Читать интересную книгу Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи - Ричард Хэк

По расположен в живописной горной долине, окруженной Пиренейскими горами. Курортный город, как и Торки. Но Торки морской курорт, а По – горный. Самым величественным и знаменитым зданием там был замок Chateau de Раи, где родился французский король Генрих Четвертый. Город очень популярный среди любителей горных лыж и живописных ландшафтов. Однако Агате Пиренеи совершенно не понравились. “Это было одно из самых больших разочарований в моей жизни, – напишет она спустя много лет. – Где же громады, взмывающие до самого неба?” Вместо громад она “увидела на горизонте нечто похожее на острые зубы, поднимающиеся на один-два дюйма над равниной”.

Жизнь во Франции оказалась гораздо дешевле, чем в Торки, хоть его и называли Британской Ривьерой. Мистер Фредерик Миллер даже позволял себе отвлечься от неурядиц на пирушках с друзьями, а Клара решила приобщить Агату к французскому языку, раз уж они жили во Франции. Для приобщения наняли мадемуазель Моуру, крепко скроенную и крепко надушенную уроженку Гелоса, ближней деревушки. Занятия проходили в гостиничном вестибюле трижды в неделю. Мадемуазель, в отличие от ее подопечной, нисколько не смущало, что мимо снуют туда-сюда постояльцы, она упорно добивалась верного произношения. Агата страдала. И однажды после гриппа притворилась совсем ослабевшей, лишь бы больше не встречаться с мадемуазель Моурой.

Несмотря на этот печальный опыт, миссис Миллер не отступалась от своего намерения: ее дочурка должна овладеть “языком любви”. Так сама Клара предпочитала величать французский. Познакомившись у портнихи с ее помощницей Мари Сиже, Клара поняла: вот человек, который ей нужен. И предложила девушке “тройственную” должность: учительницы, няни и портнихи. Двадцатидвухлетняя Мари волосы собирала в тугой пучок, от нее пахло розовой водой, и она совершенно не говорила по-английски, оставалось лишь догадываться, что она имеет в виду.

Между тем Агата, преодолев природную застенчивость, подружилась с сестрами Селвин, Мэри и Дороти (ее все называли Дар), их покойный отец был епископом. Видимо, именно этот флер набожности, который всегда окутывает семьи церковных служителей, придавал храбрости этим отчаянным барышням, семилетней Дар и пятилетней Мэри, бесконечными проказами они скрашивали монотонность гостиничной жизни: сыпали сахар в солонки, наряжали статуи в хитоны из туалетной бумаги – примерно все в таком роде, вполне невинные шалости.

Но однажды сестры и во всем их поддерживавшая Агата вылезли из чердачного окошка на карниз под четвертым этажом и прошлись, балансируя руками, до чьего-то открытого окна. После чего Клара отправила Агату в спальню, велев ей “хорошенько обдумать эту чудовищную, опасную выходку”. А миссис Селвин поднялась к себе добровольно, чтобы отлежаться после пережитого кошмара и объяснения с гостиничной администрацией (оказывается, это горничная заперла девочек на чердаке, устав от их фокусов).

Агата не понимала, что она такого сделала, им было просто весело и совсем не страшно. Она радовалась обретенной дружбе. Наконец-то она могла играть с настоящими, а не вымышленными подругами.

Оглядываясь назад, миссис Кристи с добрым чувством вспоминала ту зиму 1896 года, считала ее почти неправдоподобной идиллией. ‘Absolument incroyable de chaque maniere”, – с удовольствием говорила она. Конечно, возникали какие-то сложности, но, как правило, они были вызваны трудностями роста, а не провинностями. Агата как-то резко вытянулась, еще больше похудела, стала гораздо выше своих подружек, хотя все трое были почти ровесницами. Ей вечно были тесны вверху ботинки, поскольку она унаследовала от Миллеров толстые лодыжки, проклятые кнопки часто расстегивались, это было ужасно неудобно.

В июне прохладный и легкий горный воздух стал по-летнему влажным и тяжким, накрахмаленные кринолины обвисали под собственной тяжестью, небо быстро очистилось от облаков, как будто Господу Богу помогала какая-то ретивая домохозяйка. Фредерик теперь все чаще сидел вечерами на гостиничной веранде, отрешенно глядя вдаль, будто старался разобрать какие-то письмена. В последние две-три недели он неважно себя чувствовал, из-за перемены погоды, казалось ему.

По совету доктора он вместе с семейством отправился на море, в живописное местечко Аржель-сюр-Мер на берегу Лионского залива. Этот городок в народе называли “гуляй-до-упаду”. Он был наполнен веселыми зычными криками уличных торговцев, нахваливавших свой товар: сыры, рыбу, орехи, овощи. Еще они предлагали всякие поделки из дерева, вышивки, глиняную посуду.

