С каждым шагом Шону все легче и легче было ориентироваться. Налево внизу, рядом с рынком, рыбаки о чем-то спорили, шлепая друг друга мозолистыми ладонями. Двое из них присматривали за костерком, тыча веточками в коптящегося на вертеле леща, подставляя сочную мякоть под струи дыма. Шон остановился и глубоко вздохнул, вбирая в себя разлитую вокруг благодать. Он наблюдал, как встает за Сьерра-Альмихара жидкое солнце, чей медленный восход предупреждал грядущую жару.
Осознавая, как мало ему осталось от прохладного утра, Шон поспешил вперед по тропе вдоль берега мимо обсерватории и наверх по грубо высеченным ступеням, в сторону городка. Он хотел вернуться в свой номер к девяти. Если повезет и машина приедет вовремя, то они будут в горах прежде, чем солнце начнет жарить. И если все пойдет хорошо, к десяти часам они уже устроятся в тени старого апельсинового дерева и будут вдыхать его аромат, есть свежие, горячие пышные булочки, капая себе на руки маслом и попивая местный эспрессо. Он облизнулся. Это просто рай.
Мэтт был как в гипнозе. Разгоряченный, липкий и необычайно злой из-за долгих бестолковых блужданий, он наконец обнаружил знакомый знак и потащился по пыльной дороге к курорту. Ему нужно было всего только пройти через бар мимо бассейна, свернуть направо, принять душ – и тогда он будет на пути к выздоровлению. Он радовался от одной мысли о прохладе душа, смывающего остатки вчерашней ночи.
Толкнув ворота, он чуть было не засвистел и в этот момент увидел ее. Он был потрясен. Прямо перед ним, на краю бассейна, потерявшись в мыслях и движениях, женщина в одних плавочках скользила сквозь серии сложных, текучих па. Каждая часть ее тела находилась в движении – запястья, ягодицы, пальцы, – и каждая последовательность упражнений казалась логичной, будто рассказывала какую-то историю. Мэтт тихонько сел, чтобы понаблюдать. Грациозно и сосредоточенно она хлестнула себя по колену, затем подняла его к подбородку, стоя абсолютно спокойно на другой ноге, при этом ее руки были под прямым углом к земле. Она медленно опустила ногу, легко взмахнула руками и протанцевала по краю бассейна. Это был балет без музыки, поэзия в движении. Она наклонилась на минуту, повернулась и потянулась за полотенцем. Только теперь он узнал ее – женщина из автобуса.
Она не видела его. Ему хотелось зааплодировать, но это было бы навязчиво. Женщина пошла к душевым кабинкам на дальней стороне бассейна, и когда она шагнула под прохладные струи, Мэтт отправился к себе в комнату.
Он редко видел Пастернака таким довольным. Розовое лицо толстяка буквально светилось.
– Мэтт, любовь моя! Аллилуйя! Где ты шлялся? Расскажи мне все! Меня оставили наедине с самим собой как распоследнего жалкого неудачника, каким я несомненно и являюсь.
Пастернак выдержал паузу и внимательно посмотрел на друга.
– Так ты трахнул ее?
– Не-а.
– Почему? Да что с тобой, чувак? Она просто текла!
– Я знаю.
– Ну и?
– Она меня не вставила.
Пастернак посмотрел на него еще внимательнее и решил рискнуть:
– А может, у тебя просто не встал?
– И это тоже.
– Когда я расскажу об этом остальным, они тебя растерзают!
Мэтт улыбнулся.
– Слушай, сделай мне одолжение, а. Вообще-то обычно мне по барабану, но мы ведь на отдыхе, да? Последнее, чего мне хочется, так это чтобы меня доставала эта парочка.
Пастернак был само сочувствие и такт. Он похлопал друга по плечу.
– Конечно, старик. Без проблем. – Он слегка сжал плечо Мэтта. – Со всеми может случиться.
Мэтт поспешил в душ, чтобы скрыть свою радость под его бурлящими струями.
Он уже давно знал, что, если гадость может случиться – она случается. Он должен был понять это еще в банке. Как только открылись двери, он вошел и сказал кассиру в окошке обмена валюты: «Hola!». Кассир, в старой трикотажной рубашке, с аккуратно уложенными седыми волосами, даже не поднял глаза. С черепашьей скоростью он уселся в кресло и начал дотошно считать и выписывать курсы валют, делая пометки на маленькой бумажке. Шон не собирался наблюдать за его работой, хотя у него был запас времени в пятнадцать минут. Банковский служащий продолжал работать, не обращая внимания на Шона. Другие люди заходили в банк, и испанцы весело их обслуживали. Шон проверил, к тому ли окошку он стоит. Потом кашлянул, потоптался, погипнотизировал служащего взглядом и в конце концов начал раздражаться. Что за дела? Может, этому мужику не нравились розовые англичане с их пивными животами, плачущими сопливыми ублюдками в рюкзаках и доходами за вычетом налогов? Справедливо, но работа есть работа. Тем более можно ведь отличить вежливого, терпеливого и приветливого Шона, который пользовался местным отделением банка, от грубиянов-туристов, нажирающихся до блевотины? Он подумал, что у парня был плохой день, и решил не усугублять его настроения.
Наконец, по прошествии вечности, мужик поднял голову и гавкнул:
– Si?
Шон подпрыгнул к окошку и начал излагать свою просьбу по-испански. Кассир жестом оборвал его и выхватил у него из рук паспорт и дорожные чеки. Посмотрев наконец ему в глаза, с видом учителя, объясняющего примитивные вещи тупому ученику, кассир пролопотал на быстром испанском, что Шон не перерегистрировал чеки. Он отправился к телефону, и Шону пришлось ждать еще пятнадцать минут, прежде чем он снова вернулся. Подмышки Шона взмокли от едкого пота, подошвы ног скользили в сандалиях. Кассир выложил несколько купюр, горстку монет и паспорт Шона и сразу же начал смотреть через его плечо. Улыбающийся имбецил-англичанин был следующим в очереди, и явно не последним.
Дальше пошло еще хуже.
– Где тебя черти носили?
– Банк не открывался до девяти.
– Я думала, в Испании они открываются в половине восьмого?
– Это был технический перерыв.
– Так я и поверила!
Он проигнорировал это.
– Что за машина?
– Невидимка.
– Чего?
– Они нас надули. Мы у них в компьютере на очереди только на три дня с завтрашнего утра. Что в общем-то даже и неплохо…
– Правда?
– Правда… У нас будет возможность позагорать, затем у нас будет машина на пару дней, затем мы снова поработаем над загаром, не особенно напрягаясь.
– Да меня как-то не особо волнует загар.
– Зато меня волнует.
– Без проблем. Тогда сегодня просто расслабляемся?
– А ты как думал? – Она стояла и разглядывала его с нескрываемой злостью. – Да посмотри на себя! На кой черт тебе загар? Ты с апреля торчал в саду на воздухе, ни черта не делал!
– Ой, началось! Ну давай. Поговорим об этом!
– О чем?
– Ты поняла!
Она закатила глаза к потолку.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь! – Она прекрасно знала, о чем речь.