меня перехватывает горло, и я не могу ему ответить. Мои глаза горят от слез, которые я отказывалась проливать в течение нескольких дней, но я все равно злюсь, что он принял это решение за меня.
– И я боялся, что ты вообще уйдешь. – Он говорит мягко, почти неслышно. – Все было так хорошо, слишком хорошо, и в последний раз, когда я чувствовал себя так комфортно, полагаясь на то, что кто-то останется в моей жизни, она ушла от меня.
Все причиняет боль. Причиняет боль его голос. Причиняет боль пустота.
Я бы никогда его не бросила. Если бы Зандерс попросил меня остаться в его жизни навсегда, я бы не задумываясь сказала «да», и я не виню его за то, что он так отреагировал. В годы его становления женщина, которая должна была быть рядом и любить его, этого не сделала, но я – не она.
Я его понимаю, но мне нужно подумать и о себе. Он бросил меня, когда я всего лишь хотела, чтобы он позволил мне любить его и, возможно, чтобы он любил меня в ответ.
– Ты действительно пригласил ее вчера в гости?
– Да.
– Ты в порядке?
Он делает глубокий вдох, наполняя легкие.
– Да. Думаю, да. Я порвал с ней. Мне следовало сделать это давным-давно, но до сих пор я не был готов.
Между нами повисает пауза.
– Я горжусь тобой, Зи.
– Правда?
– Конечно.
– Я собирался сегодня рассказать тебе о своей матери и обо всем остальном. Мне просто нужно было поговорить с тобой.
– Ну, теперь ты со мной разговариваешь.
– Могу я приехать к тебе? Может быть, я смогу сесть на самолет между первой и второй играми. Может быть, смогу пропустить пресс-конференции и все такое прочее для СМИ. – Он говорит с отчаянием, глотая слова.
– Ты знаешь, что не можешь этого сделать. Никто тебе не позволит.
– Стиви, я не могу тебя потерять.
Жужжание кондиционера наполняет комнату белым шумом, помогая заглушить тишину.
– Ты бросил меня, – у меня срывается голос. – Я бы никогда тебя не бросила.
– Пожалуйста, умоляю, не оставляй меня сейчас.
– Зи, посмотри на это моими глазами. Ты потратил месяцы, чтобы внушить мне уверенность в себе, гордясь мной, заставляя меня гордиться собой, а затем, как только кто-то узнал обо мне, ты сбежал. Ты знаешь, как ужасно я себя из-за этого чувствую? Я просто хотела, чтобы ты выбрал меня, выбрал нас, независимо от того, что скажут люди.
Он молчит на другом конце линии.
– Ты знаешь, каково это – смотреть, как кто-то выходит за дверь после того, как ты умоляешь его остаться?
Он снова не отвечает.
Я вспоминаю свои слова. Зачем ты позволил мне влюбиться в тебя? Это было унизительно в первый раз, когда он ушел после моих слов, но что значит еще один виток смущения?
– Все просто. Я хотела, чтобы ты любил меня.
Его молчание оглушает, рассказывая мне все, что мне нужно знать, и мое сердце разбивается снова.
– Я хотела, чтобы ты позволил мне любить тебя, но ты не можешь, верно? Не думаю, что ты умеешь доверять кому-то, чтобы он любил тебя безоговорочно.
– Ви, – наконец говорит он. – Я просто…
Тишина повисает между нами слишком надолго.
– Я этого не умею, – признается он.
Я закрываю глаза от вибрирующей во всем теле боли, получив подтверждение того, что я и так уже знала. Как бы сильно я его ни любила, как мы сможем жить вместе, если он не верит в то, во что верю я?
– Удачи завтра вечером.
– Стиви…
Я отключаюсь, прежде чем он успевает сказать что-нибудь еще.
50. Зандерс
Три дня пытки. Три дня звонков и сообщений без ответа. Три дня размышлений о том, как я испортил лучшее, что когда-либо со мной случалось. Три дня вопросов к себе, почему я не смог поверить, что она любит меня так, как она говорит. Три дня я жалел, что был настолько связан своим прошлым, что не смог принять то, что она предлагала, а ведь это все, что мне нужно.
Но моей самой постоянной мыслью за последние три дня было: «Как, черт возьми, я заставлю “Сиэтл” подписать со мной контракт, если у меня даже нет агента?»
Я не хочу уезжать из Чикаго. Не хочу оставлять Мэддисона и Логан, моих племянницу и племянника. Я всего в двух часах езды от дома моего отца, а моя сестра в нескольких минутах полета отсюда.
Но я не могу потерять Стиви. Возможно, я не понимаю своих проблем с доверием или своего страха перед любовью, но одно я знаю наверняка – я не могу ее потерять.
Прямо сейчас я вне себя от отчаяния, мне нужно увидеть ее, нужно поговорить с ней, нужно исцелиться. Нужно ощутить что-то еще, кроме огромной сосущей дыры у меня в груди, которую может заполнить только она, но я не знаю, как это исправить.
Даже в два часа ночи болельщики выстраиваются в очередь у ворот аэропорта, желая поприветствовать нас после возвращения домой с двумя выездными победами, и нам нужно одержать всего лишь еще две, чтобы выиграть Кубок. Крики и одобрительные возгласы эхом разносятся от восторженной толпы, вырядившейся в красное, черное и белое. Они ждут, чтобы хоть мельком увидеть, как мы выходим из самолета в Чикаго.
Но мне все равно. Конечно, я благодарен им за поддержку, и я в восторге от того, что мы пока лидируем в этой серии, но единственная причина, по которой я играю так же хорошо, как раньше, заключается в том, что мне нужно совершить чудо и каким-то образом получить возможность выбирать, где я окажусь в следующем сезоне.
– Зи, подожди! – кричит Мэддисон, который, выполняя обязанности капитана, машет толпе, благодаря их за то, что пришли. – Я подвезу тебя.
– Ну, поторопись. Мне нужно ехать.
Я бросаю свой чемодан в кузов его грузовика и запрыгиваю внутрь.
– Ты не поедешь к ней прямо сейчас. Сейчас, мать твою, два часа ночи.
– Поеду. Мне нужно ее увидеть. Если она решила переехать на другой конец страны, тогда ладно. Отлично. Но мне нужно, чтобы она сказала мне это в лицо.
– Что, если она действительно хочет уехать? – Мэддисон выезжает с частной парковки, направляясь домой.
– Не хочет. – Я неверяще мотаю головой, смотря в пассажирское окно. – Она ни за что на свете не захочет оставить брата или приют. Это все я виноват. Она не хочет уезжать. Она просто хочет сбежать от меня.
Мэддисон едва успевает припарковаться, как я выскакиваю из его грузовика и вбегаю в здание. Я, конечно, не пользуюсь его лифтом, потому что не собираюсь подниматься к нему в квартиру. Остановившись несколькими этажами ниже пентхауса, я быстро стучу в дверь Стиви.
Она не отвечает, но уже больше двух ночи, так что ничего удивительного. Я звоню. Нет ответа. Отправляю эсэмэску. Нет ответа. Она