Елена присела около музыкальной шкатулки, и молодой человек глянул на нее с тревогой: вот-вот уйдет фея восвояси и захлопнет за собой расписную крышку. Он решился во что бы то ни стало ее удержать. Вмиг преобразившись, Глинка стал показывать, как, встретясь на дороге, просят огонька для люльки добрые люди и как ведьмы ловят в небе звезды: иную почистят и опять отпустят, а иную – в карман… Звонко рассмеялась фея и никуда не ушла, даже руками от восторга всплеснула. А за нею грохнул на бандуре пан Андрей.
Да что бандура! У ручных орга́нов, и у тех сами собой вертелись ручки, и перед глазами у старика-хозяина все пошло ходуном: «Что ж это за инкогнито такое, этот молодой человек? А может, и вовсе не инкогнито, а просто странствующий дворянин Глинка, только и всего?»
Но гость, будто подслушав стариковы сомнения, снова сел за фортепиано. Этот молодой человек опять играл, как Гуммель и Фильд, взятые вместе! Старик пришел было к окончательному убеждению, что чудесные инкогнито хотя и очень редко, но все же появляются в музыкальных лавках, а коварный инкогнито как раз в это время стал прощаться.
Став у двери, в которую ушел гость, Елена долго всматривалась в темноту.
– Отец! – сказала она. – Какой он замечательный артист!
– Артист? – откликнулся возмущенный старик. – Хорош артист! Ему бог музыку заповедал, а он мне медведя на ярмарке показывает!
Суровый старик был не прав. Гость, точно, представил Елене многие сцены, но никаких медведей не показывал. Однако надо же было на чем-нибудь сорвать гнев.
Но дочь подошла к нему и обняла его.
– Ах, тату, тату, – сказала она, – тебе бы только спорить!
Но старик не спорил.
– Как ты думаешь, может быть, завтра он опять придет?
– Не знаю, – отвечала девушка.
В музыкальной лавке ей подчинялось все. Но разве эта власть распространялась на путешественника, следовавшего на Кавказ для пользы здоровья?
– Не знаю, тату! – повторила она.
Даже звонок, приделанный над дверью музыкальной лавки, звякнул удивленно, когда на следующий день в лавку Витковского снова вошел гость.
Час, избранный Глинкой для визита, был очень ранний, но сегодня события не застали никого врасплох. Стоял обыкновенный будничный день, а на девушке было праздничное голубое платье, и с ее шеи стекали на грудь крупные яркие бусы. В гладко уложенных кудрях, должно быть, сами собой запутались цветы.
– Нравится вам?
Она улыбнулась восхищенному посетителю и при этом легким движением руки поправила ветку ландыша в волосах.
– Почему вы молчите, как убитый?..
Гостю стало гораздо легче, когда его усадили за фортепиано. Но чем дольше играл он, тем растеряннее становился старик Витковский. Гость опять играл, как Фильд и Гуммель! Но, отрываясь от фортепиано, молодой человек так простодушно рассказывал о себе, что снова исчезали все сомнения. Михаил Иванович Глинка так и оставался Глинкой и, пожалуй, действительно ехал по нестоящей надобности на Кавказ.
Отлучаясь из лавки, хозяин еще раз всмотрелся в молодого человека и спросил без всякого умысла:
– Михаил Иванович, а в роду вашем имеются знаменитые музыканты?
– Нет, – отвечал Глинка, – только аматёры…
Витковский ушел в город, разводя руками и повторяя:
– Что за чудо!.. Да кто же он такой?!
А в лавке у фортепиано разговор принял иное направление:
– Вы вернетесь с Кавказа в Петербург?
– И на обратном пути буду непременно вам играть!
Елена покачала головой:
– Вряд ли… Мы летим в трубу!
Она посмотрела вокруг, словно обдумывая, можно ли лететь с таким багажом, и, ничего не решив, сказала печально:
– Нам, наверное, придется уехать.
– Куда?
– Ну, об этом отец скажет только тогда, когда заберется на подводу. А потом мы будем искать такой город, в котором жители нарасхват покупают фортепиано, скрипки… – она рассмеялась, – и бубны!.. Отец уверен, что такой город есть, только мы никак не можем его найти!
– Но почему в таком случае не попытать счастья в Петербурге?
– Опять?.. – удивилась Елена. – Отец там и начинал…
– И что же?
– Он играл на скрипке и даже получил золотую медаль… Потом покалечил руку и вздумал торговать музыкой. С тех пор мы и катимся под горку… Я была тогда вот такой! – Елена показала рукой на четверть от пола. – А теперь вот какая выросла, совсем невеста!
Она подумала и скромно похвалилась:
– И женихи есть!
– Какие женихи?! – Глинка даже озлобился на это неожиданное вторжение.
– Разные… – доверчиво сказала Елена, – гарнизонного батальона подпоручик… из совестного суда секретарь… Только все это пустяки! Без меня отцу плохо будет. Вы не думайте… – девушка чуть склонилась к молодому человеку, – я очень сильная… – Она протянула к Глинке обе руки: – Попробуйте разжать!..
И он почувствовал эту силу. Едва прикоснулся к рукам, они обожгли его так, что зашлось сердце и застучало в висках. Нет, ему не удалось разжать эти маленькие кулачки, и Елена осталась очень довольна.
– Но почему же вы не играете? Что с вами? – удивилась она.
Он заиграл послушно, но не очень уверенно.
Днем еще более странным был этот музыкальный магазин. За окнами грохотали подводы, сновали люди, но сюда забегали только тени прохожих. Тени перебегали от прилавка в дальние углы.
Казалось, долговязая скрипица, висевшая на стене, подозрительно прислушивалась к тому, что играет этот заезжий человек, а разбитый контрабас совещался с кларнетом, как им быть с непрошенным пришельцем. Даже тени, и те насторожились, обступив фортепиано.
Глинка играл увертюру к «Дон-Жуану». Сначала он шел за Моцартом, потом Моцарт покинул его. А он все играл и играл. Елена посмотрела на него удивленно:
– Это тоже из «Дон-Жуана»?
– Кажется, нет… – признался он.
Елена вскинула на него глаза:
– Но если не «Дон-Жуан», так что же это?
– Наставление Дон-Жуану, – тихо ответил молодой человек: – Надо верить сердцу, когда сердце говорит!
Паузу в словах заполнила музыка, но он ничуть не усомнился, что дочь музыканта его поняла. Потом, снова наставляя Дон-Жуана, Глинка сказал в укор ему и в оправдание себе:
– Кто верит сердцу, тот никогда не будет им играть!
– А люди? – спросила девушка, будто жалуясь на кого-то. – Часто ли так поступают люди?
Может быть, она даже побледнела при этих словах, а, может быть, ее задумчивого лица коснулась тень, забежавшая с улицы.
– Люди? – Глинка быстро к ней повернулся. – Разве вы знаете людей? – но тут он вспомнил о женихах и замолчал.
Когда в лавочку пришел пан Андрей, его рыжий сюртук показался Глинке ненавистным. Однако он тотчас же понял, что пан Андрей не жених. Пан Андрей просто стережет заколдованное царство и девушку в музыкальной шкатулке. И хотя вовсе не для него предназначено это царство, он все-таки стережет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});