Я как алхимик много повредил». 121 «О был ли в мире, — я сказал поэту, — Народ пустей Сиенцев? даже им И Франция уступит славу эту». 124 Тогда другой проказный, вняв моим Словам, прибавил: «Исключи лишь Стрикка; Он жить умел доходом небольшим; 127 И Никколо, кем введена гвоздика, Обжорства роскошь, в тот веселый сад, Где это семя принялось так дико; 130 И клуб, в котором отдал на разврат Свой виноградник с замком д’Ашиано, И был душой веселья Аббальят. 133 А хочешь знать, кто так с тобою рьяно Клянет Сиенцев, загляни в провал И рассмотри мой образ в мгле тумана: 136 Я тень Капоккво; в мире я сплавлял Алхимией состав металлов ковкий, И вспомни, если ты меня узнал: 139 Я был природы обезьяной ловкой».
Песнь XXX
Содержание. Далее Данте видит тени двух подделывателей чужой личности, людей, разыгравших чужую роль с целью обмана: они одержимы исступлением. Одна из них, тень древней Мирры, пробегает мимо; другая, Джианни Скикки, набегает на алхимика Капоккио, хватает его за горло зубами и волочит по дну рва. Затем очам поэта представляется тень мастера Адама, делателя фальшивой монеты, страждущего жестокой водянкой. Он повествует Данту о своем преступлении и называет по имени двух рядом с ним лежащих грешников, одержимых гнилой горячкой: жену Пентефрия, оклеветавшую Иосифа, и грека Синона. Последний, оскорбленный обидным намеком мастера Адама, бьет его по животу, а этот отвечает ему по уху, от чего возникают у них ссора и взаимные обвинения в том, кто кого грешнее. Данте, заслушавшийся их речей, получает строгий выговор от Виргилия и со стыдом удаляется оттуда.
1 В тот век, когда, прогневана Семелой На племя Фив, Юнона столько раз Его губила в злобе закоснелой, 4 Так обезумел лютый Атамас, Что, чад своих узрев в руках супруги, Вскричал рабам, от бешенства ярясь: 7 «Расставим сети здесь у брода, други, Чтоб львицу с львятами поймать в сетях!» Потом, Леарха вырвав у подруги,