— Ты такая красивая, — погладив Софию по щеке и утирая ей слезы, произнесла Мария. — Не стоит так печалиться. Я сильнее, чем кажусь. Я выгляжу так потому, что у меня выпали волосы.
Она широко улыбнулась.
— Теперь мне не надо тратить время на то, чтобы ухаживать за ними. Хоть какое-то утешение.
— Ты поправишься! — убежденно произнесла София.
Мария покачала головой.
— Я не поправлюсь, и ты должна знать, что мой случай безнадежен, поэтому меня и отправляют домой, в Санта-Каталину.
— Неужели ничего нельзя сделать? Не может быть, чтобы врачи отказались от тебя. Тебе есть ради чего жить.
— Я знаю. Ради детей. Я все время беспокоюсь о них. Но они вырастут и найдут свои половинки. Они будут счастливы. Эдуардо — очень хороший человек. Не надо думать только о плохом, в этом нет никакого смысла. Ты приехала домой, и это самое главное. Я сейчас счастлива, как никогда.
В ее больших глазах заблестели слезы.
— Расскажи мне о своем муже. Я чувствую, что мне надо наверстать упущенное. Прошу тебя, расскажи о нем.
— Он врач. Высокий и худощавый. Очень добрый. Я не представляю, что могла бы полюбить кого-то, кроме Эдуардо. Когда я его вижу, мое сердце начинает ликовать. Он проявил себя как очень сильный и мудрый мужчина.
— А твои дети?
— У меня их четверо.
— Четверо! — воскликнула София, пораженная.
— Разве ты не помнишь, что в Аргентине это не исключение, а норма?
— Просто не могу себе представить, что твое маленькое тело могло произвести на свет четверых детей!
— Я тогда не была маленькой, уверяю тебя. Я никогда не была маленькой.
Она рассмеялась.
— Я хочу, чтобы ты познакомила меня со всеми. Я хочу узнать их всех. Они же мне кузены!
— Ты всех увидишь. Когда приедешь в Санта-Каталину, я познакомлю тебя со всеми. Они сегодня заберут меня. Эдуардо приезжает ко мне по утрам и после обеда. Он и вечера проводит здесь. Иногда я приказываю ему отправляться домой или на работу. Он выглядит таким уставшим! Я очень беспокоюсь за него. Как он будет справляться без меня? В самом начале он был для меня надежной опорой. Несмотря на болезнь, сейчас я чувствую, что он нуждается во мне больше, чем я в нем. Я не могу вынести мысль о том, что покину его.
— Я не верю своим глазам, Мария. Ты так спокойно говоришь об этом, — произнесла София тихим голосом, и сердце ее наполнилось грустью.
Она была принижена мужеством Марии. София подумала о том, как гордость помешала ее примирению с семьей. Ее проблемы вдруг померкли перед величием Марии. Она поняла, как мелко прозвучат все ее жалобы. Только теперь, оглядываясь назад, София видела свои ошибки. Она боялась, что уже слишком поздно исправить ситуацию, и ощутила себя самой несчастной на свете. Они не смели заводить разговор о Санти.
— Что стало с Софией, с которой я росла? Кто сумел лишить тебя привычного куража?
— Мария, ты никогда не была такой сильной. Бог ты мой, я всегда была сильной.
— Нет, София, ты всегда притворялась сильной. Ты была капризной, взбалмошной, потому что ты нуждалась в материнском внимании. Она же всю себя отдавала сыновьям.
— Вполне возможно.
— Поверь мне, я прошла через отчаяние, через страх. Я спрашивала: «Почему я? Что я сделала плохого? Чем заслужила такой печальный конец?» Но жизнь продолжается. Нужно принять свою судьбу. Надо постараться извлечь максимум из того, что нам отпущено. Я полагаюсь на Бога. Смерть — это лишь ворота в другую жизнь. Это не прощание навеки. Я верю, и это меня спасает, — сурово произнесла она, и София поняла, что Мария достигла душевной гармонии с миром.
— Итак, ты вышла замуж за театрального продюсера? — бодрым голосом спросила Мария.
— Откуда ты знаешь? — удивилась София.
— Когда была война на Фолклендских островах, в газетах поместили твою фотографию.
— Неужели?
— Там написали, что аргентинка оказалась по ту сторону океана во время конфликта двух стран, и я увидела эту газету.
— Как странно. Я так часто думала о вас, я ощущала себя предательницей, — призналась София, вспомнив то время, когда она разрывалась между родиной и страной, ставшей для нее вторым домом.
— Ты стала настоящей британкой. Кто бы мог подумать? Расскажи о своем муже.
— Он намного старше меня. Он очень добрый, смелый, прекрасный отец. Он относится ко мне, как к принцессе.
София не скрывала того, как гордится Давидом.
— Как хорошо. А сколько у вас детей?
— Две девочки. Онора и Индия.
— Прекрасные имена. Онора и Индия, — повторила Мария. — Очень по-английски.
— Так и есть, — ответила София, вызывая в памяти заплаканное лицо Индии в аэропорту.
Ее пронзила тревога: вопросы Марии вызвали у нее беспокойство о детях.
— Я знала, что ты непременно будешь иметь отношение к театру. Ты всегда была примадонной, с самого рождения. Помнишь, какие мы ставили пьесы, когда были маленькими?
— Я всегда играла мальчиков, — рассмеялась София.
— А мальчики не хотели к нам присоединяться. Помнишь, как мы заставляли взрослых платить за представления?
— Да, помню. Только не могу вспомнить, куда мы тратили эти деньги.
— Сначала мы хотели отдать их на благотворительность. Но мне кажется, что они были потрачены у первого же киоска со сладостями.
— Ты помнишь, как Фернандо уговорил Августина — или подкупил его? — чтобы тот появился голым во время нашего финального танца?
— Я помню, да. Бедняга Ферчо. Он в Уругвае, ты знала? — вздохнула Мария.
— Да, я видела Еву Аларкон, помнишь ее?
— Конечно. Она же вышла замуж за твоего Роберто.
— Он никогда не был моим Роберто, — сердито вымолвила София. — В общем, они были в Англии, поэтому мне известны некоторые новости.
— Августин все еще в Вашингтоне. Он приезжает раз в год, один, так как его жене эти посещения не по нраву. Бедняжка Августин, ему не очень-то повезло с женой. Но Рафа здесь. Он женат на Жасмин. У него чудесные дети, и Жасмин тебе понравится.
Мария и София долго говорили о прошлом. Обеим этого очень хотелось. София решила, что так она сможет ощутить свою причастность к тому, чего уже не вернуть. Возможно, беседа с кузиной поможет ей наверстать упущенное за долгие годы разлуки. София слушала как зачарованная, иногда искренне удивляясь услышанному, иногда смеясь, когда Мария рассказывала о том, как жила ее семья все эти годы. София, как и прежде, стояла на коленях, держа невесомую руку Марии. Раньше тело Марии было таким роскошным — Пако называл ее формы женственными. Сейчас от нее осталась лишь тень. Без волос она казалась абсолютно беззащитной. Ее улыбка трогала Софию — она отдала бы все, лишь бы повернуть время вспять.