— Подонок; представляешь, он не мог вынести такую ответственность. Здоровенный лоб, даже записки не оставил. — Уилл фыркнул от отвращения. — А может, и писать не умеет. Идиот и трус!
Днем раньше он то же самое говорил о Роберте, и слова эти прозвучали как эхо. Кэрри побледнела, рука ее опустилась, и чашка застучала о блюдце. Уилл резко повернул голову, и его проницательные глаза тут же заметили, в каком она состоянии. Он подался вперед и схватил ее руку.
— Прости, Кэрри! Вот проклятие! Я сам бесчувственный идиот.
Она глубоко вздохнула, но горло не пропустило воздуха. Невыплаканные слезы будто накапливались где-то внутри и грозили вот-вот прорваться.
— Ничего… ничего, продолжай, о чем говорил.
— Я говорил, что Следж не сдержал слова и удрал.
— Возможно, у него была уважительная причина, — неуверенно начала она, но запнулась под его мрачным взглядом.
— Не существует причины, оправдывающей такой поступок! Бросить больную, беременную женщину без семьи, почти без средств, без медицинской страховки и с крохотными возможностями заработать на жизнь.
— Да, не существует. — Кэрри машинально наклоняла свою чашку, пока кофейная гуща не достигала края, и снова выпрямляла. — Конечно, нет.
Она так ясно понимала, о чем он думает, будто он выразил свою мысль словами: возлюбленный Лени ничем не отличается от Роберта. Но ей есть что возразить: она и Лени — большая разница. Она, благодарение Богу, здорова и может сама содержать себя. Но собственную обиду надо отставить на второй план, подумать об Уилле: он-то никогда не откажется от ответственности; наоборот взвалил на себя ответственность другого мужчины. Внезапная вспышка понимания озарила ее: вот почему он так возмущался Робертом и кипел из-за того, что сама она отказывается осудить его.
— Ты женился на Лени, чтобы помочь, чтоб было кому о ней позаботиться? — проговорила она. На самом деле ей хотелось знать, любил ли он эту женщину, — уж во всяком случае, она нравилась ему, раз решил жениться.
— Да, она нуждалась в чьей-то поддержке, а я оказался ближайшим к ней из тех, кто мог бы стать ее другом. Болезнь, беременность, а тут еще беда — пожар в квартире. Ее не было дома, и она потеряла почти все. Шок, больница. Пока она была там, я купил для нее и для детей этот дом и кое-какую мебель. Потом больничный капеллан нас обвенчал. Ариана и Джейкоб родились на месяц раньше — кило шестьсот каждый. — Голос Уилла звучал ровно, будто все сделанное им само собой разумеется.
Вот это вызвало у Кэрри восхищение, даже нечто вроде преклонения. Он взвалил на себя гору всевозможных забот. Но — ясно видно — ничуть не сомневается, что поступил правильно, что иначе нельзя.
Типично для мужчин Кэлхаунов, всегда уверенных в себе, а часто и в своих возможностях выручать других. Раньше ей как-то не приходило в голову, что иметь такую уверенность для представителей сильного пола совсем неплохо.
Она вдруг внутренне замерла, осознав: а ведь за эти сутки ее восприятие Уилла разительно изменилось. Лавина новых мыслей, неиспытанных чувств обрушилась на нее. Среди них — почтительное изумление, уважение; неприятно ощущать собственную слепоту. Почти пять лет знает она этого мужчину, а по правде говоря — не знает его вовсе. Прошла целая минута, прежде чем ей удалось справиться с этими новыми для нее переживаниями.
— И, в конце концов, Уилл, Лени умерла… от диабета?
— Когда близнецы родились, она впала в диабетическую кому. Мы надеялись, что она выберется. Но организм ее вынес слишком много — не справился.
Слезы, со вчерашнего дня грозившие вылиться, наконец вырвались на волю. Кэрри наклонилась и коснулась его руки.
— Ох, Уилл, я так тебе сочувствую… Она… удалось ей увидеть детей до того…
— Нет, она так и не пришла в сознание. Это самое тяжелое, — мрачно пробормотал он. — Лени так отчаянно боролась, чтобы выносить их… родить… чтобы иметь их. Понимаешь, сама она осиротела в десять лет — родители погибли в кораблекрушении. Росла у приемных родителей. Воспитывали ее, но у нее не было никого, кто бы ее любил и кого она могла бы любить. Потому она так отчаянно и хотела иметь детей. — У него скривились губы — не выдержал. — Ты бы видела, как она разволновалась, когда узнала, что у нее двойня.
Кэрри запустила пальцы в керамическую вазу, вытащила бумажную салфетку и, не стесняясь, высморкалась.
— О, бедная девушка… несчастная, несчастная девушка, — бормотала она дрожащим от слез голосом. — Ох, Уилл, никогда я не слышала истории печальнее. И всего-то три недели прошло. Как ты все это выдержал? — Она подняла глаза цвета жженого сахара, блестевшие от омывших их слез.
— Ариана и Джейкоб нуждались во мне. Пришлось сосредоточиться на них.
— О, это я понимаю, конечно.
Уилл сидел, уставившись в чашку, серые глаза его потемнели от мрачных воспоминаний. Ей о многом еще хотелось спросить, но она не решалась. С нее тоже, пожалуй, хватит пока. Узнать, что у него дети, и так большое потрясение. Но она не догадывалась, как велика его привязанность к ним, хотя могла бы догадаться. Уилл продолжал долгую череду мужчин, всегда бравших ответственность на себя. Отец их умер, когда Сэму было пятнадцать, Брету — десять, а Уиллу — шесть. Они сплотились, чтобы заботиться о матери и двух младших сестрах, Бет и Лизе.
Уилл очень удобно сидит, чтоб его разглядывать. Кэрри скрестила руки на груди и подалась вперед. Как случилось, что она не рассмотрела его раньше? Несколько лет подряд они много времени проводили вместе. Неужели так была занята собой, что не удосужилась хоть немного понять его? Это совсем не говорит в ее пользу.
— После пожара, когда Лени попала в больницу, врачи предупреждали, что она вряд ли переживет роды, — продолжал Уилл. — Социальный работник больницы сообщил мне, что занимается устройством малышей, еще не появившихся на свет. У Лени нет близких родственников, и, если она не выйдет из больницы, близнецов определят приемным родителям. Семей таких много — длинный список; все ждут детей, чтобы усыновить, удочерить, но нет уверенности, что этих младенцев возьмут. Ведь у матери диабет и она не была во время беременности под наблюдением врачей.
Кэрри сжала губы, пытаясь удержать вновь набежавшие слезы. Положение Лени несходно с ее собственной ситуацией, и сравнивать нечего.
— И тебе… тебе пришлось сказать ей об этом, ну, насчет детей?
Она спросила, хотя знала ответ; конечно, самое тяжелое он взял на себя: такое дело никому не доверишь — ни врачу, ни приятелю.
— Да, и я тотчас предложил, чтобы мы поженились. Тогда у детей будут и мать и отец.