при шестибалльном шторме сто миль с одной и той же скоростью, тем же самым курсом, при одном и том же направлении ветра и ничего не случилось, то почему в тех же самых условиях, без резких поворотов, должно было что-то случиться на сто первой миле?
— Вот это как раз и есть теория, капитан!
— То же самое есть и в протоколе комиссии! Впрочем, командир сам решает, с какой скоростью должен идти корабль.
— И сам отвечает за последствия.
— Это правда, но я не считаю, что в нашем случае скорость была причиной того, что с нами потом случилось. Да к тому же я много раз, в зависимости от состояния моря, уменьшал скорость корабля. Все это отмечено в записях.
— Так… Вот еще один фрагмент протокола: «Зато непосредственной причиной опасного по своим последствиям удара волны по кораблю был неожиданный маневр рулем и неправильное положение корабля по отношению к направлению ветра и волны». Что мы на это скажем?
— Теоретически правильно… Да и практически тоже.
— Ну, мне кажется, что члены комиссии все же в таких вещах немного разбираются.
— Гражданин командор, вы меня неправильно поняли, я не сомневаюсь в профессиональной подготовленности комиссии, я только стараюсь приводить свои аргументы, конечно в меру моих знаний и скромного опыта.
— Но ведь мы с вами, капитан Соляк, так и условились делать. Как давно вы командуете кораблем?
— «Морусом»?
— «Морусом» и вообще.
— «Морусом» я командую пятый год, а до этого два года был командиром торпедного катера.
— Летит время, правда?
— Оглянуться не успеваешь.
— Да. Ну а теперь давайте еще вернемся к этой, как вы сами сказали, другой стороне медали. — Прокурор встал, закурил сигарету и снова начал медленно ходить по комнате. — Скажите мне, капитан Соляк, откуда на вас свалилась такая лавина воды, да еще с такой ужасной силой?
— Я могу только догадываться, гражданин командор, хотя уже несколько ночей не спал и думал об этом.
Прокурор смотрел в окно. На улице потемнело, по оконным стеклам стучали капли дождя, смешанные с градом.
— Ну и к чему вы пришли?
— Мне кажется, что тут была случайность. Или иначе: нам чертовски, простите за выражение, не повезло. Шторм был сильный, это факт. Но ведь мы к нему приспособились, и корабль справлялся, и команда — мы должны были продержаться! А тут неожиданно, без резкого маневра, при нормальной скорости, на нас хлынула такая масса воды, так нас смяла, что еще момент — и нам бы пришел конец. Но корабль схватил винтом воду, и мы как-то выкрутились. Монсара, гражданин командор, прав: море жестоко, коварно и зло…
— Это все литература, капитан! Монсара, Конрад! Прокуратуре нужны факты. Так что же там случилось? Катаклизм, море расступилось? — Прокурор резко повернулся и погасил окурок в пепельнице.
— Я думаю, гражданин командор, и это вполне серьезно, что нас ударил верх огромной, случайно туда попавшей волны, масса и сила которой могли не только повредить корабль, но и раздавить и утопить нас.
— «Девятый вал»?
— Я этого не сказал, гражданин командор. Это ведь тоже литература…
Прокурор улыбнулся, зажег свет, потому что в кабинете стало почти совсем темно, и какое-то время перелистывал протокол. Соляк посмотрел на часы: половина четвертого, а он должен был к двум зайти за дочерью в школу. Ничего не поделаешь. Из коридора кто-то приоткрыл дверь, но тут же снова закрыл ее. Прокурор отложил документы.
— Итак, о самом главном мы поговорили… Пожар — это ясно, авария руля, радиостанция — ясно, человек за бортом. Все там были как следует привязаны?
— Гражданин командор, если бы Горец, простите, матрос Гонсеница не был бы привязан… Счастье, что его волна не накрыла.
— Да, она могла бы его раздавить о борт. А эти ваши переломы?
— Матрос Кожень стоял наверху, на вахте. Эта большая волна бросила его о борт. А когда меня стукнуло, я просто не могу сказать, я тогда ничего не чувствовал…
— В такую минуту, понятно… А вообще-то вам страшно повезло. Ну что же, пожалуй, на этом мы закончим. Извините, что я вас столько времени держал. — Прокурор встал. Соляк сделал то же самое.
— Простите, можете ли вы мне сказать, — спросил он после некоторого колебания, — что будет дальше со мной, со всем этим делом?
Прокурор посмотрел на пустой письменный стол, закрыл шкаф на ключ, надел немного великоватую для него шапку, сунул под мышку потертую папку, показал рукой на дверь, открыл ее и погасил свет.
— Пошли, капитан.
Они вышли в коридор, спустились по лестнице. «Может, он не слышал моего вопроса?» — беспокоился Соляк. На улице в лицо им ударило гнилое, осеннее ненастье. Прокурор повернулся к Соляку, перекрикивая ветер:
— Что с вашим делом? Не знаю. Доложу начальству. Меня ваше объяснение удовлетворяет, а если будет нужно еще что-нибудь, то я вас найду. Привет, капитан.
8
В субботу вечером Соляк сдался на уговоры Анны — нанести визит ее родителям. Выхода не было: теща праздновала именины. В нормальной ситуации он наверняка нашел бы предлог, чтобы отказаться от приглашения, но сейчас, когда уже несколько недель ему приходилось сидеть дома на больничном, выхода не было. Кроме того, Сташек не хотел огорчать Анну, которая хотя и никогда об этом не говорила, но немного обижалась на него за то, что он никак не может помириться с ее матерью.
…«Бал учительниц» проходил в субботу, а в воскресенье утром курсант Соляк выступал в соревнованиях по боксу. Этот бой Сташек тоже запомнит до конца своих дней, потому что немолодой уже, но технически хорошо подготовленный, находящийся в хорошей форме противник так измотал его, что он потом долго удивлялся, как ему удалось продержаться до конца третьего раунда. Но какое это имеет значение, если тебе двадцать лет! Легкий массаж, несколько приседаний, горячий душ, обед покрепче, и пан курсант в элегантном темно-синем мундире уже едет на электричке во Вжешч. Немного поблуждав среди домов-близнецов, которые были построены для железнодорожников, он попрыгал среди луж, да к тому же еще и вымок как курица, потому что попал под летний дождь, но «для милого дружка семь верст не околица». Крыльцо. Звонок. Дверь ему открыла пожилая женщина, с виду довольно симпатичная, одетая так, словно она собиралась куда-то идти. В руке у нее был зонтик.
— Добрый день, — поздоровался курсант и даже вопреки уставу низко при этом поклонился, потому что не сомневался, кого он видит перед собой.
— Здравствуйте, — несколько удивленно ответила женщина и, довольно бесцеремонно оглядев его, спросила: — Вы к кому?
— Простите. — Такой прием немного