уничтожен. Дакам достался «орёл» — знамя легиона, что было особо постыдным для римлян событием.
С этими врагами империи Риму вскоре предстояла большая война, и в ней Адриан и обретёт настоящий боевой опыт, став по её окончании настоящим полководцем. А пока он только осваивает свои трибунские обязанности и, как мы можем судить по дальнейшим событиям, делает это хорошо, что должно было импонировать его покровителю, в судьбе которого смерть Домициана сыграла переломную роль.
Поскольку Домициан не имел законного наследника, а сенат и не помышлял о сохранении династии Флавиев путём розыска каких-либо боковых родственников убитого принцепса, новым императором стал пожилой Марк Кокцей Нерва. Это был человек шестидесяти четырёх лет, некогда близкий к Нерону, опальный при Домициане и весьма угодный сенату римского народа. Последнее Нерва закрепил тем, что немедленно принёс клятву не казнить по своей воле ни одного сенатора.
Но поддержка сената ещё не гарантировала новоявленному принцепсу благополучного правления. После гражданской войны 68–70 годов всем было очевидно: император лишь тогда владыка Рима, когда у него есть полная поддержка войска. Потому Нерва стал искать достойного соратника среди военачальников, которого он мог бы объявить своим преемником. Поиск этот продолжался около года. И вот в сентябре 97 года Нерва, взойдя на Капитолий и совершив положенное в таких случаях воскурение в честь богов, торжественно объявил: «На доброе счастье сената, народа римского и меня самого усыновляю я Марка Ульпия Траяна»[88]. Эти слова коренным образом меняли статус самого Траяна и не могли не отразиться на будущем нашего героя, Публия Элия Адриана.
Столь выдающееся возвышение Траяна, несомненно, сулившее ему в недалёком будущем высшую власть, поскольку Нерва был и стар, и слаб здоровьем, немедленно внесло перемены и в жизнь нашего героя. Адриан был послан для поздравления Траяна от имени войск, стоящих в Нижней Мёзии. Выбор командования нижнедунайских легионов никак не мог быть случайным. Родственные связи Траяна секретом не были и отныне обретали особое значение: ближайший (пусть и не близкий) родственник соправителя империи и, в чём едва ли кто сомневался, будущего императора — человек с большим будущим.
Перемены для Адриана наступили немедленно. Из Нижней Мёзии он был переведён для продолжения военной службы в Верхнюю Германию, где наместником и командующим четырьмя легионами был Траян. Более того, дабы сделать приятное Траяну и порадовать его молодого родственника, Нерва произвёл Публия Элия Адриана из простого трибуна-ангустиклавия в старшего трибуна легиона — латиклавия, каковым в своё время был и замечательно себя в этом ранге проявил Марк Ульпий Траян, ныне второе лицо в Римской империи.
Как это свойственно во все времена всем молодым людям, внезапно получившим большое повышение по службе, да ещё и сулящее, возможно, совсем уж выдающееся будущее, Адриан бурно и продолжительно праздновал внезапно свалившийся на него жизненный успех. И здесь ему пришлось очень быстро столкнуться и с неприятными последствиями происшедшего. Муж его сестры Паулины Сервиан, также пребывавший на военной службе в Верхней Германии, совсем не обрадовался переменам в жизни Адриана. Дружбы между родственниками не было. Сервиан был старше Адриана где-то лет на тридцать. Пожилого зятя, похоже, стала крепко раздражать прыткая молодость шурина, и он стал добросовестно собирать сведения о кутежах Адриана, его неразумных тратах, растущих долгах и прочих «порочащих его связях». Сведения эти он настойчиво передавал Траяну и сумел возбудить в нём недовольство двоюродным племянником. Среди недоброжелателей Адриана в окружении Траяна оказались также «воспитатели мальчиков, которых Траян очень любил»[89]. Неприязнь этих нежданных недругов могла объясняться ярко выраженным женолюбием Адриана, на каковое представительницы прекрасной половины человечества охотно отвечали молодому человеку взаимностью. Не случайно один из биографов Адриана метко сравнил его в молодости с Арамисом, славным своей галантностью и успехами у женщин героем трилогии Александра Дюма о мушкетёрах[90].
Заметив перемены в отношении к себе со стороны Траяна, Адриан не мог ими не обеспокоиться. И, что было типично для римлянина той эпохи, да и для многих и многих представителей иных народов в иные времена, прибег к помощи гадания. Гадание по тексту книг, обычно знаменитых, именовавшееся «клеромантией» — гадание по жребию — было широко распространено среди римлян, не исключая людей самого высокого образования, к каковым, как мы помним, заслуженно должно отнести нашего героя. Такое гадание пришло в Рим из Греции, где для него использовались тексты Гомера, Гесиода и иных знаменитых поэтов. У римлян в описываемое нами время чаще всего гадали по книгам Вергилия. Любопытно, что спустя полтора тысячелетия, в эпоху Ренесанса, гадание по Вергилию станет страстью и у великих гуманистов Возрождения.
Адриан гадал по Энеиде Вергилия и получил следующее предсказание:
Кто это там, вдалеке, ветвями оливы увенчан,
Держит святыню в руках? Седины его узнаю я!
Римлян царь, укрепит он законами первыми город;
Бедной рождённый землёй, из ничтожных он явится Курий,
Чтобы принять великую власть… Её передаст он…[91]
Если предсказание это было получено Адрианом ещё при жизни Нервы, то оно, очевидно, могло быть отнесено к Траяну. Седовласый царь римлян Нума Помпилий, преемник Ромула, по внешним признакам Нерве соответствовал. Если предсказание было получено Публием после смерти Нервы, то он мог толковать его в свою пользу: когда-нибудь уже седовласый Траян увидит в Адриане своего преемника.
Нерва, как мы знаем, правил совсем недолго, но оставил по себе у римлян самую добрую память. Ведь он «освободил всех, кто обвинялся в оскорблении величества, и возвратил изгнанников: более того, он предал смерти всех рабов и вольноотпущенников, которые строили козни против своих господ, а лицам рабского состояния воспретил подавать какие-либо жалобы на своих хозяев, а всем прочим — выдвигать обвинения как в оскорблении величества, так и в приверженности иудейским обычаям»[92]. О его личной скромности и неустанной заботе о благе римского народа свидетельствовало также следующее обстоятельство: «Он запретил воздвигать золотые и серебряные статуи в свою честь. Тем, кто был неправомерно лишён собственности при Домициане, он вернул всё, что ещё удалось отыскать в императорской казне. В распоряжение беднейших римских граждан он предоставил земельные участки стоимостью в пятнадцать миллионов денариев, поручив нескольким сенаторам их покупку и распределение. Столкнувшись с нехваткой денежных средств, он продал много плащей и другой одежды, серебряных и золотых сосудов и прочей утвари как из собственного имущества, так и из императорского дворца, а также многие имения и дома — едва ли не всё, за исключением необходимого. О ценах на всё это он, однако, ничуть не заботился и тем самым многих облагодетельствовал. Нерва упразднил многие жертвоприношения,