удивил работницу цеха искусств. Она подняла на Анжелу водянистые глаза.
— Скоро будет. Он у нас подрабатывает водопроводчиком. В туалете прорыв воды, скоро Айвазовского придётся вызывать, чтобы написал «Прорыв девятого вала».
— Так сильно течет? Я бы могла помочь, — участливо проговорила Анжела.
С лёгкостью, как пушинка, она поднялась на пятый этаж, где располагался музейный туалет. По ступенькам весело бежали мутные струйки, которые сопровождал характерный запах. Подавив рвотный рефлекс, Анжела произнесла: «Возмутительно, чтобы такое происходило в музее!» Вода немедленно устремилась обратно. От увиденного билетёрша оторопела: стояла с окаменевшим лицом и только хлопала глазами.
А в этот момент двери распахнулись, и вошёл великий скульптор. Перед Анжелой стоял маленький, сгорбленный старичок, весь измазанный в белой краске, точно подвергся дерзкому нападению птиц, и с грязным передником, который был самым ярким пятном в потрёпанном костюме.
Лишь тёмные волосы, борода с проседью и цепкий взгляд карих глаз делали его узнаваемым — Анжела успела загуглить портрет мастера.
— Вызывали? — вопросительно посмотрел он на билетёршу.
— Ты у неё спроси, — пришедшая в себя женщина ткнула пальцем вверх.
— Вы так изменились? — прищурилась Анжела. — Я с трудом вас узнала.
— Да, с момента создания «Страшного суда» много чего случилось. Если бы не паёк участника похода Колумба, совсем бы плохо пришлось.
— А я и не знала, что вы и Америку открывали, — удивилась Анжела.
— Многое пришлось испытать.
— Вы бы не могли выполнить мою пустяковую просьбу, переформатировать моё тело в Афродитино?
— Как? Перефороматирово-ва-ви, тьфу! Я программированием не занимаюсь. Этой алхимией пусть другие промышляют. Идём, дочка, в котельную. Там мастерская оборудованная, чтобы не мешали.
Скоро Анжела с маэстро спустились по скрипучей лестнице с отсутствующими кое-где ступеньками в ярко освещённый подвал. Полки завалены набросками и глиняными фигурками, было несколько трогательных поделок из пластилина. Едва оказались там, как старичок набросился на Анжелу и стал ощупывать.
— Что вы делаете? — воскликнула Энжи. Возмущению не было предела: она приличная женщина!
— Я же должен понять, как тебя изменить в сторону прогресса.
— Тогда ладно, щупайте.
Анжела положила руки старичка, замершего на миг, себе на талию.
Она заметила, что глаза Микеланджело стали следить за спустившейся вслед за ними мухой, которая растерянно (видимо, от одиночества, ведь её сородичи в музеях не водятся) кружилась над ними.
— Не отвлекайтесь!
Гений общупал всю замершую Анжелу дважды.
— Будет немножко больно, — лицо Микеланджело скривилось, будто сейчас будут кормить лимонами, выросшими на подоконнике.
— Потерплю!
Тут же на глазах выступили слёзы, и потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить сбившееся дыхание. Посмотрев на себя, Анжела с удивлением обнаружила, что на ее глазах происходит трансформация тела. Где-то оно уменьшалось, где-то вздыбилось. Но вскоре Микеланджело с удовольствием ответил, что она прекрасна, может сама проверить. Анжела как пуля выпрыгнула из котельной, только сейчас сообразив, что всё время была раздетой. Она почувствовала, как разгорелись щёки от стыда, а сердце панически забилось в горле. Но ведь она была словно натурщица, поэтому ничего позорного не произошло, и пульс Анжелы выровнялся. Когда она оказалась перед билетёршей, та ойкнула.
— Ну и мастер наш водопроводчик!
— Да нет! Он великий мастер Возрождения!
— Будешь мне рассказывать! Вот Плюйкина картины посмотри в первом зале. Это шедевры. Два туалета, мастер реализма. Слева на картине «М», справа «Ж», а посередине…
— А посередине гвоздик! Так это же, уважаемая моя, детская загадка, — перебила возбужденная обновленная Анжела.
— Скажу тебе, девушка, по правде. Люди путают нарисованные туалеты с настоящими. Лезут и лезут в холст. Каждый раз нужна реконструкция картины. Вот она сила искусства, когда приспичит.
Но ты мне скажи, чаровница, что с тобой сделал Микеланджело? Боже! Я тоже хочу туда!
— Вам нельзя, вы на работе, — укоризненно сказала Анжела. — У меня к вам просьба. Старое платье теперь мне не подходит, где у вас телефон, а то у меня мобильник разрядился.
— Да, вот ваш прогресс, эх, молодёжь! — вздохнула билетёрша.
Анжела села рядом с допотопным дисковым телефоном и за минуту обзвонила полгорода. Разумеется, благодаря незримо присутствующему Токорежу. Нужного платья нигде не оказалось. Все понятно. Ведь о платьях говорят — висит как на вешалке! А кто служит образцами? — худющие девахи, а она же теперь с телом Афродиты.
Но тут к Анжеле, прикрывшейся половой тряпкой, услужливо предоставленной билетёршей, подскочил мужичок с пушистыми, словно августовские тучи, бакенбардами.
— Смотри, Айвазовский тут как тут. Ему сказали больше не приходить, потому что он испортил несколько картин. Раньше он работал реставратором.
«Мне же портной нужен, где его взять, когда ты почти голая?» — подумала Анжела и тяжко, будто на диете, вздохнула.
— Я ещё и закройщиком могу быть, — намекнул художник, словно прочитав её мысли, и заискивающе посмотрел в глаза.
Он вытащил сантиметр и стал ползать на коленях, снимая мерку. Залюбовавшись фигурой Анжелы, маринист замер, увидев её изящную талию. Анжела произнесла в отчаянии:
— Не сошьете платье за пять минут, не видать вам зарплаты!
Айвазовский засуетился, сбегал в кладовку, и уже вскоре платье как с иголочки сияло на богине по имени Анжела. Айвазовский, промокнув пот со лба, опять упал на колени, на этот раз уже с другой целью:
— Можно попросить у вас руку и сердце?
— Руку да, а сердце принадлежит мне. Ещё пригодится.
— Я понимаю! — Айвазовский принял из протянутой руки Анжелы смятую купюру и пошёл дорисовывать очередную копию картины «Девятый вал». Они хорошо шли на птичьем рынке как фон для клеток с канарейками.
Вскоре преобразившаяся студентка уже сидела в аудитории, а студенты неотрывно смотрели на неё, как на ожившую репродукцию картины «Не ждали». Только на месте главного героя, вернувшегося из ссылки, была Афродита.
Глава 7 В Бане. Два профессора. Гоголь оправдывается
Два забывшиеся в научном споре профессора, прикрываясь шайками, сидели в общем зале бани, не обращая внимания на шарахающихся от них намыленных женщин. Дело в том, что от волшебной тучи в тот день отделилось небольшое