Подойдя к сосуду с красной жидкостью, я повнимательнее присмотрелась, осторожно поднесла к поверхности руку и, убедившись, что не обожгусь, окунула палец в содержимое. Затем поднесла ко рту и, к недоумению обоих свидетелей этого процесса, попробовала жидкость на вкус. Поморщилась: мои подозрения оправдывались. Оглядевшись, я обнаружила поблизости что‑то вроде небольшой деревянной чашечки без ручек, окунула в сосуд и, под ошарашенным взглядом Алджи, выпила содержимое. После чего скривилась ещё сильнее.
— Тиана, ты что? — выпалил Алджи.
— Хочу стать вампиром, поэтому пью кровь, — радостно сообщила я. И вновь поморщилась. — Лучше бы это была кровь. Ненавижу томатный сок.
— Это томатный сок? — изумился Алджи.
— Угу. Гадость редкостная. Вампира из меня не выйдет, зато теперь меня станут бояться все помидоры в округе.
— И как это понимать? — повернулся к Маскотту Алджи.
Тот лишь недоумённо моргал. Похоже, и сам не ожидал, что содержимое сосуда окажется настолько невинным.
— Ну, а что? — пожала плечами я, переходя к следующему сосуду. — Витамины весьма полезны для здоровья. Я плохо в этом разбираюсь, но в помидорах же, наверное, есть витамины?
Великий учёный, увы, не счёл нужным удовлетворить моё любопытство. Он поспешил повторить мой подвиг, то бишь, удостовериться в том, что алая жидкость — это действительно не что иное, как томатный сок. Я же продолжила дегустацию и быстро удостоверилась в том, что содержимое прочих сосудов столь же безвредно — и даже по — своему полезно.
На Маскотта было жалко смотреть. Он сел на низкую скамью, тянувшуюся вдоль стены, и обхватил голову руками.
— Я не понимаю, — жалобно пробормотал он. — Что всё это означает?
И почему‑то устремил полный мольбы взгляд именно на нас, словно мы могли дать ответ на высказанный вопрос. Впрочем, если говорить совсем откровенно, кое — какие предположения у меня были, и я не видела причин ими не поделиться.
— Насколько я понимаю, эти сосуды наполняли не вы? — поинтересовалась я.
Маскотт нахмурился и заморгал, как человек, с трудом фокусирующийся на разговоре.
— Я не знаю… Наверное, нет. Я только работал над достижением результата. Я знал, что выполняю важную миссию…
— Вам кто‑то это сказал? — уточнила я.
— Не помню, — после продолжительной паузы покачал головой дворецкий. — Но я точно это знал. И знал, что остаётся совсем немного работы. Открытие совсем близко, и надо только как следует поднапрячься… А выясняется, что здесь нет ни одного стоящего ингредиента?
Я не стала уточнять, что фрукты и овощи — продукты по — своему весьма стоящие. Зачем издеваться над человеком, на которого и так было больно смотреть?
— Тёмное воздействие? — негромко уточнил Алджи.
Я кивнула. — Видимо, парню внушили, что он занимается невероятно важным делом, подбросили вот эту ерунду и предоставили самому себе здесь в подвале. Скажите, — обратилась я уже к Маскотту, — вы никогда прежде не занимались алхимией? Или, может быть, собирались заниматься?
— Очень хотел, — мрачно изрёк дворецкий. Он всё ещё пребывал под действием магии и не до конца осознавал происходящее, но уже начинал понимать, что его жестоко обманули. — Мечтал даже. В детстве и юности. Но семья была бедная, не было денег на обучение.
— И ему пришлось пойти в услужение, — позволила себе продолжить рассказ я, обращаясь по — прежнему к Алджи. Маскотт по — прежнему пребывал некоторым образом 'не здесь'. — И он даже хорошо продвинулся по карьерной лестнице: дворецкий в таком замке — это весьма высокая должность. Но мечта осталась, и она была совсем о другом. Наверное, он кому‑то об этом рассказывал, или случайно обмолвился, а тот, кто надо, услышал или специально выяснил. Обладая нужными магическими возможностями, было совсем нетрудно внушить человеку, что его юношеская мечта сбылась, он действительно великий алхимик и вот — вот совершит открытие, которое перевернёт судьбу человечества.
Алджи покосился на несостоявшегося алхимика со смесью жалости и неприязни. Возможно, причина второго чувства заключалась в недоброжелательном, раздражительном и даже грубом поведении последнего. Ведь такое обращение к тёмной магии никакого отношения не имело. Человеку внушили, будто он ставит важные опыты, а вот смотреть на окружающих сверху вниз он выбрал сам. А может быть, Алджи считал, что к своей мечте, если она настоящая, следует стремиться изо всех сил, если не получается сразу, но накопив денге за год или пять; если не получается прямыми путями, значит, окольными… Трудно сказать: спрашивать его в присутствии дворецкого было бы некрасиво, а впоследствии стало не до того.
— Вопрос заключается в том, зачем кому‑то понадобилось так поступать, — проговорил Алджи. — Хотя постой‑ка… Глупый вопрос. Вариантов всего два. Либо господин дворецкий сильно мешал тому, кто нас интересует, и этот человек решил устроить ему искусственное занятие, чтобы не путался под ногами. Но в этом случае, на мой взгляд, ненужного свидетеля можно было устранить более простым и надёжным способом. Либо его посадили здесь специально для нас, в качестве козла отпущения. Было очевидно, что в его объяснения мы не поверим. Поведение его более чем подозрительно. Проведение эдаких опытов в подвале, в комнате, о которой мало кто знает, наводит на нехорошие мысли. Думаю, интересующий нас человек догадался, что он нас интересует. И подсунул нам вот такую замену. Если бы мы купились, вызвали бы сейчас коллег, арестовали дворецкого, вывезли на экспертизу всё это хозяйство…
— И рано или поздно определили бы, что оно безвредно, — заметила я.
— Видимо, для злоумышленника очень важна разница между 'рано' и 'поздно', — сделал вывод Алджи. — Иначе вся эта схема действительно не имела бы смысла. Возможно, он собирается бежать и переместить свою лабораторию в другое место. Возможно ждёт, пока будет готова нужная порция эликсира. Не знаю. Но он явно рассчитывал, что успеет завершить свои дела за то время, что мы будем разбираться с Маскоттом. И не учёл одного. Что одной ненормальной тёмной вздумается попробовать на вкус свежедобытой крови.
Слова 'ненормальной тёмной' он произнёс с лёгкой полуулыбкой и неожиданной с учётом сопутствующих событий нежностью во взгляде.
— Скорее что проснётся профессиональная интуиция, — поправила я.
Развить эту тему дальше не удалось. Из‑за стены отчётливо послышался стук, будто кто‑то уронил некий предмет или с размаху поставил на пол стул. Причём звучало это не со стороны коридора, а с противоположной.
— Там кто‑то есть? — быстро спросил у Маскотта Алджи, молниеносно извлекая из ножен оружие.