Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прикурил от первой папиросы вторую, и когда та была докурена, Петр уже был почти уверен, что случилось что-то важное, пролетариат одержал где-то большую победу. «Не вредно было бы, конечно, знать — где именно? Когда? И как? Невыносимо сознавать, что мы победили, и не знать — где и когда. А ведь победа приведет к тому, что у нас…»
Когда совсем смерклось, он почувствовал, что не выдержит больше этой томительной неизвестности. Он попробовал было громко звать часового. Ответа не последовало. Тогда кулаком он стал колотить в дверь. Отбил руки до боли, но ответа так и не добился.
Усталый и отчаявшийся, он остановился под окном и долго смотрел на маленький кусочек хлеба, видневшийся из-за решотки.
Небо медленно покрывалось облаками.
Около полуночи начался дождь, редкий грустный осенний дождь.
Утром Петр все ждал, что его поведут на допрос. Но так и не дождался. Полицейский, принесший ему завтрак, оказался таким же дружелюбным, как и вчерашний. Желая испытать, до каких границ это дружелюбие дойдет, Петр снова попросил папиросу. Полицейский не возмутился наглостью арестованного, но вежливо отклонил его просьбу. Он-де некурящий, и папирос не имеет.
— Если нет целой, удовлетворюсь и окурком, хоть щепоткой табака.
— Если бы имел, — поверьте, я дал бы.
Встретив за двадцать четыре часа второго дружественного полицейского, Петр окончательно убедился, что вчера он правильно рассудил: либо что-то важное произошло, либо происходит.
Целый час он пытался установить связь с обитателями соседних камер. Выстукивал во все стены, но безрезультатно. Измученный, он бросился на нары. Дверь скрипнула.
«Начинается!» — подумал Петр.
Он ошибся. Привели в камеру новых арестантов.
Два довольно обтрепанных парня поклонились с изысканной вежливостью. Один из них, маленький, был в клетчатых штанах и пиджаке. Другой, длинный, — в безукоризненной шубе, светлой летней шляпе и желтых полуботинках.
— Шебек, — представился маленький в клетчатых штанах и вежливо поклонился.
— Пелек, — мрачно сказал длинный.
— Ковач, — ответил Петр.
— Политический?
— Да.
— Удача в несчастьи, — сказал маленький Шебек, — что мы встретили здесь настоящего джентльмена. Мы ведь тоже почти политические.
— Представьте себе! Мы погуляли на свободе всего-навсего двадцать четыре часа. Влипли, как на грех, в эти суматошные дни… Скажите, много вам припаяли?
— Что нового там, в городе?
— Скоро выяснится. Не сегодня — завтра наверняка выяснится.
— Все равно один чорт! — выругался другой.
Лицо его так заросло, что видны были только одни глаза.
— Ей-богу, один чорт! Не все ли равно, кто победит? Меня это так же мало интересует, как то, кому принадлежит вот тот большой дом на углу. Ведь я наверное знаю, что он не мой, и квартиру в нем я никогда не получу. Один чорт!
— Но говорите же, ради бога, что случилось?
— Разве мы не сказали? Не сегодня — завтра выяснится.
— Что выяснится? Что случилось?
Шебек только пожал плечами. Потеряв терпение, Петр схватил улыбающегося человека за плечи и с силой тряхнул его.
— Говори же, не то задушу! Что случилось?
— Но, но, но! Может, вы в сыщики собираетесь поступить?
Человек легко высвободился из рук Петра, и его веснущатое лицо расплылось улыбкой.
— Никогда не думал, что вы такой сердитый, господин Ковач! Объяснили бы лучше членораздельно, что вы, собственно говоря, хотите знать?
— Ну, не хитри! — прикрикнул на него Пелек. — А что вам известно? — обратился он к Петру.
— О чем вы говорите? — почти взмолился Петр.
— Значит, вы ничего не знаете? Ну, ладно! Видите ли, король Карл, муж Зиты, полетел в Венгрию и теперь двинется со своими войсками на Пешт против Хорти.
— Что вы говорите!
— Да, да! Зита с ним. Женщина в штанах. И весь отряд Остенбурга, а также шопронский гарнизон. Пештские солдаты драться не желают, так Хорти мобилизовал студентов против короля…
— Ну, а дальше? — торопил Петр, задыхаясь.
— Скоро выяснится. Идут слухи, что Чехо-Словакия, Югославия и Румыния мобилизуют войска. И мы в такой-то момент должны отсиживать! Какое свинство! Незаменимый момент для работы…
— А рабочие?
Пелек ответил лишь пожатием плеч.
Он начал рассказывал Петру о политических событиях, а ловкий Шебек тем временем влез на подоконник и принялся изучать железную решетку.