Агата решила, что Аржель похож на Торки, только виллы тут поменьше и нет минеральных источников и чудодейственных эликсиров, которые на Британской Ривьере назначают всем. Вот Лурд, куда Миллеры прибыли через неделю, тот совсем другой.

Миллеры посетили церковь Лурдской Богоматери, рядом с которой была огромная очередь, состоявшая из верующих, страждущих и просто любопытствующих. Все заходили в базилику Непорочного Зачатия, чтобы помолиться, а потом в грот со святым родником, попить чудодейственной воды. Агата потом признавалась, что вода показалась ей “совсем обычной”, она восприняла это паломничество как обыкновенную экскурсию.

Когда-то (точнее, в 1858 году) четырнадцатилетней дочке бедного мельника, Бернадетте Субиру, явилась в этом гроте Дева Мария и потом являлась ей еще раз восемнадцать. С тех пор сюда приезжают толпы почитателей Девы Марии, в том числе и те, кто надеется, что она дарует исцеление. Фредерик Миллер тоже надеялся.

Фредерик скрывал от близких, что его мучают боли в груди. А когда начались все эти путешествия, приступы участились. Ему было уже пятьдесят лет, он был тучен, у него были серьезные житейские проблемы. Так уж вышло, что в свои солидные годы он стал чувствовать себя неудачником, и это человек, привыкший к надежному благополучию. Врачи велели ему больше отдыхать, меньше ходить – к сожалению, долгие пешие прогулки при грудной жабе опасны. Чудодейственная вода утолила жажду, но не помогла. Фредерик был разочарован и растерян, ему было страшно – и за себя, и за будущее семьи.

Далее отправились в городок Котере, в тридцати минутах езды от Лурда, этот город знаменит своими термальными водоемами. Там они – вот так сюрприз! – наткнулись на Селвинов. Шестилетняя Агата ликовала, после разлуки ей было еще слаще участвовать в проделках неугомонных сестриц.

У подножия горы Кабалирос (7600 футов) было много холмов с неисчислимыми тропами. Усевшись прямо на землю, девочки скатывались “с горки” вниз, к ужасу Мари, которой поручили присматривать за этой удалой троицей. Скатившись, шли вспять, догоняя взрослых, хохоча над их неловкостью и боязливостью, передразнивая, изображая притворный ужас, если кто-то замечал, что они вытворяют.

Но как только подружки оказывались в самом городке, шумные забавы прекращались. Котере со всех сторон был окружен дикими, нетронутыми горами, казалось, они охраняли его, словно сокровище. Время в городке тянулось медленно, “куда и зачем спешить?” – безмолвно вопрошал он. Фредерику тут было привольно и уютно, он ездил по окрестным холмам на лошади, наслаждаясь красотами природы, ее первозданным покоем.

В августе Миллеры приехали в Париж. Эйфелева башня, которой было в ту пору девять лет, оставила Агату равнодушной. Зато ее совершенно ошеломили автомобили. “Они неслись с бешеной скоростью, тарахтели, гудели, издавали ужасный запах, а за рулем сидели полные водительского азарта мужчины, в кепи и защитных очках”.

Далее, продвигаясь на север, они на несколько месяцев осели в Бретани, в Динард-Сен-Энога. Поселились в гранд-отеле, из окон которого видно устье реки Ране, как она впадает в Английский пролив (он же Ла-Манш). Там был изумительный, райский пляж, навевавший мысли о Господе. По крайней мере, именно такие мысли посещали Фредерика. Дело в том, что местный врач обнаружил у него почечную недостаточность, и мистер Миллер понимал, что неотвратимо приближается к смерти. Но вопреки неутешительному диагнозу, самочувствие его довольно скоро заметно улучшилось, такова была прихоть судьбы или борющегося организма.

Он даже с удовольствием смотрел спектакли, которые устраивала по вечерам Агата в эркере их с Кларой спальни, похожем на альков, отгороженный шторами. Дочь вдруг увлеклась театром. Маленькая актриса разыгрывала всякие сказки при содействии Мари (поэтому представление шло на французском). Самой грандиозной стала инсценировка “Золушки”, где Агата исполняла роль принца и обеих зловредных сестер.

На свои семь лет Агата получила несколько подарков: абонемент на уроки плавания и трех экзотических птичек, которым пришлось расстаться с Динардом, поскольку их новые хозяева поехали на остров Гернси (это была последняя “стоянка” на пути домой). Жили в столице острова, Сент-Питер-Порт, в эти зимние месяцы уже с волнением думали о возвращении, запасались дешевыми подарками для слуг и более основательными – для Тетушки-Бабушки и Бабушки Б. Обеим будут куплены дивные духи во флаконах из стекла “баккара”.