компенсировать потерянный с ее уходом доход, чтобы мне не пришлось прекращать играть в хоккей. Я всегда думал, что он бросил меня так же, как и она, но на самом деле все было совершенно наоборот. Он остался и стал больше работать, чтобы моя жизнь не менялась.
Я хочу отдать все этим людям, а не сидящей напротив женщине.
Мой взгляд падает на ее сумочку. Она дизайнерская, но на данный момент ей по меньшей мере лет десять, и все детали встают на свои места.
– Когда он тебя бросил?
Я понятия не имею, как выглядит мужчина, ради которого она нас бросила, хотя я годами пытался представить его, гадая, что она в нем нашла. Он прилетел в город на работу и увез мою мать на своем частном самолете. Но в глубине души я точно знаю, что она в нем нашла. Она увидела знаки доллара, и этого оказалось достаточно, чтобы бросить свою семью.
Мать расправляет плечи, она держится с напускной уверенностью, как будто причина, по которой она здесь, не имеет никакого отношения к деньгам, которые у нее остались.
– Шесть лет назад.
Совпадает. Сразу после того, как я вступил в лигу, она стала предпринимать попытки пробраться обратно в мою жизнь.
– Есть ли у меня какие-нибудь братья или сестры, о которых мне следует знать?
Она выдыхает недоверчивый смешок.
– Нет.
Я несколько раз киваю:
– Ясно. Не звони мне больше.
Ее карие глаза смотрят в мои.
– Ты серьезно?
– Предельно серьезно.
Я просто вижу, как крутятся колесики у нее в голове.
– Я знаю, как ты скрываешься от прессы. Я знаю то, что они захотят узнать. То, за что они заплатят, чтобы узнать.
В отчаянии она хватается за соломинку.
– Дерзай. Я больше не скрываюсь. Если хочешь рассказать им, какая ты ужасная мать, и броситься под автобус, – пожалуйста. Я скрывал тебя, потому что мне было стыдно, что моя собственная мать не может любить меня, но мне нечего стыдиться. С меня хватит. И с Линдси тоже, но ты придаешь значение неправильным вещам. Когда ты уйдешь, кто будет рядом с тобой? Твои сумочки? Твоя обувь? Твои деньги? Это печальная жизнь, мама, и я больше не сержусь на тебя. Мне тебя просто жаль.
Как, черт возьми, эта женщина вызывала у меня столько паники на протяжении многих лет? Она того не стоит. Никогда не стоила. Из нее сочится отчаяние, и это почти что трогательно. Сейчас, глядя на нее, я ничего не чувствую. Она ничего для меня не значит.
– Ты знаешь, что я винил отца в том, что ты ушла? Тебя не было рядом, чтобы злиться на тебя все эти годы, поэтому вместо этого я злился на него. Но этот человек остался и надрывался ради меня и Линдси. Уйдя, ты оказала ему услугу. Он заслуживает гораздо большего, чем ты.
– Эван…
– Тебе пора. – Я встаю со стула, и Рози встает вместе со мной.
Мать колеблется, ее брови недоверчиво приподнимаются. Она встает, берет свою сумку и разглаживает блузку. Я веду ее к двери, чувствуя, как неохотно она следует за мной.
– Твой рейс вылетает в два, и тебя выпишут из отеля через час, так что на твоем месте я бы поторопился и собрал вещи.
– Что? – Она потрясенно останавливается в коридоре перед моей квартирой.
– Спасибо, что недостаточно любила меня, чтобы остаться, мам. Так мне стало намного легче понять, кто меня действительно любит.
Я закрываю за ней дверь, но на полпути передумываю.
– Да, и тебе, пожалуй, пора выбросить эту сумку. Как по мне, она устарела.
Ладно, это было чертовски мелочно, но я ничего не мог с собой поделать. Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной, чувствуя себя самым свободным за последние двенадцать лет.
Пройдя контроль, я почти, бегу по взлетно-посадочной полосе чикагского аэропорта О'Хара, мчусь к самолету. Я умирал от желания поговорить со Стиви, стараясь уважать ее границы, когда ей нужно время.
Финал Кубка Стэнли начнется завтра с первой игры в Питтсбурге, но мне не терпелось начать это путешествие по причинам, не связанным с хоккеем. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не позвонить ей вчера после ухода матери, но мы проведем вместе три дня в Питтсбурге, и я в любом случае смогу лучше объяснить все с глазу на глаз.
Я надеюсь, она гордится мной. Думаю, она будет гордиться.
Тренеры, персонал и товарищи по команде заполняют проход, а я пробираюсь сквозь толпу к своему месту в ряду у аварийного выхода. Привстав на цыпочки, смотрю поверх голов парней в сторону кормового камбуза в поисках Стиви, но на моем пути слишком много людей.
Сажусь на свое место, у меня подрагивают колени, я с волнением жду, когда она придет и проведет демонстрацию техники безопасности. Все будет хорошо. Должно быть.
– Господи, – Мэддисон плюхается на свое место рядом со мной. – Ты, твою мать, сюда прямо мчался.
– Прости. – Я снова смотрю в сторону камбуза, но не вижу никаких признаков Стиви. – Я должен поговорить с ней сегодня, так что я просто волнуюсь.
– Не волнуйся, – успокаивает Мэддисон. – Она поймет. Просто расскажи ей все.
После того как имя Стиви стало известно, я волновался, что ее уволят. Но она бы сказала мне, если бы это было так, а я пока не слышал от нее ни слова.
– Вы готовы, чтобы я проинструктировала вас насчет аварийного выхода?
Наконец-то.
Но, подняв глаза, я вижу, что нашего внимания добивается не моя кудрявая стюардесса. И это не Инди, и не та стерва.
– Кто вы? – резко спрашиваю я.
– Я Натали. – Она добродушно улыбается, сама невинность.
– Где Стиви?
Ее брови хмурятся.
– Кто такая Стиви?
Кто такая Стиви? Какого черта?
Я бросаю взгляд на Мэддисона, но он в таком же замешательстве, как и я. Вскакивая со своего места, я бросаюсь к кормовому камбузу, вынужденно расталкивая товарищей по команде.
– Где она? – в отчаянии спрашиваю я Инди.
Она делает глубокий вдох, не в силах встретиться со мной взглядом.
– Инди, где она?
Она наконец поднимает на меня полный сочувствия взгляд и, не в силах ответить, просто качает головой.
– Ее уволили? – в отчаянии спрашиваю я, повышая голос. – Эта девка действительно уволила ее, когда стало известно ее имя?
Я делаю быстрый шаг в переднюю часть самолета, собираясь высказать старшей стюардессе все, что думаю, но Инди удерживает меня, схватив за руку.
– Ее не уволили. Она уволилась после нашего последнего рейса. Еще до того, как ее имя было обнародовано.
Что? Не может быть. Она обещала, что поговорит со мной сегодня. Она не могла мне лгать.
Или могла?
– Ты знала? – У меня перехватывает горло и печет глаза, я в отчаянии смотрю на коллегу Стиви.
Инди качает головой.
– Она не говорила мне, пока мы не приземлились. Я понятия не имела.
Я вжимаюсь в стену, не веря своим глазам. Это происходит на самом деле?