Но Джастин это делал. После того первого раза он старался не оставлять синяков.
– Вы вызывали полицию? – спросил Куин.
Она покачала головой:
– Какой смысл? Он сказал бы, что ничего не было.
– Но у вас ведь наверняка остались синяки.
– Не всегда. – Если бы только синяки. Слова Джастина разрушали ее уверенность в себе, и в конце концов она стала думать, что заслуживает такого обращения, что во всем виновата она, потому что вызывает его на подобное поведение.
– Карисса, – мягко произнес Куин, – неужели у вас не было никого, с кем вы могли поговорить?
– Мне было так стыдно, – сказала она. – Все считали, что у меня идеальная жизнь: я вот-вот стану солиситором, передо мной карьера, о которой можно только мечтать. Я живу в роскошной квартире в престижном районе с богатым, успешным бойфрендом, который меня обожает. Чего еще желать?
Ничего, за исключением того, как избежать споров и как остановить взрывы гнева у Джастина.
– Вам достался не тот парень, – сказал Куин. – Такое случается. Но когда это случается, то самое правильное сказать себе, что ты ошиблась, и уйти.
– Я собиралась от него уйти, – ответила она. – Хотела сначала уйти, а потом уж сказать ему, что не вернусь. Я знаю, что это было трусостью.
– Нет, это разумно, – сказал Куин. – Потому что иначе вы дали бы ему возможность запугать вас.
Что он и сделал. Потому что она была дурой. Она не подумала о том, что надо действовать осторожно.
– Должно быть, я чем-то выдала себя. В тот день он пришел с работы рано и застал меня врасплох – я складывала вещи. – У нее перехватило дыхание. – Он… он не хотел меня отпускать.
Куин молчал.
– Я вступала в права собственности через пару месяцев, когда мне исполнялось двадцать пять лет.
Куин продолжал хранить молчание.
– У Джастина были неприятности – брокерская операция, которой он занимался, провалилась. Он знал, что потеряет работу, если не заплатит потерянные деньги. А я юрист и поэтому могла бы найти способ взять деньги из своей доверительной собственности и помочь ему выкрутиться.
– Из того, что вы рассказали о вашей семье, я не думаю, что они на это согласились бы. Ну если только, чтобы спасти вас от дальнейших неприятностей, – сказал Куин.
Родственники ничего не знали. Ей было слишком стыдно говорить им про это. Она до сих пор ничего им не рассказала. Только ее лучшая подруга, а также подруга, с которой она работала на паях, и личная помощница знали все. Она умолила их никому ничего не говорить, и они поклялись молчать.
– Он сломал мне руку, – сказала Карисса. – И не отпустил в больницу. Я пошла туда на следующее утро, по пути на работу.
Она услышала, как Куин со свистом выдохнул:
– И вы всю ночь провели, мучаясь от боли со сломанной рукой?
– Я выпила парацетамол.
Она пролежала без сна всю ночь, думая о том, каким образом ее жизнь пошла наперекосяк. Ей даже пришло в голову выпить всю упаковку парацетамола, но когда забрезжил рассвет, она поняла, что такой выход не для нее.
– У меня чешутся руки прямо сейчас избить вашего бывшего до полусмерти, – произнес Куин. – Но это ничего не решит, поэтому я воздержусь. – Он помолчал. – Я хочу обнять вас. Правда, боюсь испугать.
Она подняла на него глаза:
– Вы меня не презираете?
– Нет, разумеется. – Он сдвинул брови. – За что мне вас презирать?
– За слабость.
Он покачал головой:
– Вы привыкли к тому, что окружены любовью. Что вас ценят. Когда Джастин вас ударил, вы, вероятно, были настолько потрясены, что не могли ничего понять. Нет, это не слабость. И я вас вовсе не презираю.
Карисса, чтобы не заплакать, вдохнула побольше воздуха. Она не могла поверить в его слова, потому что сама себя презирала.
– Тогда… да, пожалуйста, я бы хотела, чтобы вы меня обняли.
Куин осторожно забрал кружку из ее рук и поставил на столик. Потом подхватил ее, сел рядом и устроил ее у себя на коленях. Он обнял ее, но не слишком крепко, чтобы она не почувствовала себя в ловушке.
Как легко заплакать, уткнувшись в его широкое плечо! Но она обещала себе никогда не плакать.
Куин гладил ее по волосам.
– Скажите же, что вы ушли от него, – тихо произнес Куин.
– Я не вернулась. Я оставила все вещи в его квартире. Медсестра… она догадалась, что произошло несчастье. Я, конечно, не сказала ей, что случилось, но она заставила меня позвонить из больницы подруге. Эрика приехала, и я рассказала ей все. Она запретила мне приближаться к нему.
– Вы выдвинули против него обвинение?
– Я… Эрика требовала, чтобы я это сделала. Можно получить судебный запрет ex parte[5] вплоть до слушания в суде. Но… – она с трудом проглотила слюну, – мне было очень стыдно. И еще я не хотела, чтобы полоскали имена моих родителей, чтобы об этом узнала пресса и в новостях появились сообщении, что дочь Пита Уайлда подвергалась избиениям.
– Но разве вы не могли настоять, чтобы судебный запрет был конфиденциальным?
Она сморщилась:
– Джастин стал бы все отрицать, потребовал бы суда, а у меня не было доказательств.
– А сломанная рука?
– Я могла упасть и сломать руку. Джастин… он обаятельный и с легкостью смог бы переубедить судью. Я – дочь рок-звезды, избалованная, привыкла поступать по-своему. Заявил бы, что я грозилась упасть с лестницы, если он не сделает то, что я хочу, а потом, когда он сказал, что я его провоцирую, то скатилась вниз и сломала руку, заявив, что это он меня толкнул. И все это я якобы сделала ради того, чтобы поступить по-своему.
– Если бы его вызвали в суд, он, возможно, поостерегся бы в будущем так вести себя с кем-то еще.
У Куина было еще много вопросов, но она не готова на них отвечать – он это понял, потому что она сказала:
– Хватит, Куин. Я устала.
Он коснулся ее щеки:
– Если хотите остаться на ночь, то я постелю свежие простыни на свою кровать, а сам посплю на диване.
Как хорошо было бы принять поддержку. Но она уже совершила ошибку с Джастином. Карисса чувствовала, что Куин – не Джастин, у него доброе сердце, но… Вдруг она снова повторит ошибку? Ей нужно сохранить независимость.
– Спасибо, но я живу через три дома от вас, – сказала она. – Я справлюсь.
– Проводить вас?
– Через три дома?
– Так будет спокойнее мне, – сказал он.
Карисса на секунду прижалась лбом к его лбу, потом слезла с его колен. Сейчас ей нужно встать на ноги – и в прямом смысле тоже, – чтобы доказать себе, что она не слабое, презренное существо, каким была три года назад.
– Куин О’Нилл, вы хороший человек. И сердце у вас доброе.
Он проводил ее до дома.
– Если вы не заснете, – сказал он, – то звоните. Или приходите.
А это уже искушение. Но она устоит. Она и так рассказала ему предостаточно. Ей необходимо побыть одной. Переосмыслить все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});