— У меня же нет с собой фотоаппарата!
— Это как нет такой мелочи? — воскликнула Энжи, и в руку обомлевшего горбуна свалилась предпоследняя модель «Сони».
— Мальчики, поближе, не смущайтесь, я не кусаюсь. А то не поместимся все, — улыбнулась она. — И шайки отбросьте, история не простит. А семейные альбомы всё вытерпят.
Вскоре дружная троица, обнявшись, широко улыбалась, безуспешно пытаясь прикрыть интимные места ватманом с посланием от великого писателя.
— Не переживайте, мальчики, нижние подробности наших тел, интересные только нам, Токореж умело обрежет, а лица крупным планом попадут во все газеты и интернет. Пусть знают, с кем вы связались… ой, я хотела сказать, с кем подружились.
Убедившись, что это обрезание касается только фото, профессора успокоились.
«Скипидару мне! Эй, Петрушка! Скипидару!» — прыснула повеселевшая студентка.
— Не понял? — застыл огорошенный Токореж.
Ученые умы давно побросали шайки, улизнув в раздевалку, где хранились вещи, проскочив редуты удивлённых женщин. Анжела успела сразу после фото напялить на себя мокрое платье, которое мигом обтянуло формы Афродиты. Все присутствующие, остававшиеся ещё в помывочном зале, с удивлением взирали на это явление богини.
Когда за Анжелой закрылась дверь, одна из женщин потолще, опять намыливаясь, чтобы смыть зависть, произнесла:
— Не родись красивой, а родись счастливой!
— А почём знаешь, подруга?
— Уверена, что муж каждый день стегает ремнем эти ангельские формы, чтобы никто не заглядывался.
— А я согласна на все муки, лишь бы модельные платья носить, — произнесла толстуха.
Ну понятно, каждый думает о том, что у него болит.
— Эх, намыленные мои, вода-то холодная кончилась, один кипяточек, — воскликнула одна из тех, кто успел помыться.
Глава 8 В Парной Екатерина Великая, Петр III, два профессора, Анжела и Емельян Пугачёв
Влажная пелена сгустилась, будто пенка на молоке. Но уже было понятно, что в парной остались лишь профессора и материализовавшиеся из ниоткуда Токореж с Анжелой. Девушка, приподняв брови, глядела на пустые ладони, в которых мгновение назад была гоголевская рукопись. «А ведь говорил, что можно оставить себе, вечно меня, доверчивую, надувают», — вздохнула она. Горбун, разомлев от жары, даже чуток выпрямился и скромненько стал в угол, хотя туда его никто и не звал (сказалось незнание человеческих обычаев).
Выражение лица Олега Олеговича посуровело, глубокие складки образовались на высоком лбу, и он высказался о давно мучившем его:
— Разве могла Екатерина Великая предвидеть, что свергнутый муж под видом разных посягателей на престол воскреснет сорок раз? Да и поговаривали, что один из них, лже-Петр III, он же Емельян Пугачев, всерьёз считал себя законным владельцем Российской короны. И какая наглость со стороны Екатерины — отстранить от власти царя!
Анжела, набравшись смелости, тут же отреагировала
— А я в этом не сомневаюсь!
Белёсый пар всколыхнулся, завибрировал, и в густых клубах появился женский силуэт. Все присутствующие вздрогнули. Горделиво держа голову, незнакомка приблизилась к ним, придерживая подол длинного платья. Вскоре удалось разглядеть её лицо, уверенное и открытое, с чуть лукавыми морщинками у глаз. «Екатерина», — одновременно выдохнули все четверо. Потом, как по мановению волшебной палочки, пар куда-то пропал и все оказались одетыми в безразмерные пижамы. Неприлично ведь при коронованной особе стоять в чём мать родила.
И рядом с императрицей сразу встал мужской силуэт. Он так напоминал предводителя опустошительного бунта Емельяна Пугачёва, что Игорь Петрович и Олег Олегович схватились за руки, чтобы не упасть на пол, а Анжела с трудом удержалась на ногах.
Емельян упёр руки в подтянутые бока — императрица расправила складки на расшитой золотом юбке. Пугачёв плюнул сквозь зубы под ноги, а Екатерина II резко дёрнула плечами, поправляя широкую орденскую ленту. Самозванец оглушительно свистнул, и за этим последовало страшное. Профессора, Анжела и Токореж застыли, наблюдая разгорающийся скандал царствующих особ. Шайки и тазики летали по помещению, как тарелки инопланетян в открытом космосе. Гости из прошлого обдавали друг друга брызгами и отборной руганью, пока горбун не вмешался, чтобы прекратить это безобразие. Он нарушил все инструкции, вызвав из прошлого Станислава Понятовского, на которого Екатерина положила глаз, и графиню Елизавету Воронцову, фаворитку настоящего Петра III. Оказавшись в одном месте и в одно время, эти четверо, знакомые с многими тёмными тайнами друг друга, могли изменить ход истории.
Емельян Пугачёв посмотрел ястребиным взором на графиню. Чрезмерно круглолицая, но хорошо сложённая, она привыкла к вниманию со стороны высокопоставленных особ. Фаворитка в ответ лишь игриво изогнула бровь.
Сейчас даже Екатерина замерла, парализованная мыслью, будто ядом: «Если эта клуша Воронцова признает в Емельке своего возлюбленного, то (страшно даже подумать) моё пребывание на троне окажется под вопросом. Неужели Пётр выжил, и сейчас стоит передо мной в роли бунтовщика? Как же я могла ошибиться?»
Воронцова подошла вплотную к Пугачёву. Напряжение было такое, что пар перестал поступать вообще, и вскоре отдельные капли сиротливо жались друг к другу на потолке и стенах, а потом засверкали сосульками, стало даже прохладно. Токореж немедленно наколдовал ордена и повесил на грудь Игорю Петровичу, Олегу Олеговичу, а заодно и Анжеле. Не подобало в присутствии выдающихся личностей предстать в убогом виде.
Тем временем, коротко вскрикнув, как обезумевшая птица, Воронцова прижалась к Пугачёву и страстно поцеловала в губы.
Все, кроме Екатерины Великой, радостно вздохнули. А императрица, едва не порвав орденскую ленту, в которую неосознанно вцепилась, яростно закричала:
— Не бывать тому! — она схватила потрёпанный березовый веник и принялась стегать застывшую пару, как кучер непослушных лошадей. Влюблённые закричали, задыхаясь от боли и летящих во все стороны листьев, и растворились в небытии. Токореж с трудом вырвал орудие издевательства из рук Екатерины и, схватив надушенный подол её платья, увлёк царственную особу через запасной выход на улицу.
Императрица же продолжала выкрикивать проклятия и грозить кулаком.
Олег Олегович, наклонившись к товарищу, прошептал:
— Что себе позволяет этот антихрист? Он забыл, кто перед ним?
Игорь Петрович только покачал головой: интересней было наблюдать за тем, как Станислав Понятовский, оставшись без пары, схватил обомлевшую Анжелу и тоже потащил к выходу. Она отчаянно сопротивлялась, отвешивая монаршей особе увесистые оплеухи, которые, впрочем, лишь раззадоривали