— Честное слово, она сделана из масла, — пробурчал он. — Надо только подождать, пока стемнеет.
Петр засыпал их тысячей вопросов, но больше он так и не мог от них ничего добиться. О королевском путче они ничего не могли сказать. Но они долго обсуждали, как глупо сесть в тюрьму из-за какого-то пустого кошелька.
— Бросьте вы эти идиотские расспросы! Какое мне дело до того, кто будет королем в этой идиотской стране, где человека арестовывают и сажают из-за пустого, совершенно пустого кошелька!
— Ну, не скули! — утешал его Пелек. — Слезами горю не поможешь. Расследуй-ка лучше, что творится там, на дворе.
Лишь начало смеркаться, окно вдруг задрожало от пушечного выстрела. Они прильнули к стене под окном, жадно впиваясь глазами в маленький клочок неба, как будто там была написана судьба страны.
Когда стемнело, снова послышались пушечные выстрелы.
— Обстреливают город, — сказал Шебек, без всякой надобности понижая голос до шопота.
Пелек дрожал.
— Какая ерунда! — ответил он также шопотом.
Петр влез на подоконник.
Шебек прав, железная решетка — пустяк.
Двор был безлюден.
Только в одном углу прислоненная к стене винтовка показывала, что недавно здесь кто-то стоял на посту.
Перемахнуть через забор? Да это детская забава!
На улице — ни души. Казалось, пролетело мгновенье.
Но когда Петр оглянулся, маленький Шебек уже сидел верхом на заборе.
Понял: дело выиграно.
До сих пор он был совершенно спокоен, теперь сердце его бешено стучало, на лбу выступил холодный пот.
«Что, если в последний момент…»
Через несколько минут он стоял перед городской ратушей.
Окна ратуши были освещены.
Петру казалось, будто издали, со стороны Буды раздавались выстрелы.
Улица была пустынна.
Легкий костюм Петра никак не соответствовал холодной осенней погоде. Он поднял воротник и большими шагами направился к Дунаю.
Магазины были закрыты, окна квартир занавешены. На перекрестке толпа смотрела в небо. В мерцающих звездах людям чудились огни аэропланов. Дальше улица была пустынной.
Со стороны Пешта шел трамвай. Люди висели на подножках.
«Если бы не калильные лампы… Быстрее, быстрее…»
Около завода Ганц, свернув за угол, Петр пошел к Пешту через Вацский проспект. Он замедлил шаги. По обеим сторонам — длинный ряд заводских и фабричных труб, огромных темных зданий. Далеко-далеко горит огнями Пешт.
«Это уже свобода. То есть — работа. Борьба! — поправил себя Петр. — Самый важный момент. Может быть…»
Мозг его работал лихорадочно.
«Забастовка… Оружие… Восстание…»
Петр не мог владеть собой. Он побежал. Добежав до Западного вокзала, он вдруг вспомнил, что не знает, куда итти.
Ноги еле двигались. Он задыхался.
Вокзальные часы показывали половину восьмого.
Карл Габсбургский и Петр Ковач оставляют венгрию
Минута колебания — и он пошел быстро, как человек, вполне уверенный в своем деле. А между тем он еще не решил, какую из двух возможностей выбрать: ни одна ему не улыбалась. В конце концов он остановился на профессиональном союзе кожевников. До металлистов итти далеко. Оставаться на улице при данных условиях было бы рискованно. На бульварах еще туда-сюда, там много прохожих и сравнительно мало полицейских и отрядчиков. В переулках картина совсем иная. Маленькие улицы опаснее, они кишат лакеями Хорхи. Патрули — в три человека — напомнили Петру дни падения диктатуры.
Нижняя Лесная оказалась неожиданно людной. Улица освещалась фонарями, зажженными через один. Только в редких домах горел огонь. Даже в полумраке Петр скоро разобрал, что он ошибся: на Нижней Лесной тоже не пахнет мирной жизнью. Недалеко от угла группа человек в двадцать заняла почти всю мостовую. Из их громкого и раздраженного спора Петр понял, что они идут именно оттуда, куда Петр собрался было итти, — от кожевников. Из осторожности Петр скрылся в ближайшей подворотне.
— Ну, хорошо, — доносился до него чей-то голос. — Я не возражал бы, говори он, ну, скажем, о разведении гусей, об уничтожении клопов. Первое очень приятное занятие, последнее — полезное. Но говорить об астрономии, о звездных небесах, — этого я даже и от него не ожидал!
— Коллега Кенде, вы, как всегда пристрастны, когда дело касается профессионального совета и социал-демократической партии. И, как всегда, вы неправы. Вы, очевидно, понятия не имеете, какое значение имеет астрономия для сельского хозяйства, а тем более для пароходства. Астрономия…