.
— Вот видишь, в чем отличие наших с тобой отношений? — усмехнулся он. — Мы ничего друг другу не должны, поэтому любую помощь воспринимаем с удивлением и благодарностью. Может, это не так уж и плохо.
Его слова еще долго звучали у меня в ушах. Брак без любви… эта идея казалась не такой уж отвратительной. Мы с Каем любили друг друга — и к чему это привело? Не зря ведь и он, и я чувствовали, что прощать стало бы гораздо легче, если бы эмоции не оглушали и не ослепляли нас. Если бы Биру изменил мне на сцене Олимпа, я не ощутила бы ничего. Да что там, он уже признавался, что делал это, выбирая девушек из поселения. Зато его попытки быть добрым и поддержать меня в трудную минуту действительно казались необычными. И разве Каисса не прожила долгую и вполне счастливую жизнь в браке по расчету?!
Когда Тилсу, начальник охраны, преданно служивший мне пусть даже короткий период времени, закрыл глаза и вздохнул в последний раз, я зарыдала так сильно, что не сразу поняла: это руки Биру обнимают и поддерживают меня.
— Я хочу все исправить… — бормотала я между всхлипываниями, — я так хочу все исправить! Почему уже нельзя ничего исправить?!
— Ш-ш-ш… — полукровка обнял меня и прижал к своей груди, — ты все еще борешься, госпожа, там, где пора смириться. Просто сейчас ночь, а ночью плохо видится и думается. Скоро наступит рассвет, и ты все поймешь сама.
Я не очень понимала, о чем он толкует в своей протурбийской манере выражаться иносказательно, но тепло мужских объятий делало свое дело, и казалось, что вот так, в руках Биру, все и правда не страшно и не безнадежно.
Когда я проснулась на следующее утро, то обнаружила, что дверь в наше временное убежище приоткрыта, а полукровка сидит на пороге и смотрит, как светлеет небо на горизонте. Даже со спины он казался спокойным и умиротворенным, а меня холодным потом прошибло.