их встречу Шанталь заставила его играть с ней в прятки. Она нарочно выбрала именно эту забаву, прекрасно понимая, что взрослому эльфу будет непросто куда-то спрятаться в детских покоях, тогда как ей были известны все хитрые местечки, тайные ниши и ходы. Желая поддразнить принца, Шанталь заставила его прятаться первым и буквально сбилась с ног, пытаясь его найти!
— Вы ничего не понимаете в играх! — отчитывала она его, когда он, устав ждать, сам выбрался из укрытия. — Прятаться надо так, чтобы можно было отыскать!
— Прошу меня простить, впредь я буду осмотрительнее, — пообещал Франсьен, но Шанталь совершенно невозможно было угодить. Всякий раз, когда принц (а теперь искал только он!) находил её, это оказывалось либо слишком рано, что портило весь интерес, либо чересчур поздно и она уставала ждать.
— С Этьеном было лучше! — неустанно приговаривала Шанталь. — Вот он знал, когда и как нужно!
Франсьен вновь и вновь извинялся, и это только сильнее раззадоривало её. Она продолжила истязать принца играми, но какую бы забаву не выбирала, нигде тот не был хорош для неё, ведь Шанталь решительно не любила проигрывать, но в то же время ужасно злилась, когда Франсьен начинал ей уступать. И даже тогда, когда всё складывалось, как нужно, она всё равно проявляла недовольство, просто по привычке и из противоречивого желания поддразнить принца. Тот же все годы безропотно сносил её капризный нрав и даже, несмотря на сетование прислуги, запретил кому-либо доносить Императору о недостойном поведении принцессы. Узнав об этом, она ещё больше разозлилась и решила во что бы то ни стало «достать» неугодного жениха. За все прошедшие тридцать лет Шанталь ни разу не приняла его подарков: все они были либо безжалостно выброшены в окно, либо демонстративно передарены прислуге или вовсе отданы бедняками в трущобах. Франсьен не услышал от неё ни одного доброго слова и уж тем более благодарности. Она всегда была им недовольна, но, несмотря на её постоянные упрёки, он оставался всё таким же невозмутимым и продолжал настойчиво ухаживать за ней. Казалось, это игра-противостояние будет длиться вечно, но Франсьену, в конце концов, это надоело.
Он пригласил её на Весенний бал во Дворец Совета. Шанталь не нравились эти встречи, и она очень хотела отказаться, но впервые вмешался отец.
— Вы помолвлены, и я, конечно, не тороплю назвать тебя дату свадьбы, но всё же тебе следует придерживаться правил этикета и сопровождать жениха на подобных мероприятиях.
— Это, чтобы унять бесконечные слухи, или, наоборот, добавить повода для новых? — съязвила Шанталь. — Сколько там уже можно выиграть, если поставить на мою свадьбу? Целую страну?
— Сходишь сейчас, и можешь не появляться в обществе до осени.
Это был чистой воды шантаж, точнее, очень выгодная сделка, и Шанталь, скрипя зубами, согласилась выйти с Франсьеном на полонез.
— Только один танец? — переспросил он, впервые проявляя недовольство. Его голос будто бы стал жёстче, и в нём зазвенели напряжённые нотки.
— Это же главный выход, разве недостаточно? — по привычке дерзко ответила Шанталь.
— Ваше Высочество, как всегда, не слишком щедры, — устало заметил Франсьен, но почти тут же натянул на себя маску невозмутимости, которая, впрочем, слетела с него во время того самого полонеза. Пройдя первый круг, принц со всей серьёзностью спросил: — Прошло уже пять лет, как вы отпраздновали ваше совершеннолетие, понимаю, вам хотелось насладиться вашей молодостью и свободой, но не пора ли уже задуматься о браке?
Шанталь скорчила недовольную гримасу и демонстративно закатила глаза.
— По вашему пять лет свободы — это вечность, что ли?
— Вашему дорогому и обожаемому Этьену вы бы ответили так же? — В голосе Франсьена появились совсем несвойственные ему язвительные нотки. — Заставили бы так же ждать или выскочили за него сразу, как только это стало возможным?
— Причем здесь Этьен? — вспыхнула Шанталь. — Наши отношения закончились тридцать лет назад, откуда я могу знать, как бы поступила!
— И правда, тридцать лет серьёзный срок, чтобы оставить, наконец, в прошлом детскую влюблённость и повзрослеть, — ухмыльнулся Франсьен.
— Повзрослеть? — с иронией повторила Шанталь. — Если вы считаете брак с вами единственной возможностью стать взрослой, то я предпочту навеки остаться ребёнком!
— Тогда, вероятно, мне снова стоит преподнести вам в подарок куклу?
— Вы никогда не умели выбирать подарки! — хмыкнула Шанталь.
— Разумеется, уж простите, что не могу что-то украсть или сотворить какую-то глупость ради вашей забавы, как ваш любимый кузен! — Франсьен уже не скрывал сарказма, и это было настолько возмутительно, что Шанталь резко остановилась. Отбросив его руку, она, совсем не сдерживаясь, выпалила:
— Да как вы смеете говорить мне подобное! Что за бестактность?! И вы ещё хотите называть себя моим мужем? Да никогда, слышите, никогда — вот дата нашей свадьбы!
И ушла, наплевав на все: незаконченный танец и сотни любопытствующих глаз. Точнее, выбежала в сад, желая спрятаться ото всех. Гнев кружил ей голову и туманил зрение. Не разбирая дороги, она почти летела, боясь, что Франсьен бросится за ней следом. Ему хватит ума вновь начать читать ей нотации! Увидев в дали густые кусты сирени, Шанталь показалось это хорошим местом для укрытия. Она двинулась туда, но, не заметив у края дорожки бордюра, споткнулась. Земля стремительно приближалась, как вдруг чьи-то сильные руки подхватили её. Резкий мшистый запах — верный спутник нага. Но с каких это пор змеи помогают эльфам?
Глава II. Пасмурное утро. Рениса
Рениса:
Канун Чёрной ночи, двенадцатый день после исчезновения короля Дамиана
Очередная бессонная ночь плавно перетекла в хмурое зимнее утро. Рениса подняла нещадно гудящую голову и, подслеповато щурясь, покосилась в треугольник окна на посветлевшее затянутое облаками небо.
«Проклятье!» — простонала она и нервно принялась тереть раскрасневшиеся от постоянного недосыпа глаза. Мать опять будет её ругать и подсовывать свои глупые отвары от бессонницы. Как будто они ей сейчас помогут! Рениса со злостью вперилась в сделанный ночью набросок, отложенный к краю стола. Улыбающийся красноволосый демон был одет в традиционный нагский свадебный костюм: зелёные свободные брюки, расшитую золотом рубашку и длинную накидку со змеиным узором с золотистыми кисточками по кайме.
«Ну что за больная фантазия?! — окончательно рассердившись, Рениса подхватила листок и смяла его. — Никогда такого не будет, чтоб демон напялил на себя нагские одежды! Он вообще, похоже, забыл о своём предложении!!!»
Минутную вспышку гнева сменила печаль. Продолжая держать в руках смятый портрет демона, Рениса с тоской уставилась на разбросанные по столу изображения. С каждого из них на неё смотрел своими проницательными и в то же время нежными глазами Филипп Данье. В